Случилось так, что впервые я попала в дом Джона Лэнгли не как жена Адама, а как подруга Розы Лэнгли. Даже после того, как она покинула мой дом, наговорив много гадостей, я была уверена, что мы будем продолжать дружить. Хотя внутри меня все восставало против нее, но Роза была из семьи Мэгьюри, от которых я никогда не смогу отказаться.

И я приходила по ее зову. Я приучила себя забывать все те ужасные вещи, которые говорила Роза. Я видела, что имею на нее влияние, причем большее, чем семья и Том, и пользовалась этим, чтобы заставить ее делать то, чего она не хочет, и вести себя так, как подобает жене Тома Лэнгли. Не знаю, почему Роза принимала меня в этой роли, возможно, из-за одиночества, а может, из страха совсем потерять связь с Адамом. Но какими бы ни были причины, роли были уже распределены, и каждый получил свою. Видит Бог, я не хотела этого. Меня все еще преследовала мысль, что Роза может отнять у меня Адама, и я с радостью держалась бы от нее подальше. Но я так многим была обязана Кэйт и Дэну.

Не прошло и часа, как Роза покинула мой дом, и я получила от нее записку с выражением сожаления и раскаяния. Она всегда знала, чем обезоружить меня, как поколебать мою уверенность. Записка была туманной. Я думаю, если ее спросить, в чем она раскаивается, Роза не смогла бы ответить. А еще там была приписка: «Пожалуйста, приходи помочь мне перебраться к Лэнгли, мы едем завтра».

И я пошла. Естественно, это было глупо, но я уже начинала привыкать к роли дуры, когда дело касалось Розы.

Главным образом я должна была служить ей поддержкой в первой битве с домашним хозяйством Лэнгли. Когда я приехала, все было упаковано только наполовину. Два чемодана и полотняный саквояж должны были вместить пожитки, для которых не хватило бы и пяти чемоданов. Даже за те два дня, которые она провела в Мельбурне, Роза умудрилась сделать множество ненужных покупок, свертков и корзинок. Одно было бесспорно: Роза не признавала полумер. За ними приехала карета от Лэнгли, но Тому пришлось заказать еще кеб для багажа.

Когда возле особняка Лэнгли открыли дверь кеба, коробки и пакеты посыпались оттуда, как ненужный хлам. Роза, казалось, и не заметила этого. Она не стала ждать, пока Том поможет ей выйти. У открытой двери стояла Элизабет Лэнгли. Вообще ее имя было миссис Таунсенд, но в Мельбурне все ее звали только Элизабет Лэнгли. Я знала, что она тоже предпочитала это имя. Девушка была высокой, как и Том, хорошо сложенной и очень красивой. На ней были весьма простое платье с короткими рукавами и скромная без орнамента юбка. Она больше походила на гувернантку, чем на хозяйку этого шикарного дома.

Наступал вечер, самое аристократическое время на Коллинз-стрит. Я думаю, что только для тех, кто, возможно, наблюдал за сценой встречи, Элизабет наклонилась и чмокнула Розу в щеку. Но ее глаза не были дружелюбными. Тома она поцеловала с большей теплотой.

— Здравствуй, Том.

— Здравствуй, Элизабет.

На этом их взаимные приветствия закончились. Теперь вопросительный взгляд Элизабет был обращен на меня.

— Это моя подруга, Эмми Лэнгли.

Она неохотно протянула мне руку. Ее кивок был высокомерным и холодным.

— Думаю, мой муж имел удовольствие видеть вас, — сказала я, чтобы прервать молчание. Выражение ее лица явно говорило о том, что ей и эта встреча удовольствия не доставила.

— Да, капитан Лэнгли заходил по делу к отцу, — сказала она и повернулась к Розе. — Пойдемте, посмотрите свои комнаты.

Когда Роза знала, чего она хочет, ей нельзя было отказать в смелости. Во весь голос, чтобы слышала прислуга, она заявила:

— Я поняла, что буду жить здесь, а не просто иметь комнаты. Я хочу видеть весь дом. Том, покажи мне все. Пойдем, Эмми. — Я увидела благодарность на лице Тома. Элизабет была в ярости. Роза взяла Тома под руку, и вдруг он стал действительно ее мужем, наследником этого дома, а не просто посторонним, чье присутствие с трудом терпят. Он повел ее вперед и в этот самый момент перестал быть блудным сыном. А Роза завоевала свое место в этом доме.

