Шарлотта критически оглядела Вирджинию:

— Мамочка, ты страшно похудела. И выглядишь очень усталой.

— Да будет мне позволено заметить, вы жжете свечу с обоих концов, — сурово проговорила Няня. — Как и его светлость.

— Возможно, и так, — согласилась Вирджиния. — Но, слава богу, теперь я уже дома. А лорд Кейтерхэм, как я понимаю, в отъезде?

— Да, мадам. — Лицо Няни оставалось совершенно бесстрастным. — Он вчера уехал навестить свою мать.

— И взял Георгину с собой?

— Да, мадам, совершенно верно.

— Мамочка, правда это все очень странно? За все эти годы бабушка ни разу никого из нас не видела, и вдруг она ни с того ни с сего звонит и заявляет, что хочет увидеть Георгину. А… — Шарлотта выдержала некоторую паузу, чтобы слова ее произвели наибольший эффект, — а Макс и я поедем к ней на следующей неделе. Ты разве не знала об этом?

— Нет, — ответила Вирджиния. — Нет, не знала. — Она вдруг покачнулась и прислонилась головой к стеклу; Няня пристально посмотрела на нее.

— Вы себя хорошо чувствуете, мадам? Это разница во времени или что-то другое?

— Разница во времени, Няня. Да, скорее всего, из-за этого. Не беспокойтесь. Шарлотта, а когда это все произошло? Когда пришло приглашение от бабушки приехать к ней в гости?

— Папа звонил сегодня утром. Он сказал, что ей так понравилась Георгина, что она захотела познакомиться со мной и Максом тоже. Я просто сгораю от нетерпения скорее туда попасть. Ты знаешь, она живет в замке, в самом настоящем, с башнями!

— Как интересно! Ну что ж, буду затаив дыхание ждать ваших рассказов обо всем. Но вы ведь несколько дней еще со мной пробудете, да?

— Ну… в общем-то, да. Меня пригласили на выходные погостить у Джоанны Лейвенхэм. Ничего, если я поеду? Папа сказал, что можно. А Макс останется здесь.

— Поезжай, — автоматически проговорила Вирджиния. Она чувствовала, что у нее начинает раскалываться голова.

Пасха без детей проходила уныло. Дом казался слишком огромным и молчаливым. Вирджиния бродила по нему, пытаясь найти какое-нибудь занятие и всеми силами поддерживая в себе бодрое настроение. В конце концов, это ведь всего несколько дней, уговаривала она себя. И потом, она-то сама уезжала от них так часто. Нельзя же требовать, чтобы они постоянно сидели на месте и дожидались, когда она появится.

В понедельник позвонила Георгина:

— Мамочка! Здесь так чудесно! И бабушка очень симпатичная, совсем не такая, какой мы ее себе представляли. Она довольно молодо выглядит, и знаешь еще что? Ни за что не догадаешься! Она приготовила каждому из нас пони! А вчера мы в ее лесу искали пасхальные яйца, с собаками! Это какая-то охотничья помесь, они не очень красивые, но зато такие умные! А одна сучка только что ощенилась, и бабушка говорит, что я могу взять себе щенка. А завтра мы пойдем ловить рыбу. Погоди, Макс хочет с тобой поговорить. — В трубке послышались оживленное хихиканье и смех. — Мамочка, извини, он не хочет, его позвала бабушкина повариха, он ей будет помогать готовить ужин. Ой, здесь так прекрасно! Как жаль, что мы раньше сюда не приезжали. До свиданья, мамочка, увидимся на следующей неделе.

— Мамочка? Это Шарлотта. Здесь просто великолепно. Бабушка очень, очень приятный человек. У меня очень симпатичная комната, с видом на озеро, и громаднейшая кровать. Послушай, ты не будешь возражать, если мы тут останемся еще на недельку? Дело в том, что бабушка устраивает в этот уик-энд, как она говорит, небольшое веселье и приглашает массу народа, будет много ребят моего возраста, и это все должно быть очень интересно. Ты ведь не возражаешь, правда? Папа передает тебе привет. Нет, сейчас его нет дома, он ловит рыбу. Оказывается, он очень здорово умеет это делать.

