— Эмми, Эмми! Ради Бога, Эмми!

Это кричал Том. В спальне было темно, но гостиная освещалась ярко-красным заревом, отблески которого пробивались сквозь занавески. Я слышала, как Том бешено колотил в дверь. У меня на глазах выступили слезы, я задыхалась от едкого дыма и ничего не соображала. Вдруг под сильным напором дверь с треском распахнулась. В комнату влетел Том и упал с разбегу к моим ногам. Он с трудом перевел дыхание, и дым наполнил его легкие. Он попытался встать, но увидел меня.

— Беги отсюда, — выдохнул он. — Беги. Через несколько минут здесь все обрушится.

Он схватил меня за руку и указал на двор.

— Подожди, есть несколько вещей, которые…

— Нет времени! Беги! — И, схватив меня за плечо, с удивительной силой вытолкнул за дверь.

Конюшни Лэнгли были охвачены огнем, языки пламени с рычанием вздымались вверх к небу. Вдалеке, в городе, звонили пожарные колокола, а здесь творился кошмар. Все утонуло в ржании лошадей, запертых в конюшне. Весь сеновал над стойлами был в огне, и языки пламени уже перекинулись на крышу. Дул легкий ветер, но и его было достаточно, чтобы пожар захватил склад.

Сквозь шум и треск я расслышала, как Том прокричал мне в ухо:

— Не стой здесь! Беги, зови на помощь! Где же этот идиот Уоткинс… — он кинулся к конюшням.

Земля возле конюшен горела под моими босыми ногами. Я подбежала к Тому и с безумным отчаянием повисла на его руке.

— Не ходи. Крыша сейчас обвалится. Слишком поздно.

— Лошади моего отца… — прокричал он в ответ. — Его призовые скакуны.

Он повязал мокрый платок у носа, а потом одним толчком освободил от моей хватки свою руку.

— Уходи, Эмми…

Я беспомощно стояла на месте, прикрывая лицо руками и пытаясь разглядеть его фигуру сквозь пламя. Из-за нестерпимого жара, дышавшего прямо мне в лицо, я отступила на тропинку. Последнее, что я видела, — это горящие искры, падающие на крышу моего дома.

Я побежала к маленькой группе людей, разбуженных трезвоном пожарных колоколов. Это были отщепенцы города; я отчаянно закричала в отупевшие, пьяные лица:

— Помогите мне. Там внутри человек…

Они покачали головами.

— Безнадежно, мисс! Безнадежно!

Конюшни сгорели, склад сгорел. Мой дом тоже сгорел. Не пострадал универмаг только благодаря своей ровной, без окон, стене. Джон Лэнгли стоял рядом и безмолвно наблюдал, как огонь пожирал склад товаров, пока от него не остались обгорелые стены.

На следующий день, когда пожар поутих и можно было начинать поисковые работы, пожарные сказали, что Том умер не в огне, а под копытами одной из мощнейших лошадей, возившей карету его отца.

Пока мы наблюдали за разрушительным действием пожара, стоя на Коллинз-стрит, смотритель Уоткинс опять и опять подходил рассказывать Джону Лэнгли свою историю. Он повторял ее в толпе любому, кто был готов выслушать, и я слышала обрывки, по меньшей мере, дюжины разных вариантов происшедшего, пока там стояла.

— Это была не моя вина, мистер Лэнгли. Я встретил его там ранним вечером. Он был смертельно пьяным, да, и искал, где бы лечь и спокойно поспать. Я решил, что будет лучше, если оставлю ему лампу, ведь это был мистер Том, и я не смел оставить его бродить одного в темноте. Но клянусь вам, мистер Лэнгли… я клянусь вам, сэр, что лампа висела на положенном ей крючке. Ему пришлось бы ее снять, мистер Лэнгли, ему нужно было бы снять ее своими собственными руками.

Уоткинс все время обращался к Джону Лэнгли и избегал смотреть на Розу, которая стояла рядом, безмолвно и оцепенело глядя на пожар. Она только однажды вскрикнула, когда обвалилась крыша склада. Люди с удивлением смотрели на нее, не проронившую ни слезинки, но я чувствовала, как ее пальцы впивались в мою руку. Она стояла так, не шелохнувшись, все несколько часов, которые потребовались на тушение пожара, и механически повиновалась, когда к ней обратился Джон Лэнгли.

