Все как один, подчиняясь военной дисциплине, приказам, распоряжениям командиров и комиссаров, презирая смерть, горя ненавистью к врагам, — вперед! Трудным, но героическим путем — к победе!

Да здравствует свобода!»

Как только комиссар кончил читать, послышалось приглушенное «ура». Люди потрясали в воздухе оружием, выкрикивали рвущиеся из сердца призывы к бою.

Эта преждевременная шумиха, по условиям конспирации, не была предусмотрена. Но — теперь уже безразлично. Впрочем, гитлеровцы так и не показывались на территории лагеря, они или оставались в полном неведении, или боялись сунуть нос в лагерь.

Когда Назимов вернулся в детский — штабной — блок, его уже поджидали комбаты. Они доложили что батальоны готовы к выполнению боевого задания. Назимов посмотрел через окно: часы на главных лагерных воротах показывали без семи минут три. Помолчав минуту, Назимов приказал:

— Начинаем!

Харитонов, Бобровников, Чернов, козырнув, выбежали из комнаты. В блоке остались только Назимов и его помощник Задонов — два верных друга, два солдата подпольной армии. Они на миг забыли, что являются командирами повстанцев, просто смотрели друг другу в глаза, радуясь тому, что в эту опасную, может быть даже предсмертную, но все же самую прекрасную минуту их жизни они находятся рядом, вместе пойдут в бой. Что сказать друг другу напоследок? Да что тут можно придумать, коли сердца их и без того слились воедино.

Неожиданно раздались детские голоса. Задонов побежал в соседнее помещение. Назимов слышал, как он говорил:

— Ребята, сейчас же разойдитесь по своим местам, спрячьтесь. Мы шуганем фашистов, перебьем всех. И тогда — свобода! А вы не выходите на улицу. Будет стрельба. Если налетят самолеты, мигом все в подвал… Ну, други, мне пора… Я скоро вернусь…

Назимов неотрывно смотрел на часы. Бегут секунды, истекают последние минуты.

Не оглядываясь, Назимов приказал:

— Тебе пора, Николай. Твое место рядом с командиром головного батальона. Желаю успеха!

Они обнялись.

— Если со мной что… — сбивчиво говорил Заделов. — Одним словом, сообщи домой… — И придерживая пистолет, сунутый в карман куртки, он выбежал в коридор.

Только что шумливо бурливший лагерь с приближением минуты восстания притих, затаился. Взоры тысяч людей были устремлены на проволочные заграждения, на сторожевые вышки. Люди готовые броситься на врага, крепче сжимали оружие. В эти последние минуты вряд ли кто серьезно думал о смерти. Слишком уж накипела злоба против палачей. Ведь так хочется испытать чувство свободы.

Тишина. Нервы напряжены, сердце готово вырваться из груди.

…Майор Бобровников, с гранатой в руке, прижимаясь к стене, чтобы не попасться на глаза часовым на вышках, приблизился к углу барака. Затем подполз к пристройке, недалеко от запасных ворот. Затаился, перевел дыхание. Выждал, когда часовой на вышке повернется спиной к нему. Вдруг бросился на землю, прополз еще несколько метров и, широко, изо всех сил размахнувшись, метнул гранату в ворота. Глубокую тишину разорвал оглушительный взрыв. В ту же секунду загремели винтовочные залпы по вышкам. Тысячи людей с криками «ура», точно потоки, хлынувшие из берегов реки, бросились со всех концов лагеря на проволочные заграждения, к запасным воротам к вышкам. Немецкие коммунисты выключили ток, и люди, вооруженные ломами, топорами, кирками, принялись рвать проволоку. Другие группы узников, не дожидаясь, когда в заграждениях будут сделаны проходы, набрасывали на колючку одеяла, куртки, матрацы и переползали, перекатывались на ту сторону ограждения. Ворота уже таранили заранее приготовленными толстыми бревнами. У вышек гремели залпы и взрывы. Из окон клубами повалил черный дым.

Наконец запасные ворота рухнули. Бойцы головного батальона рванулись к эсэсовским казармам, к войсковым складам, к гаражу. Следом продвигался батальон Харитонова, Повсюду трещали пулеметы, автоматы, рвались гранаты. Повстанцам удалось овладеть одной из вышек. Пулеметы были повернуты в сторону-врага, очереди застрочили по другим вышкам.

