Литмир - Электронная Библиотека

Беатрис обвела зал глазами.

— Он разговаривает с Аннет Биссетт.

Энн повернула голову и, наконец, увидела его. Его такой до боли родной профиль склонился всего в нескольких сантиметрах от трепещущих ресниц мисс Биссетт. Рядом с Генри стоял Алекс, чей скучающий взгляд скользил по залу. Энн увидела, как при виде Беатрис его лицо осветилось улыбкой. Он было сделал шаг вперед, но тут же остановился, очевидно, вспомнив, что с ним Генри. Энн увидела, как он что-то сказал Генри, как Генри поднял голову и посмотрел в их сторону. Он смотрел на нее без улыбки, в его глазах не было и намека на любовь, в которой он ей клялся.

У Энн замерло сердце. «Конечно, ему неприятно видеть тебя, дурочка, — сказала она себе. — А ты-то думала, что он помчится к тебе, заключит в объятия и…» Энн вздохнула. Все кончено, кончено, кончено. Со страхом и отчаянной надеждой она смотрела, как два молодых человека направились к ним. Беатрис, как истинная влюбленная, умирала от нетерпения, пока они медленно шли сквозь толпу, и радостно встретила их обоих. Она даже поцеловала Генри в щеку в знак приветствия.

— Посмотрите, кого я нашел, — улыбнувшись, сказал Алекс.

Энн поразило, что Алекс казался сейчас совершенно другим человеком — ничего общего с тем циничным, расчетливо очаровательным повесой, которым он был на балу у Ветмора. Она почувствовала укол зависти к счастью подруги, но сразу же подавила это чувство. Беатрис заслуживает счастья.

Энн посмотрела Генри прямо в глаза и несмело улыбнулась.

— Генри.

— Энн, — сдержанно кивнул он.

Было совершенно ясно, что Алекс и Беатрис чувствуют себя очень неуютно, наблюдая за этим холодным приветствием. Беатрис прикусила губу. Алекс стал поправлять манжеты, абсолютно в этом не нуждавшиеся.

Генри смотрел куда-то поверх головы Энн, словно там происходило что-то интересное.

— Я очень рад, что вы в добром здравии.

Лицо Энн потемнело от гнева.

— А я очень рада, что вы не переживаете по поводу того, что многих заставили волноваться.

— Я принес свои извинения Алексу и мисс Лейден, — сказал Генри.

Энн смотрела на него и удивлялась тому, что чуть не лишилась сознания от радости, когда увидела его входящим в «Казино». Она сжала губы и прищурила свои сверкающие синие глаза.

— Сегодня прекрасный день, вы не находите? — спросила Энн нарочито равнодушным тоном, тщательно выговаривая каждое слово. — Я просто обожаю все прекрасное. И почему вид чего-то уродливого или некрасивого заставляет меня отворачиваться? Никто сейчас не любит некрасивые вещи, не правда ли? Буквально на днях Я увидела одну вазу, довольно уродливую, и продавец попытался…

— Перестаньте, Энн, — прошипел Генри.

Но Энн была так сердита, что не заметила боли, промелькнувшей в его глазах. Она посмотрела на него с деланным удивлением.

— Что-то в моем рассказе оскорбило ваш слух, мистер Оуэн? Или вы тоже не любите некрасивые вещи?

Он сделал шаг вперед, лицо его непроизвольно напряглось, глаза угрожающе засверкали.

— Я сказал, довольно! У Энн в глазах заблестели слезы.

— Вы правы, — прошептала она. — Этот день должен был бы стать самым счастливым!

Она бросилась прочь, слезы текли у нее по щекам. На нее обращали внимание, но ей было все равно. Она хотела убежать от Генри и от своего гнева. Она уже добралась до большого прохладного холла, выходившего на Авеню Белльвю, когда на плечо ей легла теплая, сильная ладонь. Энн резко повернулась, готовая увидеть Генри.

— Вы его любите? — требовательно спросил Алекс.

Энн прислонилась к темно-зеленой обивке стены и вытирала слезы.

— Нет.

Алекс смотрел на нее с непроницаемым выражением лица.

— Это все, что я хотел знать, — сказал он и повернулся, собираясь уйти.

— Да. — Энн зажала себе рот рукой.

Алекс остановился.

— Вы любите его?

Энн вжалась в стену. Она отрицательно почала головой, не замечая, что продолжает повторять:

— Да, я люблю его. Да, да, да…

Одним прыжком Алекс оказался рядом с ней. На его лице расцвела широкая улыбка.

— Это все, что я хотел знать.