Пройдет еще много времени, прежде чем Джон Лэнгли оставит этот дом на Коллинз-стрит ради модной роскоши Ст. Кильды и Турака. Вокруг будет шуметь город, начнут подниматься новые кварталы. Ведь он построил этот красивый дом из голубого камня на века. И люди обязаны помнить, что Джон Лэнгли находится всегда в центре событий. Он не мог спокойно удалиться в более привлекательную пригородную зону.

Его кабинет располагался на первом этаже, всего в нескольких футах от железной ограды, отделявшей дом от улицы. В дом свободно проникали уличная пыль и голоса прохожих. Но даже раньше, чем я впервые встретила Джона Лэнгли, я поняла, что именно это ему и надо. Его дом казался мне уменьшенной копией грандиозных сооружений на площади Беркли в Лондоне, мимо которых я ходила каждый день в магазин Элихью Пирсона: железные ограды, парадный подъезд с колоннами, мраморные ступеньки и изящная винтовая лестница, поднимающаяся вверх прямо из холла.

Дом был обставлен изысканной мебелью, совсем не в духе сегодняшнего дня. Позже я узнала от Джона Лэнгли имена людей, создавших все окружающие его красивые вещи. Стулья Хэплуайта, каминные доски Адама, фарфор Джозии Веджвуда. Мне не были знакомы эти имена, но когда я впервые вошла в дом и очутилась в окружении их творений, меня поразило ощущение тихого очарования и сердечности, что совершенно не ассоциировалось с образом Джона Лэнгли.

Мы осматривали дом, Элизабет нас сопровождала. На первом этаже напротив кабинета Джона Лэнгли была столовая, этажом выше — гостиная, на третьем располагались спальни, а еще выше — комнаты слуг.

— Детская и комната для занятий — там, — Том указал наверх.

— Ну, об этом нам пока думать рано, — ответила Роза.

— Эмми, пошли, поможешь мне распаковать вещи. Том, я так рада, что одна комната у нас выходит на улицу, а ты? Я люблю видеть и слышать все, что делается вокруг меня.

Она распахнула окно, облокотилась на подоконник и высунулась на улицу. Я увидела, что Элизабет открыла рот, чтобы запротестовать, и поняла, что, наверное, за все годы, что существует этот дом, никто и никогда не высовывался из его окон. В этот момент Роза выглядела так, как будто ей принадлежал весь мир.

Элизабет начала отстегивать от большой связки ключи.

— Это я оставлю вам. Они от комода и от шкафов. А сейчас я должна уйти и распорядиться…

Роза быстро отошла от окна.

— Нет, вы не должны уходить. Здесь… Я должна вам кое-что показать. Том, быстро, саквояж! Хотя нет, она в той корзине. — Роза тронула рукой лоб. — Куда же мы ее дели?

Элизабет медленно шла к двери. Том спросил:

— Дели — что?

— Брошку, которую мы купили в Балларате для Элизабет. — Роза рылась в большой корзине, а Элизабет остановилась, пораженная тем, во что за пять минут превратилась безукоризненно аккуратная комната. Поэтому она не видела изумленного выражения на лице Тома. В конце концов Роза просто вывалила все содержимое саквояжа на кровать.

— Да вот же она. — И Роза направилась к Элизабет с маленькой коробочкой в руке, крышечка которой держалась только на одной петле. — Коробка сломалась во время поездки, но брошка цела. — Она мгновение колебалась, а я подумала, готова ли Роза получить решительный отказ.

Лицо Элизабет выражало недоверие и подозрительность. Вдруг Роза вынула брошь из коробки, быстро подошла и приколола ее к воротнику Элизабет. Осторожно приколола к высокому накрахмаленному воротнику.

— Посмотрите, как она хорошо смотрится на этом платье. — Это был маленький золотой кружок с темно-голубым опалом внутри.

Элизабет выглядела так, будто Розино прикосновение ее обожгло. Она потрогала брошку и отвернулась.

— Я оставлю ключи. — Больше она не сказала ничего, но брошку не вернула, хотя, мне показалось, собиралась это сделать.

— Не волнуйтесь о ключах, — с легкостью сказала Роза, — я все равно ничего не закрываю.