— Не могу я идти туда… Не несут меня ноги с родной земли. Вот и весь сказ мой!
Жена, Варвара Николаевна, утирала слезы:
— Господи, что же делать?
— Не пойду! Нету на это моего согласия, и все!
С большим трудом старик Суворов оторвал семью от колонны и задержался в деревне. С той поры, просыпаясь раньше всех, он выползал из землянки и, хмуро щурясь, подолгу смотрел на восток, ожидая, когда за кольями изгороди и кустом рябины покажется солнце…
У старика был сын Александр. Вскоре его вызвал немецкий комендант и объявил: он должен отправиться на военные работы, что ведутся за Десной. Парень унаследовал от отца все, чем гордился тот, и особенно — ненависть ко всему, что чуждо духу родины, любовь к вольной воле и родной земле. Александр категорически отказался работать на врагов и скрылся из деревни. Но его поймали. Затащив в комендатуру, фашисты жестоко избили парня. Избитого, окровавленного, родные принесли его домой.
Старик Суворов угрюмо двигал бровями, смотря на сына:
— Кости перебили, сволочи! Я вижу. И нутро, полагаю, оборвали…
Варвара Николаевна причитала около сына. А сестра Татьяна, спустив с рук сынишку Женю, не в силах сдержать свою ненависть, схватила березовый кол и бросилась в комендатуру. Вскоре в доме комендатуры звякнули стекла от выстрела.
Но комендант-фельдфебель промахнулся. А потом фельдфебель решил наказать Татьяну более сурово: через час ее отправили в лагерь смерти.
Три месяца семья Суворовых жила в деревне и испытала все ужасы немецкой неволи. Она видела, как фашисты терзали и убивали ни в чем не повинных людей, всячески пытались подавить в них стремление к свободной жизни, глумились над всем русским. Тяжко было жить. Каждое утро старик Суворов выходил встречать солнце и думать о воле. Однажды на заре он услышал грохот отдаленной артиллерийской канонады. И он заплакал…
Советские войска наступали. Но немцы задержали их на несколько дней как раз у деревни. Старик Суворов видел с высотки, как в низине, поросшей ельником, начали окапываться наши войска. Старик забеспокоился: а вдруг вот здесь — перед глазами — еще надолго задержится фронт? Счастье, что так ждал он, дошло до ельника. Неужели оно не дойдет до его землянки? Ему было душно в мире, оскверненном чужеземцами, в мире, где лязгают чужие, металлические голоса, где привычные пейзажи деревни изуродованы танками и опалены огнем, а закаты украшены виселицами. Даже в худшие времена он не ползал, как червь, по земле родной. Он давно привык ходить по ней как хозяин, гордо расправив грудь и раскинув бороду. Он привык любить землю большой хозяйской любовью, творящей и украшающей жизнь. Его сердце рвалось к любимой воле. Он хотел жить законами, установленными всей историей страны и навечно скрепленными кровью многих поколений.
Фашисты задумали угонять из деревни народ. В этот день старик Суворов держал в землянке совет со своей семьей.
— Не пойду я, — говорил он решительно. — Здесь я родился, здесь и помру…
— Бежать надо, бежать! — горячился Александр. — Вот потемнеет — и я уйду!
Вечером он благополучно пробрался в ельник и встретился с нашей разведкой, рассказал, где у немцев стоят танки и орудия.
Прошел еще день. Вечером Василий Сергеевич взял внучонка Женю на руки, сказал:
— Ну, внучек, сказывай бабке, чтоб сбиралась живо. К своим пойдем!
Старый солдат Суворов три года ползал по полям сражений. Ему не привыкать, а старухе тяжело было ползти по межам, канавам и воронкам, в густом бурьяне. Но она ползла да еще тащила за собой внучонка. Семья Суворовых была на ничейной полосе, когда начался бой. Все поле стало вздрагивать от взрывов, всюду заметалось пламя, над травой потянуло дымом и гарью. Но старик Суворов был непреклонен в своем решении. Он полз и полз вперед, подавая команды старухе:
— Ложись крепче! Ползи за мной! Шеньку не потеряй, гляди!
