56. И действительно, сколь нелепо и поистине несправедливо (а как все это недостойно Бога!), чтобы одна субстанция действовала, а другая получала награду, и одна плоть, например, терзалась муками, а другая увенчивалась венцом, или, наоборот, одна валялась в грязи, а другая осуждалась за это. Не лучше ли раз навсегда лишить веру надежды на воскресение, чем издеваться над величием и справедливостью Бога? Не лучше ли Маркиону воскреснуть вместо Валентина? Ибо невероятно, чтобы ум, память и совесть нынешнего человека были упразднены этим новым одеянием бессмертия и нетленности. В таком случае для обеих субстанций будут тщетны польза и плоды воскресения и Божественного Суда. Если я не буду помнить, что награда принадлежит именно мне, то как я стану славить Бога? Как воспою Ему новую песнь (ср. Пс. 65:2; 70:8), не ведая, что именно я обязан Ему благодарностью? Почему всегда смотрят на изменение тела, а не души, которая во всем первенствует над телом? Каково будет, если та душа, которая прошла в этой плоти весь круг жизни, в этой же плоти познала Бога, облеклась во Христа и посеяла надежду на спасение, пожнет плод его в какой–то другой плоти? И хороша же будет «награда» для той плоти, жизнь которой пройдет даром! А если и душа не изменится, то уж нет воскресения души. Ибо не верилось бы, чтобы она вообще воскресла, если бы не воскресла другою.

57. И вот отсюда–то появляется обычная хитрая уловка: если, говорят, возрождается та же самая субстанция со своим обликом, чертами и свойствами, тогда это касается и прочих примет. Значит, восстанут слепыми, хромыми, расслабленными, то есть в том виде, в каком умерли. — Что же теперь поделать, если даже ты и не захочешь принять величайшую милость от Бога в подобном состоянии? Впрочем, разве и теперь, признавая спасение одной только души, ты не ограничиваешь спасение половиной человека? Что толку верить в воскресение, если оно не полное? А если плоть будет восстановлена из разложения, то тем более избавится и от увечья. Меньшее подразумевается большим. Разве увечье или нечувствительность какой–нибудь части тела не означает ее смерти? Если воскресением упраздняется смерть целого, что говорить о частях? Если мы изменяемся во славу, разве тем более не станем невредимыми? Телесные повреждения суть нечто привходящее (accidens), а здоровье — природное свойство: с ним мы рождаемся. Даже если повреждение происходит в материнской утробе—уже и тогда страдает человек. Природное состояние (genus) предшествует всякому повреждению. Как Бог дает жизнь, так и возвращает ее. Какими мы получаем жизнь, такими же принимаем ее вновь. Мы платим долг природе, а не насилию, возрождаясь в том виде, как появляемся на свет, а не в том, как страдаем. Если Бог не воскрешает людей невредимыми, значит, Он не воскрешает мертвых. Ибо какой мертвец цел, даже если он умер невредимым? Какой бездыханный невредим? Какое тело нетронуто, если оно погибло, окоченело, побледнело, окостенело и стало трупом? Кто слабее всех, как не совершенно бессильный? Кто более всего расслаблен, как не совершенно неподвижный? Поэтому воскресить мертвого есть не что иное, как сделать его полностью невредимым, дабы он не был мертв той частью тела, которая в нем не воскресла.

Могущество Божье способно возобновить совершенное Им. Это Свое могущество и Свою милость Господь достаточно засвидетельствовал во Христе и показал, что Христос есть не только воскреситель плоти, но подлинный ее восстановитель. Поэтому и апостол говорит: Мертвые воскреснут нетленными (1 Кор. 15:52). Стало быть, невредимыми, — а ведь прежде они потерпели от недугов, да и от долгого погребения. Когда апостол провозгласил две вещи: Надлежит тленному сему облечься нетлением и смертному сему облечься бессмертием (15:53), он не повторил одну и ту же мысль, а высказал различие. Именно, бессмертием он назвал уничтожение смерти, а нетлением—избавление от тления, приписывая первое воскресению, а второе — восстановлению [212]. Думаю, что и Фессалоникийцам он обещал полностью невредимую субстанцию. Поэтому и на будущее не нужно страшиться порчи тел. Сохраненная или восстановленная невредимость ничего не может потерять с того времени, как телу возвращается утраченное. Заявляя, что плоть будет опять испытывать те же самые страдания (если верно, что она такою же и воскреснет), ты необдуманно защищаешь природу против ее Господа и нечестиво отстаиваешь закон против благодати, — как будто Господь не может изменить или сохранить природу без всякого закона. Почему же мы читаем: Что невозможно у людей, возможно у Бога (Матф. 19:26) и: Немудрое мира избрал Бог, чтобы посрамить мудрость мира (1 Кор. 1:27)? Спрашиваю тебя: если ты изменишь своего раба свободой, то обречены ли его плоть и душа, которые прежде испытали от плетей, оков и клейм, терпеть то же самое лишь потому, что останутся такими же? Не думаю. Напротив: ему дарованы сияние белых одежд, блеск золотого кольца, имя, триба и пиршественное застолье его господина [213]. Но оставь и Богу эту способность преобразовывать с помощью изменения наше состояние (но не природу), когда и страдания утихают, и защита появляется. Итак, хотя даже и после воскресения плоть сохраняет способность страдать (пока остается той же, остается собою), — она утратит эту способность, когда Господь отпустит ее, чтобы впредь она не могла страдать.

