Долг неоплаченный сердце палит.

Две жизни мною прожиты уже.

Часть этих дней далека, как туманность —

Баку и старая Москва. А там меже

На времени моем пора залечь, как данность.

И тема Ленинского открывает срок

Взросления и маминой подруги

(А завершит ее Каховки уголок

На первом этаже и до разлуки).

Столь резок был разрыв и так жесток,

Что выпало тринадцать лет из жизни,

И будто не бывало их. Смешок

Звучал над кучей мусора, как тризна.

Вторая жизнь – Алтуфьево. Мой дом,

Работа, дети, муж да летом отпуск —

Все чередом, все ладно, все путем —

Смеются боги и кроят шагрени лоскут.

Куда меня ветрами занесло,

И ждет ли здесь нас умиротворенье?

Сидят в засаде боги… Две прошло,

И третью жизнь приму ли со смиреньем?

Как описать, как сына я люблю?

Его волосики, что золотом спускались

До самых плеч и в кудри завивались,

Подобные степному ковылю.

Щетина жесткая сменила шелк волос,

И черный цвет явился на замену.

Предвижу и иную перемену —

Вся жизнь составлена из цветовых полос.

Но так же, как заслышу звонкий смех,

Бегу на звук, чтоб щедро поделился,

И ужас одиночества смирился,

И доброты хватило бы на всех.

Тринадцать лет ей выпало с Ошером,

Тринадцать лет забрал Эммануил.

Дочь (младшая) – я – стала инженером —

Профессия, что отчим мой любил.

Таинственна символика числа.

Не обращая ни на что вниманья,

Кольцо в подарок от нее взяла.

Тринадцать лет – и все, и до свиданья.

Я снова вышла замуж, но теперь

На всякий неожиданный на случай

Купила новое, я не хочу потерь

От цифр бездушных, что вслепую мучат.

Сегодня двадцать шесть, как вместе мы,

Два по тринадцать уж прошло– промчалось.

У дочери кольцо. Ему верны

Мы были, хоть и многое случалось.

Пускай живет свободно и легко,

Пусть глупость голову ее не забивает,

О суевериях не знает ничего

И род наш женский дальше продолжает.

Начало нас теряется во мгле.

Нас тьмы и тьмы, проживших на земле.

Убийство Павла. Лекарь, что бежал, —

Начало исторических начал.

Казаки или немцы Штригеля?

Носила их кубанская земля.

Не впечатляют подвиги мужчин —

О женщинах ведет рассказ «акын».

Итак, расклад: прабабка – земский врач —

Решение кармических задач.

Филологи и бабушка, и мать,

Я – инженер, и дочь моя подстать.

Пять поколений женщин – все подряд

Образованья высшего заряд

Имели в нашем роде. Ни одной

Семьи нигде не знаю я такой.

Пра

Врач земский, клятве медиков верна,

В резне спасала всех людей она.

Лечила жен в гаремах мусульман.

Значок ЖВ храним как талисман.

Бабуней звала матушка моя —

С нее я свой рассказ и начала.

Бабушка

Директором гимназии была

Мой бауш, и эпоха с ней ушла.

Так что ж о ней? Работа, дети, мать —

Нет сил оставить, с мужем убежать.

И революция произвела раздел —

Изгнание– любимого удел.

Потом война, и больше сына нет.

А внучка ей один в окошке свет.

И «бауш»– это имя с детских лет

Я называла вместо «мама». Нет

Ни той, ни этой. Эхо– звук пустой,

И Анна, Ольга– репликой простой.

Мама

Вот мать моя. Бежала от судьбы —

Ушла в замужество, чтоб избежать беды.

А муж, что старше матери ее,

Врач, сгинул на войне, и ничего

Не стало у нее и у детей,

Помимо матери и тех людей,

Что взяли на работу. Надо жить,

Детей двоих у матери растить.

Недолгим было счастье со вторым —

Болезнь и смерть, и седина как дым.

Ушли и дети в жизнь свою. Одна

Жила, работала – пружина взведена.

И бабой звали внуки, а конец

Виднелся недалече, как венец.

Я

Меняла школы, близких, города,

Друзей, профессии, мужей, и череда

Событий переменчивых вела

Неудержимо к цели. Мне дала

Жизнь четверых, с которыми дышу

В одно дыханье. Больше не прошу.

Дочь

Жизнь началася с места и в карьер.

Семья исчезла, скрылась за барьер

Меж государствами. Решала жизнь сама:

Нашла работу, мужа, родила

И, мудрая, зажмурившись, пошла

И ношу жизни дальше понесла.

Год в Джи-Си-Си – напрасные расходы,

Попытка единения с детьми

Бесплодная. Они хотят свободы —

Освободи, семья, и отпусти.

Семья и отпускает постепенно,

Остались связи лишь – купи-подай,

Да объясни скорее же, мгновенно,

И не держи меня, и отпускай.

И не целуй меня, сурового подростка,

А дверь закрой с обратной стороны,

И что ты беспокоишься, я взрослый,

А кроссовки случайно порваны.

Может стать ли родною земля,

Если в ней не лежит прах родных,

Если здесь не родилась семья,

Если дети родились в иных,

Столь далёких отсюда краях?

Может дать она дом и приют,

Накормить посытней, обогреть.

Слышишь ли, твои предки зовут

Поскорее домой прилететь,

Отодвинув тепло и уют?

Станет мир этот домом родным,

Когда примет земля прах родной,

И привяжет навеки тот дым,

Что развеялся здесь над землёй

(25.01.01)

Я в бабушку пошла. Ее косой

Испуган был когда-то подмастерье.

Он мастера позвал. С поры далекой той

Коса сыграла роль свою в мистериях,

Которыми наполнена моя

Вся жизнь – как знак консерватизма

Из ряду вон – ведь школьные друзья

Срезали косы – принято в отчизне.

Когда ж судьба сломала жизнь мою —

Семейство раскидала на два кона,

Как в жертву я отрезала свою

И оберегом положила дома.

Поймай меня, судьба! Я уж не та,

И нет меня нигде, земля лишь носит тело.

Свершился рок – разделена душа, —

За что, не ведаю, наверное, за дело.

«Вам сто, мне сто двадцать», – веселый попутчик сказал,

«Я в 71-ом закончил МИФИ и теперь выпиваю.»

А я только что посетила Рахманинский зал,

К чему мне случайная встреча, не знаю, не знаю.

Потом оказалось – ему 48 всего,

Живет у любовницы, тоже не слишком свободно.

Что ждет его дома, кто встретит у двери его?

Какая тоска… Но, наверное, Богу угодно.

Всё возвращается на круги на своя —

С коляской я иду легко-непринуждённо,

Как двадцать лет назад, когда моя семья

Ещё не расползлась по миру протяжённо.

Измучен и изгажен лес зелёный

Встречает вновь, приветливо маня.

Смолою клейкою, как бы слезой солёной,

Он лечит раны. Лечит и меня.

Сквозь вонь и мерзость близи человечьей

Пробились травы к солнцу и весне.

И я стою, прижавшися к сосне,

Как пёс, зализывая раны и увечья.

Я в электричке. Веришь, отпустило?