— Прорвали! Прорвали проволочные заграждения! Атакуют казармы! — одним духом выпалил Назимову связной, прибежавший от Бобровникова. Глаза его пи рели, щеки разрумянились. В руках — немецкий автомат. — Гитлеровцы даже не успели занять свои дзоты!

— Передай Бобровникову, чтобы атаковал ревир! — приказал Назимов, и связной тут же исчез.

— Пошли и мы! — позвал Назимов группу штабных порученцев и связных. — На месте виднее будет.

У дверей штаба стояла охрана. Один из бойцов передал комбригу трофейный автомат.

С автоматом под мышкой Баки направился к запасным воротам. Десятки убитых лежали между бараками. Многие висели прямо на проволоке.

— Бойцы головного батальона, — объяснил один из связных. — Их косили пулеметом с угловой вышки…

Угловая вышка была взорвана и горела.

— Товарищ подполковник — предупредил один из сопровождавших, — держитесь ближе к стене: здесь откуда-то стреляют, только что убили связного…

Чутьем боевого командира Назимов угадывал, что продвижение его бригады задерживается.

— Чернов! — позвал он командира третьего батальона. Давай двигай и ты. Помоги Харитонову. Прорывайся к оружейным складам!

Следовавший за комбригом Чернов приостановился, взмахнул рукой — и бойцы его батальона, перед тем невидимые, появились словно из-под земли, бросились вперед.

Над головой посвистывали пули. Стоявший рядом с Назимовым телохранитель вдруг пошатнулся, выронил из рук автомат, рухнул на землю.

Неподалеку, в небольшой воронке от противотанковой гранаты, лежали двое, вцепившись в горло друг другу, — лагерник в полосатой куртке и власовец в черной шинели. Оба были мертвы. В лагернике Назимов с одного взгляда узнал Рыкалова.

— Прости, — сказал про себя Баки. — Мы сомневались в тебе. Ты же знал, иначе нельзя было.

Навстречу, поддерживая друг друга, плелись раненые. Они не выпускали из рук оружие. В одном из них Назимов узнал Сабира.

— Товарищ комбриг… Баки абы, — обратился Сабир. — Вон из того окна бьет пулемет. Неплохо бы угомонить его.

— Попытаемся, Сабир. В каком подразделении воевал?

— В головном.

— Как у вас дела?

— Мы свой долг выполнили, Баки абы.

Назимов приказал нескольким бойцам снять фашистского пулеметчика.

— Кто поведет вас?

— Я и поведу! — вызвался Сабир. — Рана терпимая, меня уже перевязали.

Общее продвижение повстанцев задерживалось у эсэсовского ревира, который должна была брать «Каменная» бригада. Гитлеровцы успели организовать здесь оборону, их пулеметный огонь не давал бойцам поднять голову.

Атака головного батальона тоже не принесла успеха — огонь был слишком плотен.

Повторную атаку подразделений батальона возглавил Задонов. И опять пришлось залечь.

Успешнее действовал батальон Бибикова. Штурмовикам удалось подорвать доты, оборонявшие подступы к гаражам. Бойцы хлынули вперед. С минуты на минуту гаражи должны были пасть.

Большинство вышек были взорваны, горели. Но с одной все еще велся сильный косоприцельный пулеметный огонь, прижимавший атакующих. После коротких перебежек неизменно звучала команда: «Ложись!»

Но лежать под огнем — тоже равносильно смерти. Что-то надо было предпринять. Вдруг раздался оглушительный взрыв. Вышка качнулась, осела. Пулемет умолк. Кто-то из безымянных бойцов сумел подползти к вышке, заложил и подпалил заряд тола.

Теперь можно было действовать свободнее. Бойцы батальона Харитонова волокли из захваченных дотов пулеметы и минометы, быстро устанавливали, открывали сильный огонь по оборонявшимся оружейным складам.

— Атаковать склады! С ходу атаковать! — приказал комбриг, видя, что успех надо немедленно развивать.

— Товарищ подполковник, смотрите, идут наши резервы! — показал один из связных.

Действительно, батальоны резервной бригады не выдержали и, не дожидаясь приказа, включились в бой. А за бригадой буквально тучей двигалась многотысячная толпа лагерников, вооруженных чем попало.