«…Я клянусь за сожженные города и деревни, за кровь и смерть наших жен и детей, отцов и матерей, за насилие и издевательства над моим народом жестоко отомстить врагу и, не останавливаясь ни перед чем, всегда и везде смело, решительно, дерзко и беспощадно уничтожать немецких оккупантов.

Я клянусь всеми путями и средствами активно помогать Красной Армии повсеместно уничтожать фашистских палачей и тем самым содействовать скорейшему и окончательному разгрому кровавого фашизма.

Я клянусь, что скорее погибну в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и белорусский народ в рабство кровавому фашизму.

Слова моей священной клятвы, сказанные перед моими товарищами партизанами, я скрепляю собственноручной подписью и от этой клятвы не отступлю никогда.

Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу свою присягу и изменю интересам народа, пускай умру я позорной смертью от рук своих товарищей».

Пример стойкости, мужества показывали коммунисты. Это командир В. З. Корж, бывший до войны заведующим отделом обкома партии, участник боев в Испании; секретарь подпольного райкома партии Ф. С. Куньков; наш комсомольский вожак Э. Б. Нордман и многие другие.

Смелую операцию по ликвидации трех полицейских гарнизонов совершили Василий Захарович Корж и Эдуард Нордман. Нордман, одетый в мундир офицера-эсэсовца, «превратился» в господина обер-лейтенанта — представителя военной комендатуры, а Корж — в полицейского, переводчика. Они приезжали в села, собирали полицаев на инструктаж, ловко их разоружали, ну а остальное было, как говорится, делом партизан.

Несколько раз доводилось мне встречаться с секретарем Пинского подпольного обкома партии Алексеем Ефимовичем Клещевым, доставляя ему важные сведения. Впоследствии генерал-майор Клещев стал Героем Советского Союза. Человек большого мужества и отваги, он был удивительно обаятельный и душевный. Нас, связных, не отпускал без чая, подолгу беседовал о жизни и быте партизан, интересовался нашими родными и близкими. Тогда говорили, что секретарь обкома знает по имени и отчеству всех партизан. Не знаю, насколько это верно. Ведь уже в 1943 году соединение насчитывало 20 тысяч человек. Но вот передо мной пинская газета, присланная юными следопытами. Ее корреспондент Н. Федотов пишет:

«У Алексея Ефимовича была хорошая память. Он помнил мельчайшие детали всех значительных событий, а людей, с которыми встречался, запоминал на всю жизнь. Многих партизан он знал по имени и отчеству. В этом я убедился при встречах с ним в послевоенные годы. В одну из таких встреч, когда Клещев работал Председателем Совета Министров Белорусской ССР, речь зашла о знакомых партизанах, в частности, о командире взвода Сергее Злодееве. «Как же, помню, — сказал тогда А. Е. Клещев, — летом 1943 года Злодеев со своим взводом вышиб из деревни Критышин Ивановского района целый батальон гитлеровцев. Батальон СС ворвался в деревню внезапно, чтобы вывезти население в Германию, а деревню сжечь. Злодеев ловко обманул эсэсовцев. Он повел свой взвод на деревню с трех сторон. Партизаны открыли ураганный огонь из всех видов оружия. Гитлеровцам показалось, что их окружают большие силы, и они позорно бежали, не успев выполнить свой коварный план».

Это один случай, один эпизод. А их в нашей нелегкой партизанской жизни было предостаточно.

Как-то фашистам удалось окружить наш отряд, прижать к непроходимому болоту. Много часов подряд длился бой. Иссякали силы партизан, кончались патроны, а каратели, видимо, ждали подкрепление. Положение казалось безвыходным. Но вот секретарь подпольного райкома партии Федор Семенович Куньков дал приказ моему взводу — пройти через болото в тыл к немцам и атаковать их.

— Задание тебе, Сергей, незавидное, — сказал он на прощание. — Через эти проклятые топи и птица-то, наверное, не каждая пролетит. Но иного выхода нет. Погибнешь — погубишь всех нас.

Осторожно, вслед друг другу ступали партизаны по зыбкой трясине. То один, то другой по шею проваливались в вязкую, дурно пахнущую жижу, на волосок от страшной гибели была жизнь каждого. Но люди шаг за шагом продолжали идти вперед и вперед.

