Тетушка визжала, плевалась, топала ногами и билась в руках мужчин. Ввосьмером они едва ее удерживали.

– Чего вы ждете? Вызывайте психиатрическую перевозку, – сказал им Глиссе и бережно увел меня через курительную.

В бильярдной он достал из кармана сюртука плоскую серебряную фляжку. В манжетах блеснули перламутровые запонки. Отвернул крышечку. У него были очень красивые руки с длинными пальцами и элегантными овальными ногтями. На левой они были коротко обрезаны, а на правой длинные, как у женщины. Он протянул мне фляжку и замурчал:

– Выпейте, миледи. Коньяк поможет снять напряжение. Вы так смотрите на мои руки! Смущает, что ногти разной длины? Это для гитары. Так удобнее. Берите же! Боитесь уронить? Я вам помогу.

Он осторожно придерживал фляжку, ходившую ходуном в моих непослушных руках, и я сделала большой глоток. Еще один. Словно это был не коньяк, а холодный чай. Но внутри меня он оказался вдруг таким горячим, что я задохнулась, и меня тряхануло, как от удара током. Едва ли бы я удержалась на ногах, если бы Глиссе снова и причем с большей силой меня вовремя не обнял.

Я перевела дух, чувствуя щекой бархат его жилета.

– Вам лучше, миледи? Больше не трясет?

– Да… Спасибо… Похоже, правда все прошло.

Он наклонил голову и ласково заглянул мне в лицо.

– А у вас ведь тоже зеленые глаза, миледи. Надеюсь, они светятся в темноте?

– Нет, конечно. – Я невольно хмыкнула.

– Замечательно! Вы уже улыбаетесь, – довольно сказал он, с осторожностью убирая свои объятия. – Может, еще глоточек?

– А я не опьянею?

– Это не страшно. На здоровье. – Он вручил мне фляжку. – У меня есть замечательная кофеварка. Я сделаю вам капучино. Вы любите капучино, миледи?

Я многозначительно посмотрела на Глиссе. Хлебнула из фляжки, вернула ее ему.

– Решили меня напоить и заманить к себе?

– Да, вы угадали, – мурлыкнул он, заворачивая крышечку своими красивыми пальцами, но, убрав фляжку обратно во внутренний карман, заговорил нормальным голосом: – Никаких шуток, миледи, но вам действительно стоит подождать в каком-нибудь безопасном месте, пока я не проверю ваши апартаменты.

– Даже так? – иронично произнесла я.

– Да. Дело в том, что леди Бруксвилл явилась вместе с Моник. А на оглашении данной особы не было. Поэтому я не исключаю, что за это время она запросто могла устроить вам очередной сюрприз. Особенно с учетом поведения ее хозяйки.

– Пожалуй, вы правы. – Я вздохнула и хотела предложить Глиссе просто вместе со мной сходить в «Викторию», но тут в бильярдной появился Вариабль.

– Боже мой, сударыня! Как вы? Что вы пережили!

– Спасибо. Уже ничего. Глиссе напоил меня коньяком. А как ваше сердце?

– О! Вы еще и об этом помните! Спасибо, спасибо… Тома, какой ты молодец, как вовремя увел нашу миледи! Позаботься о ней, а я пойду проверю, не натворила ли где чего Моник.

– Эрик! Как ты вообще мог оставить ее без присмотра?

– Я был уверен, что тыуже выставил эту девку!

– Я? С какой стати? К тому же она компаньонка леди Б…

– Господа, не ссорьтесь. Пойдемте посмотрим все вместе.

– Ни в коем случае! – отрезал Вариабль. – О, прошу прощения за тон, но… Рене, как бы это сказать, Рене тоже в таком состоянии, что я не могу поручиться…

– Эрик, ты прав, как никогда! Идемте ко мне, миледи. Прошу. – Глиссе ринулся к какой-то двери в углу.

– Это еще один выход на улицу? – удивилась я.

– Никуда выходить не нужно. – Он открыл дверь; за ней оказалась лестница. – Мое жилище в этом же корпусе, правда, с отдельным входом через контору. Но попасть ко мне можно и отсюда, через подвал. Это ведь лучше, чем по холоду? И вам вряд ли захочется вновь лицезреть картину буйного помешательства леди Бруксвилл.

– Да уж! – сказала я, и мы стали спускаться вниз. – Знаете, по-моему, она действительно сошла с ума.

