Рако с Дойчином, тихим худощавым мальчиком, отправились на разведку к реке. Им надо было осторожно осмотреть пляж и берег до самого Ведьминого Острова, а затем переплыть на Остров, чтобы проверить, есть ли там ковбои и что они задумывают.

После этого разведка должна была перебраться на противоположный берег. Здесь следовало установить, не готовят ли ковбои каких-нибудь сюрпризов непосредственно на будущем поле битвы.

Разведчики ушли, как всегда, тихие и молчаливые.

Все остальные черноногие, а их было двадцать человек, принялись за изготовление вооружения и боеприпасов. Только Боца, Цига и Срджа в величайшей тайне, без помех занимались осуществлением замысла под названием «Водородная операция».

А вот как они его осуществляли — это другой вопрос. Целыми днями валялись они в лесочке, где пасся Мустанг, и удивлялись, с какой скоростью он поправляется. Рёбер у него почти уже не видно. Он заметно потолстел, тёмная с проседью шерсть залоснилась. День-деньской перетирает он зубами охапки травы и молодых листьев, которые приносит ему Охотник на Ягуаров. Жевать он перестаёт, только когда ему вдруг приходит в голову раз-другой заржать, а потом снова принимается за еду.

— Сдаётся мне, что валяться здесь не по-товарищески с нашей стороны, — сказал однажды Срджа. — Мы тут разлёживаемся, а ребята работают не покладая рук.

Но Циго и Боца встали против него единым фронтом:

— Чего тебе надо? Мы своё задание выполнили! Одолжим у дяди Столе пушку так, чтобы он этого не заметил, вот и «водородная» готова! Ухитриться бы ещё и пороху стянуть, хоть он и под замком у дяди Столе, тогда уже и вовсе никаких забот.

— Я знаю, но… — замялся Срджа.

— Какое там «но»? Мы ведь придумали «водородную пушку», так зачем нам корпеть над глиняными гранатами? Как ахнем настоящим порохом! — возразил Боца. — Мы теперь, если хочешь знать, артиллеристы! Где это видано, чтобы артиллеристы занимались делами простой пехоты? А?

— Отдыхай, пока можно! — поддержал его Циго, успокаивая совесть Срджи.

Вечером «водородники» возвращаются домой и включаются в разговоры «простых пехотинцев». Пехотинцы все перемазаны глиной, на руках царапины от ореховых прутьев. Шутят. Делятся радостями и огорчениями прошедшего дня, хвалятся, что всыплют ковбоям по первое число! «Водородным артиллеристам» не по себе: они-то прохлаждались, пока другие работали. Но что поделаешь? Они артиллеристы, у них свои дела, у пехоты — свои.

Рако и Дойчин появились поздно вечером. Ничего нового. Всё спокойно на берегах зелёной Ве́рбницы… Городских мальчишек нигде не видно. Разведчики видели только двух диких уток, они вспорхнули из-под вербы и исчезли за зелёной стеной ясеней, опоясывающих Ведьмин Остров.

Упомянув о Ведьмином Острове, Рако повернулся к Миче:

— Смотри, что мы принесли!.. — И он осторожно развернул майку: в ней оказалось несколько яиц дикой утки. — Мы их в траве нашли. Утки начали откладывать яйца.

Мича нахмурился;

— Не надо было трогать. Нехорошо, из каждого яйца вылупилось бы по птенцу. А нам они на что?

— Зажарить и съесть, — с готовностью предложил Циго.

— Ни в коем случае! — ещё быстрее возразил Боца. — Ну-ка догадайтесь! Да ведь это самые лучшие ручные гранаты, которые можно себе представить.

Мича примирительно улыбнулся.

— Ух и превратим мы этих ковбоев в жёлтых цыплят! — восхитился Боца. — Я, например, лучшее яйцо «подарил» бы самому Езе.

— Ну, если бы языками воевали, ты бы…

Охотник на Ягуаров обиделся.

Ссору между Боцей и Циго мог предотвратить только приход Пирго, и он появился в самый подходящий момент…

Мокрого и грязного Пирго окружили ребята. Сразу было видно, что ему пришлось и плыть, и пробираться по болоту. Низо досталось не меньше, к тому же под глазом у него светился здоровый синяк.

«Ну, этим туго пришлось», — подумал Рако.

Мича наклонился к Пирго:

— Что нового, Лапа Гризли?

— Хватает! — устало выдохнул Пирго. — Погоди, дай дух перевести. Они гнались за нами от Петушиной Горы до самой Вербницы.