58. Вечная радость, — говорит Исайя, — над главою их (35:10). Нет ничего вечного, кроме того, что после воскресения. Удалились, — продолжает он, — от них скорбь, печаль и воздыхание(там же). Поэтому и ангел говорит Иоанну: И отрет Бог всякую слезу с очей их (Откр. 7:17), — конечно, с тех самых очей, которые прежде рыдали и дальше могли бы рыдать, если бы милость Божья не осушила всего этого потока слез: И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти более не будет (21:4); значит, прекратится и тление, так же изгнанное нетлением, как смерть — бессмертием. Если скорбь, печаль и воздыхание, да и сама смерть происходят от недугов души и плоти, то могут ли они исчезнуть иначе, как с устранением причин, то есть недугов плоти и души? Но где же несчастья при Господе? Где жестокие напасти при Христе? Где козни демонские при Святом Духе, когда и сам дьявол со своими ангелами уже низвержен в огонь (ср. Откр. 20:10; 15)? Где неизбежность или то, что называют случаем или роком? Какое наказание могут испытать воскресшие — после прощения? Какой гнев на примиренных — после милости? Какая слабость-—после обретения силы? Какая немощь — после спасения? Разве то, что одежда и обувь детей Израилевых за сорок лет не износились и не обветшали, что в их телах обычный рост ногтей и волос был задержан сообразно требованиям удобства и красоты, дабы чрезмерная их длина не приносила вреда [214]; что огонь Вавилонский не повредил ни тиар трех братьев, ни шаровар (хоть они не были в ходу у иудеев) [215]; что Иона, проглоченный морским чудовищем, во чреве которого погибали потерпевшие кораблекрушение, через три дня был извергнут невредимым [216], что Енох и Илия (они еще не воскресли, ибо не отданы смерти, но восхищены от нее с земли и потому уже взыскуют вечности) познают неподвластность своей плоти всякому пороку, всякому ущербу, всякой несправедливости и поношению [217] — разве что это не свидетельствует в пользу веры, которая одна лишь способна удостоверить подобные доказательства будущего воскресения? Согласно авторитету апостола — все это примеры для нас (1 Кор 10:6). А записаны они для того, чтобы мы верили: могущество Господа сильнее всякого закона телесного и плотского, и Он уж наверное предохранит тело, раз защитил даже его одежду, даже обувь.

59. «Но будущий век, — возражаешь ты, — устроен по–другому и принадлежит вечности. Значит, не–вечная субстанция не может быть причастна иному устроению того века». — Это, конечно, так, если человек существует ради будущего устроения, а не устроение ради человека. Но ведь апостол пишет: Или мир, или жизнь, или смерть, или будущее, или настоящее — все ваше (1 Кор. 3:22), — и тех, к кому обращается, считает наследниками будущего. Тебе ничем не помогает Исайя, когда говорит: Всякая плоть — трава (40:6) — и еще Всякая плоть узрит спасение Божье (5), — ибо здесь он различал исход, а не субстанции. Кто же не допускает в суде Божьем двух приговоров — спасения и наказания? Всякая плоть — трава, — га, которая обречена огню; а всякая плоть узрит спасение Божье, — та, что назначена к спасению. О себе я знаю, что совершал прелюбодеяния в той же самой плоти, в которой теперь стремлюсь к воздержанию. Ибо кто носит в себе сугубую греховность, тот способен, конечно, и выкосить эту траву нечестивой плоти, сохранив в себе только ту плоть, которой назначено узреть спасение Божье. Но раз тот же самый пророк в одном месте говорит, что язычники — не более как пыль или плевок (ср. Ис. 29:5; 40:15;17), а в другом — что они будут питать надежду и веру в Имя и Десницу Господа (ср. 42:4), неужели мы впадем в заблуждение относительно язычников? И разве по различию субстанции одни уверуют, а другие должны считаться пылью? Ведь и Христос воссиял язычникам, как истинный свет, по сю сторону океана и с того неба, которое над всеми нами. Даже валентиниане узнали свои ошибки на этой земле; ибо верующие народы имеют тот же облик, что и неверующие, — по плоти, по душе. Стало быть, как пророк различил те же племена не по роду, а по участи, так и плоть (которая у самих язычников одинакова по субстанции) он разделил не по материи, а по воздаянию.