— Вирджиния? Как твои дела? Ты там себя не очень одиноко чувствуешь? Ну и хорошо. Да, кажется, им здесь понравилось. И с мамой у них установились прекрасные отношения. Она говорит, что ей надо было пригласить их уже давным-давно. Что? Нет, мне кажется, она еще не готова с тобой познакомиться. Не торопи ее, все придет в свое время. Да, послушай, прости меня, ради бога, я совершенно забыл: в тот день, когда ты должна была вернуться, звонила некая миссис Уард. Она сказала, что это не срочно, но она хотела бы обсудить с тобой вопрос о коврах. Согласишься ты или нет с какой-то ее идеей. Извини, пожалуйста, что я тебе не передал. Но она, наверное, уже сама тебе позвонила. Что, не звонила? Ну, тогда позвони сама. Прости, мне очень жаль, что так вышло. Да, у меня все в порядке. Ну конечно, беспокоюсь. Страшно беспокоюсь. Очень жаль, что твой отец не хочет помочь. Что? Извини, Вирджиния, но мне это не кажется помощью. Да, я понимаю, что повлиять на него ты никак не можешь. Ты мне постоянно об этом говоришь. Боюсь, что я себя во всем этом деле чувствую очень одиноким. Послушай, мне надо идти. До свидания, Вирджиния. До встречи.

Никогда еще он не разговаривал с ней так холодно и отчужденно.

Когда Вирджиния позвонила Сюзанне Уард, та тоже разговаривала с ней очень холодно.

— Извините, Вирджиния, но я не могла дожидаться. По-моему, я совершенно ясно дала понять тому, с кем тогда говорила, что мое дело не терпит отлагательства.

Вот сука высокомерная, подумала Вирджиния. Ясно же, что ничего она не «дала понять», Александр всегда крайне аккуратно и точно, до малейших подробностей, передавал все, что ему говорили.

— Так вот, мне пришлось действовать самой, я купила ковры и теперь, все тщательно взвесив, вижу, что они не совсем в тон той окраске стен, которую вы предложили. Поэтому я решила перекрасить их немного поярче, но теперь меня не устраивает и ткань, которую вы выбрали для штор. Весьма сожалею, но таковы дела. Я же вас предупреждала с самого начала, что чрезвычайно тороплюсь и хочу, чтобы все было сделано быстро.

— Мне очень жаль, что так получилось, — ответила Вирджиния с большим смирением в голосе, чем, по-видимому, этого требовали обстоятельства.

Она положила трубку и отправилась на прогулку. Гуляла долго, но удовольствия почти не получала: Александр увез с собой даже собак.

Потом она пообедала, попозже выпила чаю; и то и другое — в полном одиночестве. Именно в такие моменты ее обычно сильнее всего тянуло выпить. Вирджиния поехала в расположенную неподалеку деревушку и купила там шоколадные конфеты и французские сигареты. Когда она впадала в мрачное расположение, ей бывало нужно и то и другое.

Она решила поговорить с Катрионой Данбар. Катриона уже на протяжении нескольких месяцев не раз подступалась к ней с предложением войти в состав подготовительного комитета благотворительного бала в пользу инвалидов; Александр тоже настоятельно советовал ей сделать это, однако она тогда сказала ему, что у нее нет времени. «Время у тебя бы нашлось, если бы ты почаще тут бывала». Но сейчас вдруг даже такая перспектива показалась Вирджинии привлекательной. По крайней мере, это дало бы ей повод съездить повидаться с Катрионой, возможно даже пообедать с ней вместе.

— А, Вирджиния. Привет. — Голос Катрионы был суховат и сдержан.

— Привет, Катриона. Как дела?

— Спасибо, Вирджиния, все просто превосходно.

— Э-э… Катриона, я звоню насчет этого бала в пользу инвалидов.

— Да… А что?

Голос ее звучал очень холодно. Неужели же я ее тогда так допекла своими отказами, подумала Вирджиния.

— Знаешь, Катриона, если еще не слишком поздно, я бы очень хотела…

— Вирджиния, я страшно сожалею, но уже поздно. Мы ведь не можем ждать до бесконечности: бал же назначен на сентябрь. К нам в комитет вошла Дженнифер Комптон Смит.

— А-а-а. Ну что ж, я понимаю. Если я чем-нибудь могу быть полезной…

— Да, большое спасибо, Вирджиния. Очень мило с твоей стороны. Послушай, извини, я спешу, мы с Мартином идем сейчас на бега.

— А я не могла бы… — «…пойти вместе с вами?» — чуть было не произнесла Вирджиния, которой вдруг страшно захотелось оказаться хоть в каком-нибудь обществе; немного странное и дурацкое желание, конечно; но она вовремя сдержалась и оборвала фразу на полуслове. Не так уж плохо она себя чувствует и в одиночестве, и к тому же Катриона явно настроена отнюдь не дружелюбно. Видимо, в свое время Вирджиния не поняла, что ответ насчет этого проклятого комитета надо дать к определенному сроку, и к тому же она была уверена, что обещала Катрионе ответить сразу после Пасхи. О господи, женщины, которые забивают свою жизнь всяческой чепухой, положительно несносны!