Глядя на храм, архитектура и символика которого хранила в себе – он это уже знал точно – неразгаданный свод оккультных учений, он ощущал сильное волнение от осознания прикосновения к тайне.

Соловьев подошел к входу и заглянул в полуприкрытую дверь.

– Мсье, уже поздно. Мы закрываемся. Приходите завтра, – вежливо, но сухо произнес служитель, одетый в черную сутану, но, взглянув на изможденное лицо Владимира, в его ясные и безмерно глубокие глаза, молча сделал шаг в сторону, пропуская в храм.

– Благодарю вас, я ненадолго.

Величественная базилика со сводчатыми потолками нефов и уже полутемными витражными окнами словно старалась растворить его в огромном пространстве великолепия и превратить в крошечное создание – ничтожное перед каменным величием веры. Но Соловьева сейчас не интересовала архитектура, он, стараясь неслышно ступать под гулкими в тишине сводами, направился сразу к белой мраморной статуе Богоматери с младенцем Иисусом на руках. Прекрасная Дама Парижа была по-царски величава и недосягаема – под стать храму. Казалось, она вытянула невидимую руку ладонью вперед, предупреждая, что близко подходить никак нельзя. Лицо младенца тоже показалось не детским. Он был скорее похож на умудренного долгой жизнью маленького старичка с крепко сжатыми губами.

«Похоже, это не моя Богиня», – разочарованно подумал Соловьев, вспоминая, что та в видениях была теплой и лучезарной, зовущей к познанию, добру и гармонии.

«Нет, это определенно, не Она, – размышлял он, уже направляясь к выходу, – но это точно Ее собор, потому что в нем есть тайна. Значит должны быть какие-то знаки, которые я просто не увидел в спешке».

– Вы довольны, мсье? – прервал его размышления возчик, ожидавший возле экипажа.

– Вполне, – неохотно ответил Соловьев, который не любил, когда кто-то вторгался в его мысли.

– Я вам так скажу, мсье, – на усатом лице возчика появилось доверительное выражение, – может вам будет интересно узнать, моя покойная бабушка рассказывала со слов своей бабушки, что на этом самом месте раньше стоял храм, – он огляделся по сторонам и понизил голос, – Великой Египетской Богини. Внутри была ее статуя, и наш город назван в ее честь.

Соловьев, который уже занес было ногу на ступеньку экипажа, приостановился, слушая с интересом.

– Статуя богини находилась в храме еще триста лет назад, – продолжил возчик, явно польщенный вниманием, – пока христианские священники не догадались, что прихожане и многие паломники, приходят сюда с молитвами и просьбами, потому что, – он снова заговорил тише, – считают статую не Матерью Христа, а Великой Египетской Богиней. Представляете, мсье? – спрятал он хитрую улыбку в пышных усах. – Вот тогда-то и решили старую статую разрушить. И разрушили. Но, людская молва до сих пор говорит, – он опять огляделся и перешел на громкий шепот, – что тайные служители Богини сохранили и спрятали кусочки прежней статуи в разных городах по всему свету. И в Париже тоже. Так-то вот, мсье, – забрался на свое место и щелкнул кнутом.

Экипаж тронулся и загромыхал по булыжной мостовой. Соловьев бросил прощальный взгляд на собор, который уже не казался ему надменным и чопорным. Парижский воздух вдруг пахнул на него запахом восточных благовоний. Египет ждал его. Теперь он это знал точно…

В Шереметьевском ВИПе только что закончили ремонт. Все кругом блистало новизной и чистотой. Александра сидела на втором этаже и пила чай.

– А была бы моей женой – бесплатно через зал правительственных делегаций ходила бы, – сказал Кузя, поднявшийся с первого этажа, где оплачивал ВИП.

– Бесплатно – это за счет налогоплательщиков? – язвительно спросила она.

– Опять ты за свое, – Кузя пожал плечами и взял чашку с чаем.

– Я поняла, ты хочешь на мне жениться, чтобы по сто евро экономить, – усмехнулась она.

– Сто туда, сто обратно, несколько раз год… – Кузя сделал вид, что в уме посчитывает расходы.

– Еще бизнес-класс, – сочувственно добавила она. – Хотя, если честно, я тебе очень признательна за заботу. Приятно чувствовать себя человеком, к которому в аэропорту относятся уважительно и не заставляют снимать обувь для контроля на отсутствие взрывчатых веществ в подошвах и не ищут наркотики в трусах.