Какой большой была паника врага, когда неожиданно двадцать два партизана, словно призраки, вышли из болота и открыли огонь. Оказавшись под двусторонним обстрелом, каратели кинулись в паническое бегство.

Немецко-фашистские захватчики пытались широко использовать для своих военных перевозок судоходные реки Белоруссии, Днепровско-Бугский и Огинский каналы. Через Днепровско-Бугскую водную систему они начали увозить в рабство советских людей, транспортировать хлеб, награбленное добро из временно оккупированных районов Украины и Белоруссии.

В феврале 1943 года командование Пинского соединения отдало приказ партизанскому отряду имени Лазо, в котором я исполнял тогда обязанности командира, а также отрядам имени Кутузова и Суворова прорваться к каналу и взорвать Овзичский, Ляховичский и Радогощский шлюзы. Задание было не из легких. Немало ребят сложили в тех боях головы, но приказ выполнили. К лету 1943 года были выведены из строя еще два шлюза — Дубовой и Переруб. Днепровско-Бугский канал, уровень воды в котором понизился до 30—60 сантиметров, на протяжении 120 километров на участке Пинск — Кобрин оказался непригодным к эксплуатации. И главная заслуга в этом была нашей партизанской бригады под командованием М. И. Герасимова и Ф. С. Кунькова.

Гитлеровцы потеряли важнейший водный путь. 129 судов, переброшенных оккупантами с Днепра, сели в Пинском порту на мель и были захвачены нашей военной флотилией.

В начале августа 1943 года партизанские отряды повсеместно получили указание ЦК КП(б) Белоруссии и Центрального штаба партизанского движения о выводе из строя железнодорожных линий. Началась известная в истории партизанского движения «рельсовая война». Мы называли ее между собой операцией «концерт». Два месяца продолжалась эта «музыка». Только партизаны Пинщины взорвали 142 километра железнодорожного пути.

Официальные немецкие документы, захваченные в тот период партизанами, свидетельствовали:

«Партизанами проведена операция небывалых размеров по срыву наших перевозок путем планомерного и внезапного нарушения железнодорожного сообщения», — доносил командир немецкого корпуса охранных войск в штаб группы армии «Центр».

Начальник 559-й тыловой комендатуры в приказе от 8 сентября 1943 года писал:

«В последние ночи число взрывов на железных дорогах выросло до такой степени, что при создавшемся положении их повторение может серьезно угрожать операциям на фронте, особенно снабжению войск».

И фашисты пытались изыскивать средства «прекращения взрывов». Неслись грозные приказы и распоряжения. На отдельных участках немцы прекратили движение в ночное время. Поезда шли только днем, после проверки железнодорожного полотна с помощью миноискателей и собак. Партизаны начали проводить диверсии днем, за две-три минуты до прихода поезда минировали путь.

Наш отряд имени Лазо действовал а те дни в районе Яново — Снитово. Под моим личным руководством было спущено под откос два воинских эшелона с живой силой и техникой, в районе Кротово подорван и сожжен поезд, вывозивший хлеб, лес и другие ценности, многие операции отряда были связаны со снятием патрулей, с выводом из строя железнодорожного полотна.

В составе партизанских отрядов были представители многих национальностей нашей Родины. Были и немцы, и венгры, и югославы, и поляки. Последних было особенно много — солдаты бывшей польской армии, рабочие-антифашисты Варшавы, Лодзи, Кракова, Люблина, граждане, бежавшие из фашистских лагерей смерти.

Недалеко от нашего расположения оказался окруженным польский отряд. Пошли на выручку. И какими же потом крепкими и братскими были наши объятия! Сражаясь бок о бок, нередко вместе гибли и поляк, и белорус, и русский, вместе делили радость побед.

В январе 1944 года стало известно, что фашисты затевают новую серьезную операцию против партизан, стягивая крупные силы, перекрыв все дороги. Необходимо было взять «языка». Сделать это предстояло моему отряду. Первая разведка не вернулась. Вторая пришла ни с чем. С третьей группой отправился сам.