Литмир - Электронная Библиотека
A
A

И вот констатируешь, что мысль ведет себя, как довольно-таки своеобразная материя: быть может, явно не опасная, но за которой надо следить. Она похожа на жидкости, которые не портят сосуда при условии, если они только проходят через него. Пусть мысли проявляют себя бурно, это не так уж важно, лишь бы они поскорее убирались. Но в одиночестве, хотя бы и умеренном, освободиться от них нелегко. Мысли не решаются покинуть вас. Мне даже кажется, что чем медленнее они уходят, тем больше формируется новых, как будто пребывание мыслей на месте вызывает раздражение ума и усиливает его деятельность[8].

Короче говоря, к концу третьей недели, и даже раньше, нельзя было отрицать наличия какого-то охватившего меня неприятного чувства. Я старался обращать на него как можно меньше внимания. Чтобы отделаться от него, я называл его скукой. Я избегал приписывать его моему одиночеству. Предпочитал обвинять во всем маленький городок. «Где-нибудь в другом месте было бы прекрасно. Здесь же все вокруг имеет слишком унылый вид».

Словом, мой опыт пребывания в одиночестве длился достаточно долго. О других подобных опытах я специально не думал. Но, может быть, я уже был подготовлен к ним.

IV

На третьей неделе моего пребывания в Ф*** я случайно вспомнил, что в окрестностях у меня есть дальние родственники, возраста моих родителей. Они жили совсем рядом, в городке, расположенном на магистрали, у железнодорожного узла. Через этот город обыкновенно проезжали в Ф***, и я сам прибыл этим же путем. Во время пересадки я обратил внимание на размеры вокзала, на величину вспомогательных строений, совершенно не думая, что именно здесь мой родственник Барбленэ занимал должность начальника мастерских и проживал со своею семьею.

Я никогда не видел этих Барбленэ. Но слышал о них. Представлял я их себе, как провинциальных буржуа, до крайности скучных, причем эти недостатки не компенсировались у них ни старинным домом, ни хорошей мебелью, ни примыкающим к церкви садом; другими словами, в моих глазах это были буржуа, занимавшие предоставленную им администрацией дороги квартиру и прокопченные дымом локомотивов.

Но едва лишь я вспомнил о них, как у меня явилось желание прокатиться к ним. Я не знал еще, постучусь ли я к ним в дверь. Но я потолкаюсь на вокзале. При случае разузнаю о них. Это будет, во всяком случае, любопытно.

Меня особенно привлекала мысль об этом громадном вокзале, на который я успел только мельком взглянуть, и я чувствовал, что готов разгуливать на его территории без всякой цели. Ф*** начинал вызывать во мне сожаление о более грандиозных зрелищах.

И действительно, поиски родственника Барбленэ послужили мне хорошим предлогом побродить во всевозможных служебных строениях, куда обычно публика не допускалась. Барбленэ я нашел в мастерской, перед поврежденным локомотивом, за разборкой которого он наблюдал. Он повел меня к себе в дом. Приближался вечер. Я довольно быстро проглотил рюмку мадеры и тут же познакомился с г-жей Барбленэ и с одной из ее дочерей. Затем принял приглашение пообедать у них через два дня.

По возвращении я не переставая думал о том, что увидел. Люди оставили во мне только самое общее впечатление. Но их дом поразил меня. Расположенный далеко от пассажирских помещений, среди обширной дельты железнодорожных путей, через которые надо перейти, чтобы до него добраться, он был столь же волнующим, как хижина рыбака на заброшенном островке. Захлестываемый и днем и ночью бежавшими мимо поездами, как атлантическими волнами, он не мог не вызвать в моряке, кроме удивления, еще и дружественного чувства.

Что касается внутреннего помещения, то оно очень скоро навевало на посетителя глубокую и щемящую грусть, очень родственную той, что сопровождает большие пороки. Кто испытал ее хоть раз, не сомневается, что ему захочется испытать ее снова.

Через два дня, за обедом, я лучше рассмотрел людей и притом всех четверых. Но особенно я оценил кухню Барбленэ. Подобно величайшим поэтам, она не содержала ничего необыкновенного. Она избегала даже видимости изысканности. С невозмутимым спокойствием показывала она, какие огромные возможности таятся в самых обыкновенных кушаньях.

Когда я установил этот факт, мне уже немного оставалось, чтобы заинтересоваться самими людьми. В частности, у г-жи Барбленэ были сложные и церемонные отношения с дочерьми, которые действовали на зрителя, как танец морских коньков в аквариуме.

