Предаваясь таким вот размышлениям, я ждал, пока наша мулдави преодолеет последний отрезок чистой воды, отделявший нас от кормы свифтера. Внимание всех находящихся на борту было поглощено последними мгновениями борьбы за широкопалубный корабль. Как мне показалось, «купец» тонул. Однако капитан свифтера несомненно рассчитывал успеть разграбить судно и захватить пленных прежде, чем «купец» пойдет ко дну. Теперь перед нами вырос высоко вознесшийся изгиб кормы корабля.
Мы покачивались на зыби. Я встал на носу. Свифтер действительно был велик. Его постис — прямоугольный гребной каркас — выступал далеко за пределы плавных обводов бортов, нависая над водой, и гребные скамьи, судя по всему, были расположены по системе «скалоччио» — под острым углом к борту. Гребцы все ещё держали весла на весу, а все лопасти образовывали идеальную линию. Время от времени барабанный дельдар подавал сигнал, дважды ударяя по басовому и теноровому барабанам. И тогда все весла то с правого, то с левого борта дружно и четко погружались в воду и совершали короткий резкий толчок, удерживая свифтер рядом с паттелонским кораблем. Выдвинутый шпирон свифтера нависал над бимсом «купца».
Я поднял взгляд на надменно задранную корму и… предпочел отбросить инстинктивно родившуюся ассоциацию с равно надменно задранными хвостами скорпионов.
Благодаря покрывавшим корму сложным завиткам резьбы и всяким, как сказали бы у нас на Флоте, мишурным украшениям, я без труда нашел, за что можно ухватиться и на что опереться. Как только мои босые ноги нащупали первую опору, и я сделал шаг наверх, за мной последовал и Сег. Мы оба лезли на борт совершенно безоружными. На мне по-прежнему была только полоса коричневой ткани, снятая с сорзарта, а Сег носил серую набедренную повязку раба. Действуя теперь со всей возможной осторожностью я коснулся рукой палубы под поручнями. Прямо у меня над спиной торчало одно из рулевых весел. Я тихо вылез на палубу и огляделся.
Рулевой дельдар всем телом навалился на свой валек, готовый на пару со своим коллегой с другого борта одним движением удержать нос свифтера вплотную к «купцу». В крайнем случае им на помощь должны были прийти гребцы на веслах. Барабанный дельдар, скорее всего, сидит, подняв барабанные палочки, а весельный начальник находится в своем маленьком табернакле под срезом юта. Офицер, блистающий зелеными шелками и золотыми кружевами, с довольным видом прогуливался по палубе. Я беззвучно пробормотал проклятье этому магдагскому мерзавцу.
И столь же осторожно спустился назад.
Сег смотрел на меня. Его лицо сморщилось, выражая крайнее отвращение.
— Оттуда воняет, — сообщил он.
— Разумеется.
Свифтеры строятся по планам разработанным корабельными инженерами различных талантов. Схема этого образчика была мне знакома. Я довольно точно представлял, где что расположено на борту, зная это и как раб, и как капитан. Мы проникли в нижнюю кормовую каюту — на земном семидесятичетырехпушечном корабле она называлась бы кают-компанией младших офицеров — и не обнаружили там ни одной живой души. За дверьми, которые вели к нижнему, или таламаксному, ряду весел, и находилась та живая сила, в которой мы нуждались. Эта галера представляла собой разновидность катафракта — и потому, даже верхние, транитные, ряды гребцов защищал ограждающий фальшборт. Существует ещё открытый тип гребных судов, или афракт. На таких кораблях фальшборта нет, и это обеспечивает свободную циркуляцию воздуха. Зато на катафракте гребцы по крайней мере хоть как-то защищены от стрел. Я тогда ещё не решил, что лучше, также как не сделал выбор между теориями длинного и короткого киля. Как бы то ни было, сейчас, когда мы приступили к своей задаче, фальшборт укрывал не только гребцов от оружия, но и нас от чужих глаз.
Едва раскрыв двустворчатые двери, я увидел перед собой кнутового дельдара. Прежде чем тот успел хотя бы обернуться, я зажал его в захват, и он безжизненно осел на куршею.
Рабы тупо смотрели на меня. Живой блеск в их глазах давно потух. Волосы отросли и свалялись, что наглядно свидетельствовало о длительности пребывания свифтера в море. Ведь как только корабль покидает магдагский мол, головы рабов выбривают до такой гладкости, что это сделало бы честь ядрам двадцатичетырехфунтового погонного орудия.
