Дела у нее пошли хорошо; в Англию она вернулась с первым полученным от Фреда III чеком и с одной очень неплохой идеей. Идея эта была не то чтобы оригинальная, но хорошая. Энджи принялась прочесывать быстро обновлявшиеся в то время, в ожидании более состоятельных жильцов из растущего среднего класса, улицы немодных тогда районов Лондона — таких, как Беттерси, Клэпхэм, Пекхэм, — в поисках домов, еще не подвергшихся ремонту и реставрации. Если такие дома стояли бок о бок с уже обновленными и благоустроенными, тем лучше. Она засовывала в щели дверей письма, в которых говорилось, что она подыскивает именно такой дом и готова предложить его владельцам цену, совсем немного ниже рыночной. Она могла предлагать такую цену, поскольку собиралась приобретать этот дом сама и потому экономила на услугах посредника. На каждые сто таких писем она получала в среднем порядка десяти ответов, и среди каждой такой десятки находила пару устраивавших ее домов. Все это происходило в 1970 году, когда спрос на недвижимость подскочил как бешеный. Обычно она покупала небольшой дом из трех спален с террасой за десять тысяч фунтов, делала из него конфетку — это она умела, Вирджиния ее кое-чему научила, во всяком случае, окон из выпуклого стекла или дверей в псевдогеоргианском стиле она не признавала, — оснащала дом ванной комнатой и полностью оборудованной кухней, ставила перед входной дверью пару вазонов для цветов и три месяца спустя продавала такой дом уже за пятнадцать тысяч. Подобные операции Энджи повторяла снова и снова, десятки раз. Когда в 1972 году спрос на недвижимость несколько упал, она просто чуть-чуть сбавила темпы: спад этот продлился недолго. За четыре года она удвоила полученный от Фреда капитал, а к своему тридцатилетию уже была миллионершей.
Она никогда не испытывала искушения перейти на операции с более дорогостоящими домами: прибыль там могла бы оказаться выше, но, как Энджи считала, и риск тоже. К тому же не так уж много таких домов предлагалось к продаже. Она попробовала было заняться тем, что приобретала трех-, четырехэтажные дома и перестраивала их в многоквартирные, но с такой работой было гораздо больше возни, а процесс переделки подобных домов превращался иногда в сплошной кошмар. Энджи предпочитала иметь дело с маленькими домами и коттеджами и работать с бригадами тех строителей, кого она знала лично. Тогда все можно было легко контролировать самой. И ей нравилась такая работа, нравилось следить за тем, как серые, грязные, прокопченные домики и даже целые цепочки таких домиков под ее управлением и наблюдением, под ее опытным взглядом хорошеют, становятся яркими, нарядными и красивыми.
Для самой себя она купила в 1975 году довольно красивый дом в Сент-Джонс-Вуд; это была небольшая вилла, построенная в раннем викторианском стиле, вся заросшая глициниями, с сохранившимися старыми ставнями, карнизами, лепкой, каминами и с разбитым позади дома небольшим, но изысканно спланированным двориком-садом, где росли карликовые деревья, в том числе даже фиговое деревце, вьющиеся растения и кустарники и стояло несколько очаровательных каменных статуй. Дом довольно заметно возвышался над улицей, полуподвальный этаж у него был просторный и светлый, и Энджи переоборудовала его в квартиру для миссис Викс.
Энджи никогда не доставляло радости, что миссис Викс пришлось поместить в приют для престарелых; она искренне разделяла присущее всему тому классу, к которому принадлежала, глубокое убеждение, что о родственниках необходимо заботиться. Поэтому однажды в субботу, после обеда она отправилась в приют, забрала оттуда миссис Викс, заявила администрации приюта, что в знак своей благодарности будет продолжать вносить прежнюю сумму — для Малыша, решила она, эти деньги все равно ничего не значат, а в приюте к миссис Викс относились хорошо, — и привезла старушку в Лондон.
— Вот, бабуля, можешь здесь делать, что хочешь, — объявила она, — приводи каждый вечер нового мужика, разводи котов, тропических рыбок, другую живность, давай уроки французского, в общем, делай, что тебе нравится. Пенсию свою оставляй себе, за квартиру мне, разумеется, ничего платить не надо, а если тебе понадобятся деньги сверх этого, ты только скажи. У меня их полно. Но не вмешивайся в мою жизнь, ладно?
— Ладно, — весело согласилась миссис Викс. — Я тебе отплачу, милочка, ты у меня будешь ходить чистая, нарядная и ухоженная. С удовольствием буду это делать. Ты молодец, Энджи, что привезла меня сюда.
— Ты же обо мне заботилась, — ответила Энджи.
Когда миссис Викс окончательно обустроилась в доме в Сент-Джонс-Вуд, для нее наступила жизнь, полная блаженства. Вместе с Энджи они сделали несколько крупных вылазок в магазины, и миссис Викс накупила себе массу шелковых блузок, элегантных, как она их назвала, брюк, а также и еще кое-что, о чем она мечтала всю жизнь, меховую шубу. Шуба была из норки, и Энджи сказала бабушке, что ей удалось приобрести эту вещь очень недорого; но на самом деле шуба обошлась ей больше чем в тысячу фунтов. Теперь миссис Викс носила эту шубу постоянно, делая исключение только для тех дней, когда стояла действительно очень теплая погода. Она выкрасила волосы в рыжий цвет, каждую неделю ходила в местную парикмахерскую, делала прическу и даже маникюр. Она по-прежнему выкуривала по две пачки сигарет в день, но теперь обзавелась мундштуком, «как у Марджи Прупс, моей подруги», — объяснила она Энджи. С миссис Прупс, которая тоже жила в то время в Сент-Джонс-Вуд и часто ходила по местным магазинам, миссис Викс познакомилась как-то в субботу и тут же заявила, что восхищается ею больше, чем любой другой женщиной в мире, даже больше, чем королевой; Марджи была растрогана, и они обе зашли в «Глориетту» и выпили там по чашке чая с пирожными; после этого миссис Викс стала во всем подражать Марджи, даже купила себе точно такие же очки, а обручальное кольцо, которое носила сорок девять лет, сменила на новое, плоское и широкое, точь-в-точь как то, что было у ее кумира. Миссис Викс исполнилось уже шестьдесят семь лет, но с каждым годом она выглядела все моложе и моложе, она всегда была очень тонкой и стройной, но бедность старила ее. Теперь, когда она избавилась от необходимости заботиться о старом Виксе и думать о том, как заплатить за квартиру, миссис Викс временами казалась просто девочкой.
Когда она привыкла к своей новой жизни, к парикмахерской и магазинам, то поначалу заскучала; но как-то утром, когда она неторопливо шла по улице, наслаждаясь солнцем и думая о том, чем можно было бы занять те восемь-девять часов, что оставались до возвращения домой Энджи, она вдруг увидела, что возле калитки ее поджидает женщина, что жила в соседнем доме.
— Доброе утро! — поздоровалась та. — Отличный денек!
— Это ненадолго, — ответила миссис Викс. — С запада обязательно нагрянет дождь.
Она всегда это заявляла, независимо ни от погоды, ни от того, что обещал прогноз. На всех это производило большое впечатление.
— Вот как. — На соседке был белый костюм, и выглядела она очень элегантно. — Послушайте, надеюсь, вас не обижает, что я к вам обращаюсь, даже не будучи с вами знакомой, но, насколько я понимаю, вы работаете у той молодой женщины, что живет в этом доме. Скажите, а вы у нее сильно заняты?
— Не очень, — честно ответила миссис Викс.
— Видите ли, — продолжала соседка, — от меня ушла домашняя работница, просто взяла и ушла, даже не предупредив, у этих людей нет никакого чувства лояльности…
— Совершенно верно, — согласилась миссис Викс.
— И теперь, естественно, мне нужна помощница, дом большой и…
— Естественно. — Миссис Викс достала сигареты и мундштук. — Закурите?
— Нет, благодарю вас. Так вот… я подумала, может быть, у вас найдется свободное время. Много мне не надо.
Миссис Викс задумчиво посмотрела на нее:
— Что ж, может быть, и найдется. Сколько вы платите?
— Четыре шиллинга.
— Нет, за такую плату я не могу.