Совсем близко раздался взрыв. Осколками старика ранило в бок, а Женю в щеку. Они заползли в воронку, и тут старик, едва сдерживая стон, погоревал:
— Зря угодило! Вот они — свои, а тут…
Здесь, в воронке, их и нашли наши бойцы. Так Суворовы вырвались на волю. Пожилой боец, увидев Женю и, должно быть, вспомнив о своих детях, поднял его, прижал к груди, спросил:
— А где, сынок, мамка твоя?
— Там! — И мальчонка указал на запад.
Солдат поставил Женю на землю, погладил его светлые волосы и, ничего не сказав, закинув винтовку на плечо, крупно зашагал в ту сторону, куда откатился грохот боя…
6 сентября 1943 г.
Рахим Мухамедьяров
Георгиевский крест — военный орден, которым в старой России отмечалась храбрость на поле брани. В сознании народа он всегда являлся символом воинской доблести и славы. И того воина, что носил Георгиевский крест, наш народ считал своим верным сыном, который верой и правдой служит Родине и ради нее готов отдать свою жизнь…
Он носил Георгиевский крест.
* * *
Немецкие позиции были за небольшой речкой. Однажды на рассвете там с необычайной силой загрохотали батареи. Русские окопы враз захлестнуло огнем и дымом.
Многие из роты подпоручика Александрова погибли, а некоторые, не выдержав огня, отошли. Но отважный ротный не покинул своего рубежа. С ним остались старый вояка-фельдфебель Моргунов да молодой пулеметчик Рахим Мухамодьяров.
Когда стихла канонада, Рахим выскочил из окопа, полузаваленного землей, и бросился к пулемету. Быстро ощупав его, он обернулся — и белые зубы его блеснули.
— Живой! — закричал он. — Живой, ваше благородие! Увидев фельдфебеля, Рахим потребовал:
— К ленте! Помогай!
Немцы уже спускались к речке. Они шли большой плотной колонной. Над полем гремел их оркестр. Над полем играло их знамя. Взглянув на немцев, подпоручик Александров тронул пулеметчика за плечо и горячо прошептал:
— Мухамедьяр!
Выпустив немцев на чистое поле, Рахим прищурился особенно зорко — и пулемет забился в его руках. Казалось, он пытался вырваться из рук Рахима и броситься вперед…
Вражеская колонна враз поредела. Упало знамя. Замолк оркестр, лишь одна труба продолжала выть над полем потерянно и дико. Но колонна все же грозно двигалась к русским окопам. И вновь в руках Рахима забился пулемет. И еще раз, и еще…
Немецкая атака была отбита. За стойкость и храбрость, проявленные в этом бою, он и получит Георгиевский крест.
* * *
Год назад Рахим Мухамедьяров вновь оказался на войне. Он не забыл свое мастерство. Выйдя первый раз на стрельбище, сразу же показал высокий класс: с дистанции триста метров дал по цели четырнадцать пуль из двадцати. Все восемь мишеней были поражены. Ему присвоили звание сержанта, назначили командиром расчета.
Рахим Мухамедьяров отличился в первом же бою. Вот как это было. Наступая, рота вышла на опушку леса. Осталось преодолеть самый ответственный участок. Пулемет Мухамедьярова должен был оказать большую помощь роте в дальнейшем продвижении. Но тут случилась беда: наводчик и его помощник вышли из строя. Мухамедьяров сам взялся за пулемет. Укрываясь за изгородью, что стояла вдоль дороги, он бесстрашно выдвинулся далеко вперед. Подносчик доставил ему коробки с лентами. С новой позиции Мухамедьяров хорошо видел немецкий пулемет, который вел огонь по пехоте. Спокойно прицелясь, Рахим дал очередь — и пулемет враз замолк. Но не успела рота подняться, фашисты бросились в атаку. Они бежали прямо на Мухамедьярова. Он не растерялся. За одну минуту он завалил трупами всю поляну перед собой. И тогда рота двинулась вперед.
Спокойный и даже тихий в обычной жизни, Рахим Мухамедьяров напорист и стремителен в бою. Войну он понимает как тяжелый и опасный труд, в который советский человек должен вложить всю свою смекалку, всю свою силу и храбрость. Не случайно о своем пулемете он обычно говорит:
— Хорошая машина!
А когда новички спрашивают, кем он служит, он отвечает, разглаживая усы:
