Александра краем глаза заметила, что Сережа, вздрагивая от неудержимого приступа смеха, начал сползать со стула. Слушатели, еще не остывшие после предыдущего выступления, снова оживились.

– И нечего смеяться, – строго сказала подруга Исиды, обернувшись назад и снова бросив строгий взгляд в конец зала, где за спинками стульев укрылся Сергей. – Говорю вам – эти боги все сохранились в Египте – их тела в Саккаре похоронены, в Серапиуме. Думаете, зря египтяне туда доступ закрыли?! Там же саркофаги стоят огромнейшие, с крышками закрытыми. Сами подумайте, зачем пятнадцатиметровые саркофаги делать? А?

– Те-ле-визионное начальство это чудо не видело! – прохрипел наконец Сережа. – Их кадр! Ведущая психопанораму! Поющий парикмахер отдыхает!

– Смотрю я на вас, – с надменным видом поднялась со стула пришелица, – сумасшедшие вы все. Вас всех надо лечить. Однозначно! – сказала со знакомой крикливой интонацией. – Ладно. Пора мне. Еще надо в пяти местах сегодня побывать, а потом на примерку: с Луны новую ткань для меня прислали, магнитно-резонансную. Крайон договорился, – протопала к выходу, но в дверях остановилась.

– Так что если кто на Средиземное море летом собирается отдыхать – не забудьте теплые вещи прихватить. Пока-а!

По залу раскатился смех, и все, оживленно переговариваясь, стали подниматься с мест.

Александра подошла к присевшему на стул лектору, который начал укладывать бумаги в потертый портфель.

– Здравствуйте. Меня зовут Александра. Я… журналистка, – неожиданно для себя соврала она. Ей почему-то показалось неуместным называть свою настоящую профессию. Часто мужчины, с которыми она знакомилась, узнавая, что она психиатр, либо начинали глупо шутить по этому поводу, либо настораживались и замыкались, видимо, опасаясь услышать диагноз. – Готовлю материал о Египте…

– Что значит – о Египте? – глухим голосом устало отреагировал лектор. – Египет – Вселенная. Это все равно, что готовить материал «О Вселенной», – снисходительно добавил он, рассматривая Александру поверх очков.

– Меня интересуют мистерии Древнего Египта, – поспешно уточнила она.

Лектор снял очки и, достав из кармана бумажную салфетку, стал протирать стекла.

– Не совсем понятно, но, допустим. А вы сами-то в Египте были?

– Один раз. В Шарме. На море, – сказала Александра.

– Надеюсь, не в кампании с одной из особ, осчастлививших нас своими… непосредственными выступлениями?

– Бог миловал! – широко улыбнулась Александра.

Лектор поднялся со стула.

– Ну, Шарм это не Египет! А Египет, знаете ли, у каждого свой. Чтобы писать о Египте, его надо попробовать на вкус. Его надо потрогать. Им надо подышать. Услышать. Но чтобы услышать, надо иметь особый слух.

– Я туда вскоре собираюсь, – будто оправдываясь, сказала она.

– Съездите туда, вернетесь, вот тогда и поговорим, – он щелкнул застежками портфеля, – о мистериях Древнего Египта.

– Как мне вас потом найти?

– Найти? Проблем не будет. Мир тесен, – многозначительно добавил он, пристально глядя на Александру. – Вы даже представить себе не можете, как он тесен…

…С каждым днем Соловьев чувствовал, что все более превращается в натянутую струну, готовую к прикосновению. Почти ничего не ел и стал острее воспринимать запахи и звуки. Подходя к зеркалу, отмечал, что черты лица заострились и под глазами легли темные тени, отчего отражение выглядело почти иконописным. Ему было знакомо это состояние. Состояние ожидания. Ожидания нового видения, которое может прийти когда угодно – и ночью и днем. Главное, в этот момент быть одному, чтобы никто не помешал, бесцеремонно ворвавшись в его тайный внутренний мир…

Вытянув ноги к огню, он сидел в кресле у камина, завороженно наблюдая за мерцанием догорающих углей. Тени, совсем недавно плясавшие по стенам в отсветах пламени, наконец, угомонились, устроившись на ночь. Громкое и противное жужжание невесть откуда залетевшей в комнату мухи, которая начала выписывать беспорядочные пируэты, приземляясь то на штору, то на картину, то на каминную полку, то на спинку кресла, видно подбирая теплое местечко для ночлега, а может, радуясь тому, что наконец нашла хоть одну живую душу, которую можно принудить к общению, вывело его из задумчивости. Он несколько раз махнул рукой и даже поднялся с кресла, отгоняя назойливую собеседницу, но когда та, наконец, угомонилась, от предощущений не осталось и следа.

«Что ж, таково устройство мироздания, которое позволяет даже крошечному насекомому влиять на цепочку событий и приводить к непредвиденным последствиям, – с грустной улыбкой подумал он. – И человек, будь он совершенным, как Христос, который стал высшим проявлением Божественной Мудрости – Софии, воплощенной в образе Девы Марии, и результатом ее единения с Логосом, или ничтожнейшим, недостойным, обремененным всеми смертными грехами, существом – всего лишь составная и неотъемлемая часть мироздания».

Он зажег масляную лампу, опустился на старенький стул с облезлыми ножками, словно отнятый скупой миссис Сиггерс у стаи голодных собак, и углубился в чтение записей в тетради…

…Утром в привычно пустом в столь ранний час читальном зале его встретила мисс Литтл. На ней была белая блузка с черным узким атласным бантиком, темно-серая юбка, из-под края которой выглядывали новые туфли на небольшом каблучке.

– Сегодня неплохая погода, не так ли, мистер Владимир? – с полуулыбкой кивнула она в сторону окон, за которыми серое небо по-прежнему моросило нудным дождем.

– Мисс Литтл! – Соловьев, даже всплеснул руками от удивления. – Вы сегодня необыкновенно хороши! – решился он нарушить традиционный ход разговора.

– О, благодарю вас, мистер Соловьев, это очень любезно с вашей стороны! – ее щеки покрылись легким румянцем. – Ваши книги уже на столе. Будете заказывать что-то еще? Может быть – чаю? – совершенно неожиданно спросила она. – У меня здесь есть чайник, и я могла бы… – она вдруг смутилась, видимо придя в ужас от собственного предложения.

«Бог моя, да не влюбилась ли в меня эта почтенная… перечница? – весело подумал он. Иначе с чего бы это она так вырядилась? Да и чаю в читальном зале предлагает».

– Нет-нет, благодарю вас, – начал было он, но, заметив, как скорбно опустились уголки ее рта, поспешно добавил, что с удовольствием выпьет чаю с любезной мисс Литл немного позже.

Он расположился за столом. Открыл книгу и попытался читать. Не смог. Мысли разбегались и прятались. Открыл другую и, полистав страницы, тоже отложил в сторону. Предощущение встречи, так и не состоявшейся сегодня ночью, не проходило. Краем глаза заметил, что за соседний стол сел француз, от которого раздражающе пахнуло сладким одеколоном… Глянул на мисс Литтл, которая почему-то слишком громко перекладывала книги… И дождь слишком сильно барабанил по стеклам купола…

«Сегодня все „слишком“», – подумал он, откинулся на спинку стула, прикрыл глаза и вдруг ощутил жжение между бровями…

Ему вдруг показалось, что его тело вытягивается вверх, и оттого сам он поднимается выше куполообразного свода читального зала, выше Биг Бена, выше мрачных туч, придавивших город… Поднимается к лазоревому сиянию, в котором возникло долгожданное и прекрасное женское лицо, которое само и являлось источником божественного света. То самое лицо, которое он видел в детстве в пламени свечи. Сейчас оно показалось строгим, хотя взгляд был приветлив и ласков. И она, величественная Богиня смотрела так, будто он – простой смертный – был ей знаком и любим ею! Ее лицо было настолько близко, что, казалось, можно протянуть руку и дотронуться. Но делать этого нельзя, никак нельзя, потому что это лицо его Богини… его Софии… Он смотрел не моргая, боясь пошевелиться, малейшим движением спугнуть видение. Вот губы ее чуть дрогнули, словно она пыталась что-то сказать ему.

«Ты ищешь тайного знания, человек?»

«Да!» – подумал он, ощущая невообразимое счастье оттого, что Богиня знает его самое сокровенное желание.