Особенное подтверждение этому мнению дает Высочайший Манифест 3 июня 1907 года, который составляет дополнение к предыдущим высочайшим манифестам и изъяснение об Основных Законах 1906 года. Высочайшим манифестом 3 июня 1907 года был изменен избирательный закон (Положение о выборах в Государственную Думу), решение, которое запрещается статьями 7 и 86, в которых говорится о том, что ни один закон не может быть принят без одобрения Государственной Думы и Государственного Совета. Решение это не подходит и под статью 87, так как изменение избирательного закона прямо запрещается этой статьей даже как чрезвычайная законодательная мера между сессиями законодательных учреждений. Также не подпадает под статью 87 и то, что изменение избирательного закона не было, как указано в статье 87 о чрезвычайных законодательных мерах, внесено в Государственную Думу и Государственный Совет для его обсуждения, да и сами Государственный Совет и Государственная Дума не подымали вопроса о незаконности нового избирательного закона. Это значит, что акт 3 июня был признан как законный, «несмотря на его кажущееся противоречие законам 1906 года и Манифесту 17 октября 1905 года». Другими словами, это означало, что 3 июня 1907 года русское государственное право получило доказательство того, что и после Манифеста 17 октября 1905 года, и после кодификации Основных Законов 1906 года «государь император может своей самоличной волею, по внушению своего единоличного разумения, отменять прежние законы вне всякого сообразования с обозначенным в Основных Законах 1906 года порядком законодательства. Таков факт русского государственного права»{190}.
Акт 3 июня явился непосредственным проявлением верховной власти государя императора, и единственной статьей, под которую его можно подвести, это статья 4 Основных Законов 1906 года.
Л.А. Тихомиров предложил разработанную им уникальную систему чрезвычайного действия верховной власти или царской прерогативы. Он определял два способа действия верховной власти. Обычный порядок управления сводился к ее действию через государственные учреждения; чрезвычайный — к действию непосредственно в порядке верховного управления.
Первой, по мысли Л.А. Тихомирова, в Основных Законах должна была идти статья о том, что «государство Российское есть достояние не иной какой-либо народности, как именно русской». Что законодательным образом утверждало господство русской нации в империи.
Вторая статья постулировала принцип верховной власти — «Император всероссийский есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться верховной его власти не токмо за страх, но и за совесть Сам Бог повелевает».
Одной из главнейших и интереснейших статей была статья о законодательной власти, которая гласила, что «А. Власть законодательная во всем объеме принадлежит государю императору и осуществляется при законосоставлении либо обычным порядком, либо чрезвычайным, т.е. непосредственным действием верховной власти».
Далее в статье содержалось следующее.
«А/1. В обычном порядке законосоставления государь император осуществляет законодательную власть с участием Государственного Совета и Государственной Думы.
А/2. Законы, изданные в порядке чрезвычайном, объявляются высочайшими повелениями». Статья вводила законное чрезвычайное действие в управление империей.
Так выглядели главные статьи в законодательном проекте Л.А. Тихомирова, дававшие возможность действию всех властей управительных и удобнейшее действие самой верховной власти. Это вписывалось в его основную формулировку государственного права, которая гласит, что «принцип разделения властей относится только к области власти управительной, а никак не верховной»{191}.
Верховная власть должна быть действительно верховной и у нее не должно быть властных соперников.
Свой проект консервативных национальных реформ Л.А. Тихомиров связывал с появлением «умной диктатуры» — способной осуществить его идеи. Но на умную диктатуру никто тогда не решился…
Эту главу хочется закончить словами Льва Александровича Тихомирова, обращенными ко всем последующим русским поколениям, словами выстраданного им завета — любви к Отечеству:
«Отцы и деды стяжали нашу землю великим трудом, великим страданием, великим подвигом. Не погубите же ее своими низменными эгоистическими стремлениями и раздорами, личными или классовыми. Поддержите Родину в се совокупной целости, а иначе на развалинах ее приготовите могилы и для своих собственных эгоистических интересов»{192}.
Спасительная реакция и идея монархии. «Вопрос о лучшей форме правления для известного государства, — писал Николай Яковлевич Данилевский, — решается не политическою метафизикой, а историей»{193}.
Для России этот вопрос именно историей решен давно: кровавая смена монархии на демократический принцип в XX столетии — лучшее подтверждение разрушительности такой замены. Можно упорствовать в своем пагубном демократическом выборе, но нельзя с ним жить свободно, будучи русскими. Выбор принципа верховной власти жестко зависит от религиозно-нравственного состояния нации, от понимания сущности того идеала, которым нация руководится в своей духовной жизни. Смена принципа верховной власти поэтому напрямую зависит от эволюции национальной жизни. Царская власть над людьми может держаться только при признании этими людьми особой благодатной силы, дарованной Богом государям для осуществления своего служения. Иначе говоря, подданные остаются подданными, пока сами остаются верующими в реальность Бога, реальность для них священности особы православного императора и благотворности его царской власти. Власть дается Богом и держится верой в Него. Православное возрождение России, церковно-консервативные реакции в адрес неообновленцев (вроде меневцев, кочетковцев) и агрессивных неопротестантских сект говорят о вызревании благодатной почвы для появления в становящейся православной России и православно-государственного идеала — самодержавия. Оно может стать реальным политическим результатом нарождающейся православной контрреформации.
Монархия — самая красивая политическая идея, а самое чистое осуществление идеи монархии было дано русским самодержавием. Всегда возможная красота русской монархии способна вернуть на неизбежный и неотвратимый имперский путь и наше нынешнее Отечество, потерявшее единство в мыслях и стремлениях, на путь, по которому, говоря словами Ивана Солоневича, «желающие пройдут победителями, а не желающих судьба будет отбрасывать вон».
В нашем русском доме, не увенчанном единовластием, не хватает национального единения. Его сможет дать только монарх, не идущий на поводу у той или иной партийной, классовой «правды»; монарх, могущий направлять общественные силы на решение общенациональных и общегосударственных задач. Только единоличная власть, по природе своей не могущая сжиться с какою-либо другой политической властью в одном государстве, даст единство нации, уничтожив всякую групповую самовластность и всевозможные национальные сепаратизмы. Только подчинение верховной власти всех властей или сил страны может обеспечить ту свободу нации, с которой она будет готова к полноценной жизнедеятельности, являющейся, но сути, целью государственности. Единство и прочность власти, находящейся вне партий и интересов отдельных групп и лиц, наличие нравственной ответственности, сила власти и исходящая из этого возможность широких государственных предприятий — все это, требуемое для верховной власти, имеет и может осуществлять монархия.
Государь ограничен содержанием своего идеала, следование которому полагается царским долгом. Его самодержавие не есть ни абсолютизм, отрицающий народную волю, ни диктатура, исполняющая сиюминутные требования ее меньшинства или большинства. Монархия подчиняет все народные стремления, интересы одной высшей правде. Самодержавие выше народовластия — всегда многомятежного, колеблющегося под воздействием разной пропаганды.