— Не смейте говорить ему об этом. Это касается только меня, мистер Хенли.

Алекс помахал рукой в знак того, что понял, но Энн не знала, выполнит ли он ее просьбу или нет.

* * *

Артур Оуэн сидел у окна и смотрел на залив. Был уже почти вечер, вода приобрела необыкновенный синий оттенок, а заходящее солнце вызолотило небо, окрашивая в нежные цвета Ньюпорт и стоящие в гавани корабли.

Артур раньше не любил закатов, предпочитая наблюдать, как восходящее солнце отражается в окнах далеких домов.

Он ощущал невероятную слабость, но был счастливее, чем во все предыдущие годы. Вчера, в; первый; раз в своей жизни, он прижал сына к своей груди. Если бы ему удалось прожить еще год, два или три он бы ежедневно благословлял этот момент, когда взял Генри за руку и его сын склонился и обнял его. Но Артур знал, что он не проживет столько. Он чувствовал, что его сердце бьется все слабее и слабее. Но он не испытывал страха. Наконец-то покой снизошел в его душу.

В ту же ночь, перед тем, как вдохнуть, последний раз Артур Оуэн увидел себя во сне снова молодим. Он стоял на балконе «Морского Утеса», и соленый ветер обдувал ему лицо, принося с собой смех ребенка.

* * *

Пышные похороны Артура Оуэна состоялись в Нью-Йорке в жаркий августовский день. Генри не плакал, но в сердце своем он чувствовал глубокую печаль по человеку, которого, как ему казалось, всю жизнь ненавидел, и только совсем недавно понял, что любит.

Когда все уже разошлись, он остался у могилы, наблюдая за тем, как рабочие приводят ее в порядок. Когда они ушли, Генри опустился на одно колено и положил руку на теплый холмик земли, оставив на нем отпечаток ладони. «Прощай дедушка», — прошептал он. Генри никогда не понимал этого человека; а теперь уже поздно и пытаться. Тяжело вздохнув, Генри встал, забыв отряхнуть колено от испачкавшей брюки земли и травы.

— Мистер Оуэн — обратился к нему Вильямсон, который, видимо, стоял все это время где-то неподалеку. Его всегда серьезное лицо сегодня было особенно печальным. Он протянул Генри тетрадь в кожаном переплете. — Ваш дедушка хотел, чтобы я передал вам это после его смерти.

Генри взял тетрадь и кивнул.

— Спасибо вам за вашу верную службу, мистер Вильямсон. Я знаю, что он позаботился о вас в своем завещании, но если вы желаете продолжать работать, вы можете остаться со мной.

Вильямсон покачал головой.

— Благодарю вас, сэр, но я собираюсь выйти на пенсию.

Верный слуга деда пошел к наемному экипажу и сел в него — в каждом движении Вильямсона сквозило нескрываемое горе. Генри повертел тетрадь в руках, открыл ее, полистал страницы, не узнавая аккуратного почерка, и захлопнул. Он захлопнул тетрадь, так и не начав читать, и направился к своей карете. Груз одиночества показался ему вдруг нестерпимым. Он попросил Алекса остаться в Ньюпорте, думая оказать ему услугу, но сейчас ему очень хотелось, чтобы друг был рядом.

Генри уселся в великолепный экипаж своего деда, которым тот пользовался очень редко, и положил тетрадь, которую дал ему Вильямсон, на пустое противоположное сиденье, чтобы оно не выглядело таким пустым.

Генри еще не было и тридцати, и его богатство было огромным. Но он готов был отдать все — деньги, «Морской Утес» — все, только чтобы Энн осталась с ним на всю жизнь. Безнадежно. Их встреча в «Казино» убедила его в этом. Вся боль и обида поднялись на поверхность, как только они увидели друг друга. Кокетливая, остроумная девушка, в которую он влюбился, исчезла. На ее месте оказалась сердитая и обиженная злюка. И это он ее сделал такой.

Он пытался представить себе, то время, когда воспоминания об Энн уже не будут столь болезненными. Но в своем воображении он видел себя стариком, одиноко сидящим на балконе старого дома.

Глава XXIV

Очередная колонка полковника Манна заинтересовала многих. Она содержала целых две заметки о Генри Оуэне. Первая была посвящена несколько преувеличенной радости полковника по поводу того, что Генри не погиб, и опять же несколько преувеличенному сожалению по поводу смерти его деда. Многие незамужние девицы читали ее, утирая слезы батистовыми носовыми платочками с вышитыми монограммами.

58
{"b":"210125","o":1}