– О! Этого давно следовало ожидать. Но это и к лучшему для вас. Миледи, не смотрите на меня так. К лучшему! Поэтому что означает, что все неуклюжие попытки Гидо объявить сумасшедшей вас закончились.

– Мило. – Я усмехнулась. – Но, по-моему, все, в том числе и вы сами, с удовольствием участвовали в этих попытках.

– Я с удовольствием наблюдал за вами! За тем, как вы элегантно разносили в пух и прах всю эту чушь с привидениями! Гидо – старинный приятель леди Жюстины. Когда-то у них был роман. Причем довольно бурный. Ради нее он из многообещающего невропатолога переквалифицировался в здешнего семейного доктора, каковым в свое время был его отец.

– Иными словами, отчего бы не пожертвовать карьерой ради брака с дочкой хозяина такого имения?

– Само собой. Осторожнее. – Глиссе протянул мне руку; мы пробирались уже среди стеллажей, бочек, ящиков, коробок, хотя размещено и уложено все было идеально. – Но и роман, говорят, у них действительно был серьезный, недаром же до сих пор Гидо ради нее готов на многое. Кстати, старый де Ласмар тоже не возражал, лишь бы пристроить дикую Жюстину.

– Она отказала?

– Хуже! Она морочила его много лет. Убегала из дому, возвращалась, а потом на глазах у бедолаги Гидо закрутила с Вариаблем. Причем за пару недель до свадьбы Эрика! Скандал был на весь город, ведь его невеста чуть не наложила на себя руки. А потом в отместку вышла за Анкомбра, хотя тогда его статус мало чем отличался от нынешнего положения Сале.

– Как же вы все его не любите!

– Миледи, мы все старомодно любим женщин. Сюда, пожалуйста. – Он распахнул передо мной дверь на другую лестницу и, прищурившись, погладил свои усы и эспаньолку. – Хотя со мной прекрасно уживаются два мальчика. Надеюсь, они вам тоже понравятся.

Я смерила его ироничным взглядом.

– Сударь, вы меня интригуете.

Мы поднялись наверх, он открыл ключом раздвижную дверь, и за ней сразу оказалась гостиная.

Светлые, почти белые матовые крашеные стены. Мебель и полы очень светлого дерева. Обивка и вертикальные жалюзи на окнах – зеленовато-сероватых пастельных тонов. По одной стороне – застекленный стеллаж с ровными корешками книг, на стенах никаких украшений. На плоскостях – стеклянном журнальном столике, каминной полке – тоже ничего. Вместо люстры встроенные в потолок частые окошки светильничков. На полу ярким пятном рыжая коровья шкура. На диване множество подушек разных теплых, но тоже очень пастельных оттенков и разной же формы и фактуры, от блестящего атласа до ворсистых и меховых. И вдруг круглая меховая подушка зашевелилась, разделяясь надвое. Показались хвосты и уши.

– Ой, я только сейчас поняла, это же коты!

– Да-а… Мои ма-а-альчики…

Два совершенно одинаковых кота чудесного палевого цвета подняли головы, сладко зевнули. Один встал на лапки, потянулся, выгнувшись арочкой. Второй только зевнул еще раз.

– Располагайтесь, миледи. Советую занять кресло, потому что на диване вашему черному костюму грозит их шерсть.

– Какие красивые! – Я села в кресло, а первый кот уже спрыгнул на пол и, потянув задние лапы, неторопливо семенил к хозяину. – Просто чудо.

Глиссе довольно улыбнулся и сказал, нагибаясь к коту:

– Ну иди, иди к папочке, Сиано. Уже соскучился?

– Яауу! – мелодично ответил тот и взлетел ему на плечо.

– Они же совсем одинаковые. Как вы их не путаете?

– Что вы! Они такие разные. – Глиссе уселся в другое кресло и гладил кота, урчавшего громко, с переливами. – Пион, – он показал на своего второго «мальчика», который умывался на диване, абсолютно не замечая никого, – и темнее, и массивнее. И очень ценит свою независимость. Вы же видите. А Сиано – мягкая игрушка. Ему ничего не надо, только бы весь день ездить на папочке. Да, мой мальчик? Ну хватит, хватит. Пион тоже, наверное, хочет поздороваться. – Он мягко снял кота с себя, опустил на пол, и вдруг оказалось, что Пион сидит у его кресла, причем сидит с таким видом, как если бы сидел тут дня три. – Привет, мой хороший! – Глиссе протянул руку, чтобы его погладить, но кот, даже не удостоив его вниманием, поднялся, подошел ко мне и стал сосредоточенно обнюхивать мои брюки.