В первый раз за всю свою взрослую жизнь Энн надела купальный костюм. Она намеревалась искупаться на Бейли Бич. На этом пляже она не была уже много лет. Последний раз Энн отдыхала там, когда ей было четырнадцать лет. И хотя с тех по, прошло уже почти десять лет, Энн все еще внутренне корчилась от чувства острого унижения, которое ей пришлось тогда испытать.

Энн была приглашена в компанию юных девушек. Она до сих пор помнила восторг, который испытала, втиснувшись в один из купальников своей старшей сестры. Ее никогда раньше не приглашали, и она радовалась, что ее приняли в компанию сверстниц, куда она так стремилась попасть. Купальник был тесноват, но Энн казалось, что он стройнит ее. Она вертелась перед зеркалом, не осознавая, что на самом деле выглядит ужасно. Она думала только о том, что пойдет на пляж как все другие девушки, будет веселиться, сплетничать и плескаться в море вместе со всеми.

Пляж казался раем, вокруг было множество молодежи, и Энн дождаться не могла, пока окажется в воде. Она уже разделась до пояса, когда услышала, как одна из ее новых подруг говорит: «Эй, посмотрите! Настоящий кит». Энн оглянулась, думая, что увидит в море кита. «Ах, — сказала девушка, смеясь преувеличенно громко, — это же Энн». Все посмеялись. И Энн, не зная, что ей делать, рассмеялась вместе с ними. Она промучилась весь день на пляже, и заплакала только дома в своей комнате. Она возненавидела тех девушек, а себя возненавидела еще больше.

Теперь, девять лет спустя, стоя перед зеркалом в изящном темно-синем купальном костюме из альпаки и в черных шелковых чулках, она все еще колебалась перед выходом из пляжного павильона Лейденов. Энн глубоко вдохнула и все же решилась выйти. Она сразу же надела большую соломенную шляпу, чтобы защитить лицо от загара и направилась к покрывалу, на котором уже расположились Беатрис, ее мать и старший брат. Когда она проходила мимо соседнего покрывала, то услышала, как девочка сказала своей матери: «Я хотела бы выглядеть, как эта дама. Она идеально стройная. Не правда ли, мама?»

Энн зарделась от удовольствия. «Я прелестна», — сказала она себе и удивилась этой мысли.

Энн прилегла рядом с Беатрис, опираясь на локти и скрестив ноги, Довольная миром и собой. Беатрис была одета почти так же, как и Энн, только ее купальный костюм был с белой отделкой и белыми пуговичками впереди.

— Они здесь?

— Конечно, — ответила Беатрис, — я знала, что они придут, когда сказала Алексу, то есть мистеру Хенли, что мы будем здесь. Он сказал, что мы, вероятно, сошли с ума, если планируем такой ранний выход на пляж, но сами пришли сюда еще раньше нас. Я чувствую себя такой усталой, боюсь, не смогу много спорить с ним сегодня.

— Ах, вот чем вы, оказывается, занимались вчера вечером! — улыбнулась Энн.

— Ш-ш-ш, — предупредила Беатрис, бросая осторожный взгляд на мать и брата. Подружки проскользнули в дом уже перед рассветом и от возбуждения не могли заснуть, рассказывая друг другу о новых впечатлениях, причем каждая пыталась убедить себя и собеседницу в том, что эти поцелуи ничего для них не значат. Энн настаивала, что она целовалась с Генри, выполняя «план». Беатрис говорила, что Алекс воспользовался ее не совсем трезвым состоянием. «Я даже толком не помню, было ли что-нибудь вообще», — утверждала она.

— Где же они? — спросила Энн, осматривая пляж.

— Алекс сидит на песке, болтает с какой-то женщиной. Бедняжка, вероятно, зевает до слез от его занудства. — Беатрис бросила на него тяжелый взгляд и продолжила: — Генри плавает. Видишь ею? Он уже целый час барахтается в воде. Надеюсь, что не утонет.

Энн прищурилась, но смогла разглядеть вдалеке лишь контуры рук, мелькающих над волнами.

— Он заплыл очень далеко, — сказала она.

— Насколько я помню, он и Алекс Хенли в юности часто переплывали залив, — сказала Хелен, сидевшая в раскладном деревянном кресле. — Я не думаю, что ему угрожает опасность, Энн.

— Я не волнуюсь. Я только беспокоюсь, что если он будет тонуть, кому-то придется рисковать жизнью, чтобы спасти его. — Энн улыбнулась Беатрис и легла, сложив руки на груди. — И его предсмертными словами будут мольбы о моем прощении. А я склонюсь над ним и прошепчу: «Никогда».