Сег кинулся во всю прыть к другому кнутовому дельдару. Здесь, внизу, в тесноте и вони, кнутовые дельдары дежурили по очереди. Зачастую дежурство на таламитной палубе назначалось в качестве наказания.
На поясе у парня, которого я свалил, висел нож. Мне потребовалось лишь несколько мгновений, чтобы отомкнуть замок на главной цепи, на которую надевались все другие цепи.
Ближайший ко мне раб озадаченно разглядывал меня. Его спина красноречиво говорила о роде его занятий. Сидящий рядом с ним тоже поднял голову, его рот бессмысленно открылся. Толстые слюнявые губы обнажили неровный ряд сломанных, испорченных зубов. Меня на мгновение охватило настоящее отчаяние.
Этих рабов, похоже, полностью сломили. Восстанут ли они, как должны восстать если мы хотим преуспеть?
Никто тут не отшвыривал главную цепь, не стискивал свою в мстительно сжатых кулаках. Здесь не было и речи о немедленном забвении всех рабских привычек. Им ещё предстояло понять, чего они в состоянии добиться. Но — на нижней палубе ведь, как правило, держали непокорных, смутьянов, которых было не так легко сломить.
Неужели я допустил просчет, который грозил теперь катастрофой?
И тут из двойного ряда поднятых глядя на меня голов вылез, волоча за собой цепь, грязный бородатый человек. И уставился на меня во все глаза.
— Пур Дрей!
Я не узнал его. Но он знал меня. И я тут же ощутил, как в воздухе что-то изменилось. Кто-то громко произнес:
— Крозар!
Я поспешно поднял руки.
— Тихо! Освобождайтесь от основной цепи. Весла пока надо держать в ряд — сами знаете. Мы освободим наших товарищей на верхней палубе… а потом… тихо!
Конечно, сохранять тишину они не могли.
Как только их шарахнуло по мозгам травматической дубиной освобождения, как только они поняли, что быть рабами им больше незачем, удержать их стало невозможно.
Исполосованные кнутами голые тела хлынули на куршею, где сквозь щели виднелось небо и длинные ряды голых ног гребцов двух верхних палуб. Один из кнутовых дельдаров взглянул в разделяющую палубу узкую щель и заорал. Я метнул нож, как метал некогда терчики — женское оружие моих кланеров, — и он повалился, захлебнувшись криком и собственной кровью. Наступив ногой на его тело, я высвободить нож из горла убитого. Мне порядком претило разбрасываться оружием.
Рабы уже взбирались по опорному шпангоуту верхних палуб, переваливались через набортные концы вальков, там где те лежали в положении «ровно» на задающих им пределы гребных рамах. Они голосили как безумные и размахивали цепями. Я догадывался, что немногим придет в голову освободить своих товарищей; их потрясенное сознание было охвачено теперь единственным желанием — перебить всех магнатов, что попадутся им на пути. Прошу заметить, такое желание представлялось мне тогда вполне достойным — да простит меня Зар.
Я сам лез наверх, точно какой-то горный грундал, сжимая в зубах окровавленный нож. Признаться, это один из немногих случаев, когда мне довелось скалить зубы.
Бросившись к замкам большой цепи зигитов, я пробежал по захрустевшему у меня под ногами телу кнутового дельдара, измолоченному чуть ли не в фарш. Острие ножа потыкалось в замке, раздался отчетливый щелчок, слышный даже сквозь весь этот гвалт, а затем зигиты, уже подготовленные к восстанию поразительным появлением своих товарищей снизу, заревели и забушевали с цепями в руках.
Засвистели стрелы, и один из рабов закричал и упал навзничь, пронзенный стрелой навылет. Экипаж свифтера среагировал быстро.
Иного я и не ожидал.
Только подавляющее численное превосходство позволяло нам захватить судно.
Трудно представить себе весь тот гам и то неистовство которые царили в те мгновения. Шпангоуты от палубного настила отделяло лишь узкое пространство, почти щель, и в этой тесноте голые заросшие люди выли и дрались, прорываясь к свету. Мы лезли наверх. И с нами взбирался Сег Сегуторио. Завладев кнутом, он так огрел им по голеням кнутового дельдара, что тот с воплем рухнул прямо в безжалостные когти рабов, которые растерзали его в клочья.