— Пойдем, пора идти. — Он взял и мою руку. — Пойдемте, миссис Эмма.

Он встал между нами и повел сквозь расступившуюся толпу. К тому времени собралась уже большая толпа людей.

Кэйт и Дэн шли за нами. Они все время стояли рядом с Розой, не разговаривая с Джоном Лэнгли, даже избегая смотреть на него. Сообщение достигло Ларри, который находился тогда в Сент-Кильде, и он тут же приехал, и сейчас все еще работал с бригадой волонтеров-пожарных. В конце толпы ждал экипаж, присланный Элизабет, чтобы привезти ее отца и Розу домой. Джон Лэнгли помог Розе сесть в него.

Кэйт дотронулась до моей руки.

— Эмми, ты вернешься с нами в гостиницу?

Джон Лэнгли обернулся и снял шляпу, прежде чем заговорить с Кэйт:

— Мадам, я благодарю вас. Но миссис Эмма — член моей семьи, и ее место в моем доме.

Таким образом я появилась в доме Лэнгли в одном халате и с босыми ногами.

В день похорон Тома в Мельбурн вернулся Адам.

Когда пришло известие, что «Эмма Лэнгли» пришвартовалась в бухте Хобсон Бей, я направилась не туда, а прямиком на Лэнгли Лэйн. Мое чувство не обмануло меня. Адам был там, он стоял среди обгоревших развалин конюшни, а вокруг сновали люди, расчищающие двор. Неверящими глазами он смотрел на место, где когда-то находился наш дом, на высокую почерневшую стену универмага, возвышавшуюся рядом.

Я подняла черную вуаль.

— Все пропало, Адам, — сказала я. — Мы ничего не могли спасти.

Вместо ответа он нагнулся и поднял обгоревший кусочек дерева.

— Посмотри, — произнес он. — Я даже не знаю, что это было. Может, я сделал это своими руками. Это, может быть, полка, или ножка стула, или покрытие пола. Что это, Эмми?

Он протянул его мне.

— Не знаю, — ответила я.

Впервые я почувствовала всю тяжесть потери. Все, что у меня было от Адама, находилось здесь. Все, что он с такой гордостью и любовью делал собственными руками, осталось здесь. Это было нашим спасением и поддержкой, осязаемой вещью, на которую можно было глядеть и вспоминать о годах, проведенных вместе. Теперь от этого ничего не осталось, и я не могла найти замену исчезнувшему.

Он взял меня за руку и повернулся, чтобы уходить. Я опять опустила на лицо вуаль.

— Мы пойдем к Лэнгли, — сказала я. — Джон Лэнгли ждет нас.

— Оставаться там? — Он резко отпустил мою руку.

Я увидела, как прежняя суровость появилась на его лице.

— Давай не пойдем туда. Мы найдем гостиницу.

— Гостиницу? Но они нуждаются в нас! Дети нуждаются во мне.

Он пожал плечами.

— В таком случае мы пойдем.

Я совершила ошибку и уже знала об этом.

Кортеж был очень длинным — больше мили, как и положено на похоронах члена семьи Лэнгли. Катафалк везли шесть украшенных плюмажем черных лошадей — факт сам по себе настолько редкий в колонии, что запомнят его надолго. Не знаю, где Джон Лэнгли нашел этих лошадей, но они были прекрасны, блестящие на жарком солнце и черные, как венок на двери Лэнгли-хауса. Джон Лэнгли, Роза и Элизабет ехали в первом экипаже. Адам и я ехали одни во втором. То, что мы носили фамилию Лэнгли, было для нас в те дни тяжелым бременем.

После похорон продолжались посещения. Мы узнали о ритуале пятиминутного соболезнования, пятиминутного пребывания в гостиной, где были приспущены драпировки на окнах, когда скорбными и приглушенными голосами посетители говорили о Томе. По-моему, здесь был весь Мельбурн, некоторые приходили с искренним сочувствием и добротой в сердце, но большинство явилось просто из любопытства.

Джон Лэнгли был непреклонен в своем стремлении исполнить ритуал до малейших деталей. Каждый присланный венок надо было отметить и послать в ответ признательность, на каждое письмо — а они приходили изо всех уголков страны, из всех колоний — нужно было ответить и принять каждого посетителя.

Мы все вместе сидели в столовой, когда у входной двери снова раздался стук, я увидела, как Роза закрыла рукой глаза и произнесла в приступе усталости и попытки сопротивления: