Суинтон, сидевший в переднем ряду, неожиданно прыснул. Граймс недоуменно посмотрел на молодого человека, потом нахмурился. В первый момент ему показалось, что у лейтенанта истерика.

— В чем дело, Суинтон? — осведомился коммодор.

— Прошу прощения, сэр… Только не обижайтесь. Я вспомнил, как мисс Шмидт играла во время сеанса на этом допотопном агрегате. Она все время попадала мимо клавиш… Вот и мы тоже… попали мимо.

— Что вы имеете в виду?

— Мы промазали. Мы хотели перепрыгнуть из одного потока в другой, а угодили между ними. Понимаете? Выскочили из одного и не попали в другой. Мы провалились в щель.

— Что ж, весьма остроумное сравнение, Суинтон. И, как ни странно, верное. Похоже, мы действительно оказались между двумя Вселенными. Весь вопрос теперь в том, как нам отсюда выбраться.

— Может, коммандер Кэлхаун может как‑нибудь помочь? — усмехнулся Рэнфрю. — Если не ошибаюсь, во время сеанса мы вошли в контакт с… с чем‑то.

— Нет! — Кэрен Шмидт отчаянно замотала головой. — Ни за что! Вам не пришлось такое пережить — когда что‑то чужое вселяется в ваше тело, в вашу голову! А я это пережила! И больше не хочу!

К общему удивлению, Кэлхаун тоже не выразил большого энтузиазма.

— Я тоже не думаю, что… э–э… тот, с кем мы общались, сможет нам чем‑нибудь помочь. Я бы даже сказал — вряд ли захочет. Если бы это был кто‑нибудь из Главных Духов — я уверен, все пошло бы иначе. Но… Можно сказать, нам не повезло. А если мы повторим попытку — боюсь, над нами только посмеются. И, возможно, весьма жестоко.

Наступило тягостное молчание.

— Кто еще хочет высказаться? — произнес Граймс.

— Позвольте мне, сэр, — Рэнфрю снова встал. — Мне кажется, все дело в стечении обстоятельств. Во–первых, когда мы сюда угодили, работал Движитель Манншенна. Во–вторых, произошел выброс массы… А вот третий момент никто не учел. Моя установка тоже работала. Вы никогда не слышали о Фергюсе? Был такой физик, в прошлом инженер Манншенновских Движителей. Он сконструировал весьма любопытный прибор и проводил его испытания на Венцеславе, спутнике Каринтии [4]. Эксперименты были связаны с перемещениями во времени. Прибор Фергюса тоже одновременно генерировал магнитное излучение и поле темпоральной прецессии. Мне кажется, я знаю, что надо делать. Все дело в Движителе. Если ваши “имамы” помогут уточнить кое–какие теоретические аспекты и сделать математические выкладки…

— Вы можете сейчас объяснить, в чем состоит ваша идея?

— Только в общих чертах, сэр. Мы должны воспроизвести те условия, при которых провалились в щель, как выразился мистер Суинтон. Вернее сказать… пройти тот же путь задом наперед.

— Простите?

— Мы должны запустить Движитель Манншенна… реверсом.

— Это невозможно, — равнодушно сказал Кэлхаун.

— Это возможно, коммандер. Просто придется провести некоторые модификации.

— Попытка — не пытка, — поддержал Суинтон.

— Можно попробовать, — согласился Граймс. — Можно. Только прежде самым подробным все просчитайте. Процессы, связанные с инверсией прецессий, еще не слишком изучены. Возможно, мы состаримся за полминуты на несколько лет. Поверьте, это не самое худшее, что может ожидать. Представьте себе, что мы окажемся в отдаленном будущем — весьма отдаленном. Я не говорю о том, что нас не встретят с распростертыми объятиями. Нас просто некому будет встречать. К тому времени могут уже погаснуть все звезды. Или это будет не столь отдаленное будущее — но выяснится, что в Галактике господствует какая‑нибудь негуманоидная цивилизация — например, Шара… И не говорите мне про Данзеноргский мирный договор. От того, что он подписан, шаарцы не стали любить нас сильнее, и мы их тоже. И, возможно, это окажется решающим фактором.

— Мистер Рэнфрю — магистр Многомерной Физики, — перебила его Соня.

— А у меня сертификат астронавтики, коммандер Веррилл. И весьма солидный стаж — думаю, мое досье вам читать доводилось. Я на собственном опыте испытал, причем неоднократно, что происходит, когда Движитель Манншенна выходит из строя. После пары аварий начинаешь проникаться уважением к этому агрегату.

— Но нам нельзя терять времени, — сказал Рэнфрю.

— С чего вы так решили, лейтенант? По–моему, в этой… м–м-м… дыре говорить о времени не приходится. Да–да, я понимаю. На корабле время идет. Но пока корабельные системы функционируют — а я надеюсь, с ними ничего не случится — у нас есть воздух, вода, пища, энергия… Жаль, конечно, табак у нас в оранжерее не растет. Но что до всего остального… Если очень захочется, можно даже попробовать варить пиво.

— Значит, я могу начинать теоретическую подготовку?

— Конечно.

Рэнфрю кивнул.

— Для начала… — проговорил он, — у нас на борту трое квалифицированных навигаторов…

Он выдержал паузу, но Граймс так и не понял, к кому обращается лейтенант — к самому себе или к окружающим, а потому промолчал.

— …Значит, пока один несет вахту, а второй отдыхает, третий вполне может заняться расчетами…

— Не может, — изрек Суинтон. — И на то есть веские причины.

— В самом деле?.. — рассеянно отозвался лейтенант. — Ах да, совсем забыл. Вы же офицер запаса — все равно что гражданский… Но все‑таки, огласите вашу причину. Наверно, дело в вознаграждении? Оно слишком низкое, чтобы выполнять за него дополнительную работу?

Суинтон вспыхнул, но ответил очень спокойно:

— Это военный корабль, мистер Рэнфрю. А члены экипажа военного корабля не могут считаться гражданскими лицами. Офицер военного корабля — да будет вам известно — всегда на посту. Он должен постоянно находиться в состоянии готовности, тем более в чрезвычайной ситуации. А не сидеть, уткнувшись носом в компьютер, и не заниматься бесконечными расчетами.

— Черт возьми! — прорычал Рэнфрю. — Здесь ничего нет! Вообще ничего!

— Согласен. Но…

— Но ситуации это не меняет, — подытожил Граймс. — Мы провалились непонятно куда. Хочу заметить, чаще всего такое случается с ненужными вещами.

“Дальний поиск” падал (или висел) в абсолютном Нигде и Никогда — хрупкая скорлупка, заключающая в себе жизнь и свет. Средства связи исправно функционировали, но были совершенно бесполезны. Мэйхью, офицер псионической связи, тоже чувствовал себя совершенно бесполезным. Часами он сидел у себя в каюте, надеясь “услышать” хоть что‑нибудь, кроме мыслей своих товарищей по несчастью. Совсем отчаявшись, он выпросил у доктора Тодхантера какой‑то наркотик — крайняя мера, к которой прибегают псионики, чтобы повысить чувствительность своего мозга. Ничего, по–прежнему ничего и никого.

Впрочем, другие специалисты добились большего успеха. Рэнфрю нашел себе помощников, и работа не прекращалась целыми сутками. Бортовой компьютер был загружен до предела, обрабатывая колоссальные массивы данных, прогоняя их через новые и новые программы, сверяя полученные результаты… И никто уже не удивлялся, когда после многодневных усилий на дисплее снова загоралась надпись “Недостаточно сведений. Введите дополнительную информацию”.

Граймс старался не вмешиваться. Он тешил себя мыслью, что может сделать это в любой момент — как только возникнет необходимость — и тем, что Соня тоже не принимала участие в этом бесконечном и запутанном процессе. Приятно осознавать, что ты хоть в чем‑то не одинок.

Впрочем, забот ему хватало. Обстановка на корабле медленно, но верно накалялась — как из‑за личной неприязни, так и на почве принадлежности к разным службам. Из тридцати человек восемь были офицерами ФИКС, остальные служили в Военно–Космическом Флоте Приграничья. “Федералы” неодобрительно косились на “Бродяг” [5], а технические специалисты то и дело вспоминали о том, что принадлежат к разным Гильдиям. По большому счету, это нормальное явление — особенно когда экипаж недавно сформирован. Главное — чтобы процесс не выходил из‑под контроля. Но временами Граймс начинал сомневаться, что сможет ничего не упустить.