Низо стучал зубами от холода и с удовольствием надел сухую майку Циго. В наступившей тишине слышался только хриплый голос Пирго:

— Целыми днями тридцать Езиных пацанов мастерят оружие. Лагерь у них с той стороны Петушиной Горы. Еза уговорил мальчишек с Долгой улицы вступить с ними в союз, так что к пятнице их будет человек пятьдесят. До полудня они готовили боеприпасы для рогаток. А после обеда пошли в горы за прутьями для стрел. Мы воспользовались этим и пробрались в их лагерь. Поглядите, что мы нашли! — Пирго раскрыл ладонь и показал свинцовый шарик. — Кто-то из ковбоев потерял его в лагере.

— Ах… вот как! — изумился Мича.

— Мы побродили там немного по окраинам. Ни за что не догадаетесь, кого мы видели.

По самому тону, которым это было сказано, можно было понять, что слушателей ожидает большая неожиданность.

— Мы видели Крджу!

Очень неприятная неожиданность!

Крджа когда-то был у них в Доме кладовщиком и ограбил кассу Дома. Теперь он вернулся из тюрьмы. Все мальчишки побаивались его, видимо, потому что у Крджи была отвратительная привычка хватать их за уши и крутить до тех пор, пока несчастные не начнут вопить.

— И?

— Только он увидел Низо, как сразу же схватил его за ухо. «Ах, ты здесь, приютский цыплёнок! Погоди, мы ещё встретимся!» А я подобрался сзади и как дам головой в спину, — продолжал Пирго. — Крджа выпустил Низо и взялся за меня. Низо подставил ему ножку… — в этом месте донесения Низо даже встрепенулся, радуясь, что Пирго не забыл рассказать о его героическом подвиге… — Крджа как растянется во всю длину. «Держите их!» — орёт, а мы вниз по улице, и давай бог ноги! Три ковбоя преградили нам путь, но мы махнули через забор, а потом садами дунули к реке. Тут как раз остальные ковбои возвращаются с охапками прутьев, окружили нас со всех сторон. Гнались за нами до самой реки, но, к счастью, стемнело, и мы шмыгнули в кусты. Чуть было в плен нас не взяли!

— Неужели ты бы сдался! — послышался из темноты чей-то голос.

— Эх ты, умник! Это я просто так сказал! — огрызнулся Пирго.

Все замолчали.

Темнота становилась всё гуще и гуще. Зажглись первые звёзды. Из-за Петушиной Горы выкатилась луна, похожая на лепёшку.

— Н-да! Крджа и свинцовые шарики… Вот, значит, как, — пробормотал Мича и погрузился в глубокое молчание.

Он опомнился, когда со двора послышался громкий голос кухарки Терезы:

— Эй, ребята, вы что, об ужине забыли? Что-то на вас не похоже!

— Крджа… свинцовые шарики, н-да! — ещё раз повторил Мича. — Впрочем, что же тут такого страшного? Мы ведь черноногие!

— Правильно! — гаркнули двадцать семь глоток.

И, словно в атаку, бросились мальчишки на котёл тётки Терезы.

— В артиллерии, братец ты мой, просто благодать, — с видом знатока объясняет Боца своему спутнику Циго. — Запряжёшь лошадей, втащишь пушку на гору, устроишься на огневой позиции и давай пали! «Накрой-ка мне вон тот блиндаж!» — приказывает командир. А ты покрутишь ручки прицела, определишь наклонение ствола, нажмёшь механический спуск… бух, бух! — и нет ни блиндажа, ни места, где он стоял. Прах и пепел! Поднимешь голову, взглянешь на небо, а оттуда через пять минут, из стратосферы, падают обломки бывшего блиндажа, куски бетона, балки, каски — это их снарядом в небо подняло!

— Ух ты! — ёжится Циго, изумлённый услышанным. — Вот страшно!

Цигина доверчивость ещё больше распаляет воображение Боцы. Он разошёлся и «заливает», как только он один и умеет. Циго всё больше удивляется, но не спорит. Возможность усовершенствоваться в военном деле и стать бомбардиром племени черноногих вооружает его необходимым терпением, и он покорно слушает объяснения Боцы.

Оживлённо болтая, мальчишки приближаются к хижине дядюшки Столе, вокруг неё длинными рядами стоят голубые и жёлтые ульи.

Пасека дядюшки Столе находится недалеко от Дома. У подножия зелёного холма, на солнечной стороне построил старый пасечник хижину из прутьев. В ней он проводит большую часть дня. Когда наступает весна, когда расцветают луга и леса и приходит время пчелиного взятка, дядюшка Столе почти не появляется в Доме. Целыми днями он сидит перед хижиной, попыхивает трубкой и наблюдает, как «работает» пчела. От жужжания пчёл-работниц гудит воздух, словно где-то вдалеке летит тяжёлый бомбардировщик. Только пчелиное пение не тревожит, а успокаивает.