— Ах, какая ты суровая, Энн, — звонко, как девочка, засмеялась Хелен. Энн рассмеялась в ответ, но глаза ее были прикованы к морю. Она хотела быть уверена, что с Генри все в порядке.

Через несколько минут Генри поплыл к берегу. Энн смотрела на него из-под полей своей шляпы, пытаясь не выдать своего интереса. Генри медленно выходил из воды, и полосатый купальный костюм обтягивал его, как вторая кожа. У Энн пересохло в горле, вероятно потому, что она часто дышала открытым ртом. Генри встряхнул головой, как это делает собака после купания, на его загорелой коже сверкнули капельки воды. Он откинул волосы со лба и пошел по песку к Алексу.

Энн наблюдала за каждым его движением. Никогда прежде не испытывала она такого восторга при виде стройной мускулистой фигуры, блестящей кожи, мягких влажных волос и босых ног. О Боже!

— Энн! Энн! — громко шипела Беатрис, дергая ее за руку.

— Что?

— Я спрашиваю, хочешь ли ты пойти прогуляться?

Энн кивнула.

— Мама, Энн и я пройдемся немного, — поднимаясь на ноги, сказала Беатрис.

— Удачи вам.

Беатрис наклонилась и поцеловала мать. Энн улыбнулась, думая о своей матери, с которой она никогда не поделилась бы чем-то более важным, чем коробка шоколадных конфет.

— Какая ты счастливая, Беа, — вздохнула Энн.

— Я каждый день благодарю Господа за то, что у меня такая мама. Знаешь ли ты, миссис Вандербилт поклялась, что Консуэла выйдет замуж только за титулованную особу? Ей всего только шестнадцать лет, а ее будущее уже решили за нее.

— Может быть, она выйдет замуж за прекрасного юного принца, — примирительно сказала Энн.

— Скорее за старого барона или графа, страдающего подагрой, — фыркнула Беатрис. — Нет, спасибо. Я бы лучше осталась незамужней на всю жизнь, чем быть вынужденной выйти замуж за того, кого я не люблю, или за того, кто не любит меня. — И, осознав, что она только что сказала, Беатрис взяла Энн за руку и попросила: — Прости меня, Энн.

— Никто не заставлял меня выходить замуж, Беа. Тебе не за что просить прощения.

Девушки ходили возле воды, довольно далеко от Генри и Алекса, чтобы не вызвать подозрения. Они намочили свои шелковые чулки.

— А здесь прохладно, — сказала Энн, пытаясь увернуться от набегающей волны.

— Ты привыкнешь, — пообещала Беатрис, заходя поглубже в воду, чтобы волны доставали до колен. Энн тоже немного намочила ноги и опять отступила. Беатрис была уже в воде по пояс, смеясь от восторга, когда волны доставали до груди. Энн, глядя на храбрую подругу, заставила себя зайти поглубже. И действительно, вода показалась ей уже не такой холодной, но все же не теплой.

— Н-не т-так уж-ж и хол-лодно, — заявила она, дрожа.

Приближалась большая волна. Беатрис, смеясь, показала на нее. Энн окаменела от ужаса. Искушенная купальщица, Беатрис легко подпрыгнула, и волна не достала ей даже до груди. Подумав, что ей такое не удастся, Энн повернулась и попыталась убежать от волны. Но волна оказалась быстрее: холодная вода накрыла ее с головой, и, закричав от испуга, Энн упала. Потом вода схлынула, а Энн оказалась на коленях, чувствуя себя совершенной идиоткой.

— Трудно утонуть на глубине в пятнадцать сантиметров.

Энн взглянула вверх из-под полей теперь уже бесформенной шляпы и увидела перед своим лицом пару босых, покрытых песком, мужских ног. Она попыталась встать, не обращая внимания на руку, которую протянул ей Генри. И ей это удалось.

— Я не боялась утонуть. Я просто удивилась, — сказала она, пытаясь поправить шляпу. — Я много лет не бывала на пляже и не умею плавать. — Энн оглянулась и увидела, что Беатрис вышла из воды и идет к их покрывалу.

— Мы одни, — сказал Генри.

— Я бы так не сказала, — ответила Энн, оглядывая переполненный пляж. Она чувствовала себя смущенной. Ей казалось, что всё смотрят на нее и Генри и знают, что они целовались.