– Не за что, – Кузя расплылся в довольной улыбке.

– Надеюсь, ты не будешь здесь куролесить в мое отсутствие? – Александра уставилась на него нарочно подозрительным взглядом, чтобы сделать приятное.

Довольная улыбка Кузи трансформировалась в умильную.

– Всякие там походы по закрытым стриптиз-клубам, молоденькие шлюшки… – уточнила она.

На лице Кузи появилось выражение счастья.

– Я по тебе уже сейчас скучаю, – глянул он преданными и влюбленными глазами.

– И не вздумай сделать татуировку, – строго добавила она.

– Если только твой портрет, – быстро нашелся он.

– Прошу, только не на ягодице, – Александра все-таки рассмеялась.

– Кстати, Сашенька, я обо всем договорился, – перевел Кузя разговор на другую тему. Остановишься в хорошем доме. Там наши живут из российского представительства. Тебе квартиру выделят. Будешь спокойно работать. Никто мешать не станет. Наоборот, помогут. Там все заняты своими делами. И в то же время будешь под присмотром.

– Каким еще присмотром? – она нахмурилась.

– Сашенька, ты едешь на Восток, в чужую страну. Мало ли какая помощь может понадобиться? А Иван Фомич подстрахует.

– Так значит моего опекуна зовут Иван Фомич?

– Ага, – кивнул Кузя. – И посол тоже в курсе о твоем приезде.

– И что б я без тебя делала? – воскликнула Александра.

Кузя вопросительно посмотрел на нее, не понимая, серьезно она или шутит.

– Спасибо, Кузенька, ты мне правда очень помогаешь, – решила она не оставлять ухажера в сомнениях на две недели. А может, и больше. Она еще не решила. Ведь неизвестно, как в Египте все сложится.

Самолет набрал высоту, о чем сообщила погасшая надпись «Пристегните ремни».

– В Каир по делам? – взъерошенный мужчина в соседнем кресле смотрел с интересом. – Или на кинофестиваль?

– А вы на кинофестиваль? – уклонилась Александра от ответа.

– Ну да, пригласили в жюри, – небрежно сказал он и поднял руку, подзывая стюардессу. – Будете сок или… – глянул вопросительно.

– «Или» – не буду, – улыбнулась Александра. – Воду без газа принесите, пожалуйста, – попросила она стюардессу.

– А мне – коньяк, – дополнил заказ мужчина.

– «Режиссерский чай?» – продемонстрировала Александра знание специальной терминологии, вспомнив, как Вадик однажды затащил ее на съемочную площадку, где его приятель снимал очередную серию бесконечного телевизионного фильма со стрельбой, кетчупно-красной кровью жертв и кукольными страстями уставших играть самих себя актеров, обреченных телевидением на популярность. «Мотор!» – небрежно командовал режиссер. «Мотор!» – вторил ему крупнотелый помощник, грезивший самостоятельностью и оттого неутомимо отрабатывавший настоящий режиссерский голос. Потом они оба приникали к экрану монитора, на котором разворачивалось действо, призванное скрасить досуг впечатлительных домохозяек. «Снято!» – устало-небрежно командовал режиссер после очередного дубля. «Снято!» – бодро вторил ему помощник, гордясь сопричастностью к волшебной магии, принесенной паровозом Люмьера. «А не выпить ли нам по чашечке режиссерского чая?» – глубокомысленно вопрошал режиссер, со значением глядя на администраторшу. Та суетливо исчезала в районе гримерки, а потом появлялась с чайничком и чашками, которые немедленно наполнялись пахучей жидкостью, призванной восстановить иссякающие творческие силы. «Режиссерский чай», – восторгался помощник, жадно припадая к чашке с коньяком, и, видимо, представляя тот прекрасный день, когда и он сам сможет вот так, пренебрежительно поглядывая в сценарий, навязанный придурком-продюсером, ничего не понимающим в настоящем творческом процессе, но которого все же приходится терпеть вместе с вечно недовольным сценаристом, сидеть в кресле перед монитором, передвигая командами и жестами людей, аппаратуру и события, а в паузах между съемками трахать глупых девчонок, мечтающих сняться в кино.