Таким образом, каждый раз, когда я бывал там, я находил какое-нибудь основание опять туда вернуться (или это была вещь, которую я хотел еще раз увидать, или вещь, которую я плохо рассмотрел). Мое пребывание в Ф*** затягивалось сверх всяких предположений. Ничто не влекло меня в другое место. В общем, я прекрасно отдыхал. Мое открытие Барбленэ, полное целого ряда сюрпризов, явилось как раз вовремя, чтобы освежить мое одиночество, начинавшее уже прокисать. Несколько километров, которые нас разделяли, не являлись для меня препятствием, когда мне хотелось повидать Барбленэ. Но они мешали им приехать в Ф***. Таким образом, я не рисковал ни встретить их случайно на улице, ни увидеть у себя в отеле. Это маленькое расстояние функционировало, как полупроницаемая перепонка.

К несчастью, в доме были две молодые девушки, и я сделал ошибку, не сообразив, что мои частые посещения уже сами по себе должны породить недоразумение. Барбленэ ни на секунду не могли допустить, что они вызваны магической привлекательностью их дома. Если они и поддавались его очарованию, то не решались поверить в это. Что же касается их кухни, то они знали о ее высоких качествах, но привыкли к ней. Они плохо измеряли ее обаяние в глазах постояльца курортного отеля.

В довершение всего, я был не особенно осторожен. Я сказал, что люблю общество женщин. Обе барышни были не глупы, даже не банальны. Условия их жизни, богатое различными оттенками давление, которое оказывала на них мать, скорее заставили их уйти в себя, чем деформировали их. Вся их молодость была насыщена скукой, но процесс пошел так глубоко, что не лишен был известной пряности. Кроме того, мое положение родственника сразу же освободило меня от целого ряда церемоний. Я стал разговаривать с ними прямым тоном. Этого одного было достаточно, чтобы смутить их. Они, вероятно, воображали, что условности в разговорах между молодыми людьми и девушками создают особую защитную зону, перейти которую можно лишь под влиянием сильного порыва.

В результате всего этого, почти без моего ведома, создалось весьма сложное положение. Каждая из барышень по очереди вообразила, что я ее люблю, или настроила себя на то, чтобы верить этому. Мать, у которой странным образом сочетались незаурядная проницательность и величественное нежелание видеть то, что было ей неприятно, пожалуй, не была ослеплена до такой степени. Но она, должно быть, думала, что с помощью известной ловкости можно довести дело до свадьбы. Если даже проявленная мною симпатия и не была любовью, то ею все же легко будет управлять. Как родственник и хороший товарищ обеих девушек, я позволю без особого сопротивления превратить себя в мужа старшей, которую хотели первой выдать замуж. Что же касается отца, то с его мнением считались очень мало. Он был так же неспособен образумить жену и дочерей, как и противоречить им. Вдобавок, он очень полюбил меня. Если бы с ним стали советоваться насчет этого смехотворного проекта, он от радости захлопал бы в ладоши.

Я немного поздно отдал себе отчет в создавшемся положении. Меры, принятые мной для исправления его, были, пожалуй, не всегда достаточно искусны. Но я твердо решил выпутаться. Я готовил отступление, которое не слишком походило бы на хамство, как вдруг я встретил Люсьену.

* * *

Люсьена уже некоторое время давала обеим сестрам уроки игры на фортепьяно. О ней мне отзывались с большой похвалой. Сначала я слушал эти похвалы довольно рассеянно. Мнение семьи Барбленэ об ее якобы большом музыкальном таланте не внушало мне особого доверия. Барбленэ хвалили также ее уменье держать себя. Впрочем, такие вещи в их устах скорее могли внушить беспокойство. Но я стал внимательно прислушиваться, когда мне сообщили кое-какие подробности из ее жизни. Люсьена происходила из зажиточной семьи, но, чтобы ничем не быть обязанной матери, которой была недовольна из-за второго замужества, решила сама зарабатывать деньги, применив педагогически свой талант пианистки. Она приехала попытать счастья в этот провинциальный городок, не имея никаких знакомств, кроме подруги, занимавшей место учительницы в женском лицее. Обо всех этих подробностях узнали не от нее, так как ее не легко было вызвать на откровенность, а от этой самой подруги.

вернуться

8

Люди, по-видимому, хорошо это чувствуют. Наблюдая за поведением любого нормального человека, мы не можем сказать, что он боится собственных мыслей, но он не доверяет им. Обыкновенно он делает все, чтобы помешать им скопляться на месте. Такую предосторожность принимают, может быть, также и животные. Я наблюдал собак, которые вертелись на месте, вздыхали и ложились с решительным намерением заснуть. Взгляд их выражал при этом, что им надоело нечто совершавшееся внутри них.

10
{"b":"211253","o":1}