– Да.

– Что вы имели в виду?

Хью рассмеялся:

– Ничего, ровно ничего, суперинтендент. Если ваш осведомитель слышал и остальное, то вам известно: мы сошлись на том, что у всех перед грозой разыгрались нервы. – Он помолчал. – Вы способны это понять? Вы сами не страдали от жары? Не могли из-за нее поддаться искушению сказать или сделать нечто такое, чего говорить и делать не следует?

Хедли резко повернулся:

– Что вы имеете в виду, мистер Роуленд?

А кто его знает что. Только стрела вновь попала в самое яблочко.

– Ничего, ровным счетом ничего, суперинтендент. У меня нет никакой задней мысли.

– Вы стали играть в теннис, – продолжал Хедли. – Я хочу узнать об этом как можно подробнее. Вы и миссис Бэнкрофт играли против мисс Уайт и мистера Дорранса?

– Да.

– Мисс Уайт и мистеру Доррансу досталась южная сторона корта. Вам и миссис Бэнкрофт – северная; то есть та сторона, где впоследствии было обнаружено тело мистера Дорранса? Это так?

Хью вслед за ним перевел взгляд на корт.

– Да, так.

– Вы играли, пока…

– Пока не разразилась гроза, примерно до четверти седьмого.

– И, как мне сказали, во время игры вы вновь угрожали мистеру Доррансу?

– Не совсем так. Я пригрозил ударить его.

– Но вместе с тем вы употребили слова: «Мне бы очень хотелось убить вас»?

– Возможно. Не помню.

– Понятно, – сказал Хедли, не сводя с Хью тяжелого взгляда. – Во время игры произошло что-нибудь еще?

Приняв решение, Хью пошел ва-банк.

– Ничего такого, что мне бы запомнилось. Во всяком случае, ничего серьезного. – Он немного помолчал. – Если не считать того, что во время последнего гейма Бренда, подавая мяч, сломала ноготь на среднем пальце. Еще и поэтому она не горела желанием продолжать игру.

Молчание.

Молчание настолько полное, что Хью мог слышать, как трепещут крылышки мотылька, вьющегося вокруг фонаря в павильоне. Все собравшиеся смотрели на него во все глаза. И вновь ему потребовалось усилие, чтобы отвести взгляд от корзины для пикников.

– Похоже, вы почему-то мне не верите, – сказал Хью. – Я не знал, что это так важно. Но это правда. Ведь так, Бренда?

– Конечно правда, – ответила Бренда, изобразив легкий смешок. – Взгляните! – Она вытянула руку. – Если вы, мистер Хедли, когда-нибудь играли в теннис, то знаете, что удар приходится по среднему пальцу, когда держишь ракетку свободно. Когда ноготь обломился, было страшно больно, но потом я об этом забыла. Но почему вы спрашиваете?

Снова молчание.

Хедли зашел им за спину и направился по траве к другой стороне крыльца. Он поднял предмет, в котором оба узнали шарф Фрэнка Дорранса. Затем он вернулся и встал перед ними с шарфом в руках.

– Значит, – заявил он с довольным видом, – вы сломали ноготь, играя в теннис?

– Да, конечно.

– На корте?

– Да.

– Как раз об этом я собирался спросить вас. Думаю, мы нашли обломанный кончик ногтя. Сержант!

– Сэр?

– Будьте так любезны, дайте мне пакет. Да, думаю, это так. Вы не возражаете, мисс Уайт? Благодарю вас… Мисс Уайт, вы и мистер Дорранс играли с южной стороны сетки. Чем вы объясните тот факт, что мы нашли этот кусочек ногтя на северной стороне в нескольких футах от тела мистера Дорранса?

– Тем, – не задумываясь выпалил Хью, – что во время последнего гейма она играла на северной стороне – Она…

Хью умышленно посмотрел прямо в глаза суперинтенденту.

– Послушайте. Представьте положение игроков. Счет был пять – два в пользу Бренды и Фрэнка. Они стояли с этой стороны сетки; Бренда подавала мяч и выиграла очко в восьмом гейме. В последний раз Бренда подавала на Китти. Это значит, что она стояла на месте подачи с восточной стороны и бросала мяч к павильону, чуда, где мы сейчас стоим. Вы, вероятно, нашли этот ноготь где-то поблизости от цепочек следов, может быть, в десяти – двенадцати футах от проволочной двери.

После очередного затянувшегося молчания он добавил:

– Понимаю, именно там вы его и нашли, почему и усмотрели в находке некий зловещий смысл. Бросьте, суперинтендент. Я уже давно мог бы рассказать вам об этом.

Хью откинулся на спинку скамьи. Он слегка улыбнулся и небрежно положил руку на запястье Бренды. Бренда улыбнулась ему, но рука ее была холодна как лед. Стоявший на заднем плане доктор Гидеон Фелл – грузный и сонный – тоже слегка улыбнулся, бросил взгляд на Хедли и сделал жест рукой, словно ставил на место шахматную фигуру.

– Шах, – сказал доктор Фелл.

Хедли положил целлофановый пакетик в карман. Он был сама любезность.

– Послушайте, мистер Роуленд! Неужели вы действительно думаете, что я этому поверю?

– Естественно. Ведь это правда.

– Надеюсь, что да, – изрек Хедли, пристально глядя на Хью. – Мы должны проверить, знает ли об этом инциденте миссис Бэнкрофт. Сержант! Сходите к миссис Бэнкрофт и попросите ее присоединиться к нам. Можете пригласить и доктора Янга. – Он снова оживился. – Мне говорили, что, когда разразилась гроза, вы, все четверо, укрылись в этом павильоне…

Хью кивнул:

– Да. И нашли газету с заметкой о неудавшемся самоубийстве Мэдж Стерджес. Какой-то посторонний человек совсем недавно оставил ее там. Это обстоятельство вывело Фрэнка из себя, хоть он и не хотел в этом признаться.

Интересно, подумал он, насколько сильное впечатление может произвести имя Мэдж Стерджес. Он не имел ни малейшего представления о том, что за ним скрывается, но намеревался воспользоваться им еще и еще.

Хедли раскрыл записную книжку.

– Значит, у вас создалось впечатление, будто мистер Дорранс вышел из равновесия?

– Да. И не у меня одного. Китти Бэнкрофт съязвила по этому поводу и поинтересовалась, что с ним.

– И он объяснил?

– Нет. Боюсь, что нет.

– Но почему у вас создалось впечатление, будто он не в себе?

– Я могу вам ответить, – вмешалась Бренда. Она слегка повернула голову, и свет из двери павильона засверкал в ее глазах, осветил полуоткрытые губы, лицо, окрашенное легким румянцем. – Он вел себя в свойственной ему манере. Зная его, нельзя было ошибиться. Потом мы заговорили о вас. Вам следует знать это, мистер Хедли. Мы принялись рассуждать о способах совершения убийства.

Для Хедли такое заявление было новостью, как ни старался он скрыть свое удивление. Он резко вскинул голову:

– О способах?… Продолжайте! Миссис Бэнкрофт ничего не говорила об этом.

– Возможно, нет, – сказала Бренда, не сводя глаз с угла навеса над крыльцом. – Китти первая представляла свой способ: она сказала, что ее подозревали в убийстве мужа в Виннипеге и что, услышав о вашем приезде сюда, она ужасно испугалась, не обнаружила ли полиция новых улик.

Всеобщее изумление. Хедли посмотрел на доктора Фелла.

– Мисс Уайт, это что, шутка?

– Ах, не знаю, – раздраженно ответила Бренда. – Потом она все обернула в шутку, но у меня возникли сомнения. – И далее Бренда подробно рассказала о том, что было сказано в павильоне. – Видите ли, мой способ убийства был удушение, – объяснила она, и в ее широко раскрытых голубых глазах читалась мольба о том, чтобы ей верили. – Поэтому я и не побежала на корт, увидев, что там лежит Фрэнк. Неужели вы думаете, что при других обстоятельствах я сразу не бросилась бы туда? Я ведь не чудовище. Я не побежала туда именно потому, что он был задушен. У меня создалось впечатление, что кошмар стал реальностью. Я не могла сдвинуться с места.

– Так вот оно что, – пробормотал Хедли. Он снова бросил взгляд на доктора Фелла; тот что-то проворчал. Чаши весов стали едва заметно клониться в их пользу. По выражению лица Хедли ни о чем нельзя было судить, но Хью оно говорило о многом.

– Я отлично понимала: здесь что-то не так, – сказала Бренда. – Любой понял бы. Когда ты сама делаешь недвусмысленные намеки о том, что человека можно задушить шелковым шарфом, а после кого-то действительно душат шелковым шарфом, то это одновременно и смешно и жутко!

В голосе Хедли зазвучали примирительные нотки: