Одновременно слишком соблазнительно и слишком глупо идти в лоб с незначительными силами на массивное препятствие. Надо менять тактику противодействия, перестраивать ряды последователей, изменять планы, точки своей обороны и более правильно оценивать силы противника.

Не надо смущаться малостью наших сил, — сегодня это наше несчастье, завтра оно может постичь наших врагов. Надо научиться бороться — живя. Идеологическая борьба сродни партизанской: точечные удары, небольшие дела, борьба за выживание.

Настоящая русская трагедия в том, что каждое поколение современных русских мыслителей уподобляется человеку, ищущему цель своего пути, но не спрашивающего о ней ни у одного из встречаемых по дороге. Вновь и вновь мы попадаем в тупики и принуждены возвращаться, искать заново верный путь. Благо, если по этому пути никто до нас не хаживал, то и спрашивать было бы некого. Но ведь часто дело совсем не в этом, а в том, что мы нелюбознательны и поспешно проходим мимо тех русских мыслителей прошлого, которые много могли бы нам поведать о пути к цели и даже о самой цели имперского пути.

Необходимо стремиться быть созвучными предыдущим поколениям, развивавшим идеологические основы имперского сознания; прислушиваться к заданному ими тону размышлений, чтобы не звучать фальшиво самим.

Естественно ли разделение церкви и государства. Нет ничего более содействующего расцвету государственной жизни, как уверенность нации, что она ходит по путям истины. Эта уверенность порождает энергию и последовательность народную в достижении успеха в своих земных предприятиях. «Человек с двоящимися мыслями нетверд во всех путях своих» (Иак 1, 8), убежденность же в знании истины помогает преодолеть сомнения и нерешительность, пагубно отражающихся на государственной жизни.

Мы можем только согласиться с библеистом рубежа XIX— XX столетий, «что государство только тогда может процветать и развиваться, когда его граждане отличаются энергией, бодростью и настойчивостью в достижении своих целей — качествами, доставляемыми только верой»^{364}.

Вера в истину повелительно потребует построить всю свою жизнь, личную, общественную и государственную соответственно с основами той веры, которую искренне исповедует нация, ибо «истина обращается к тем, которые упражняются в ней» (Сир. 27, 9), а не отводят ей лишь место, дозволенное современностью.

Православная церковь, членами которой мы являемся по милости Божией, земною своею частью (в которой, собственно, мы, православные, и проводим свою жизнь на Земле) существует сегодня в России, в политических и нравственных реалиях демократического принципа правления. Последний по отношению к церковному мировоззрению имеет стойкую вековую антипатию, засвидетельствованную многочисленными гонениями христианского духа, то ли под ликом либерального свободомыслия, как кислота, способная медленно, но верно разъедать моральные и идейные устои традиционного общества, то ли под видом социалистического или коммунистического прямого разрушения, способного взрывать русское государство изнутри, подвергать его подданных междоусобной гражданской войне и многолетней духовной разрухе.

Сама жизнь показывает, что состояние настоящего современного общества нельзя назвать устойчивым ни в нравственном, ни в мировоззренческом смысле. Русское общество за последние полтора десятка лет: времени перестройки, реформ, шоковой терапии, нашествия всевозможных псевдорелигиозных сект Запада и Востока, культурной экспансии западной геомасскультуры, — перенесло сильнейший духовных стресс, ставший последствием поражения советской цивилизации в холодной войне.

Беда, как известно, не приходит одна. Потому и выход из-под советских идейных развалин не закончил наших мытарств, а подверг еще большим испытаниям. С величайшим трудом начиная выходить из псевдозащитного охранения идеологических советских догм, постсоветский русский человек попал под мощнейшее влияние современного западного тоталитарного порядка. Еще не успев отойти от советского эксперимента, у еще неокончательно зарытой могилы коммунизма «восприемниками» многих постсоветских граждан явились западные победители в холодной войне и потащили этих неспособных к сопротивлению неофитов в свои «чертоги» разнообразной мистики и развлечений.

Партийная советская идеологическая машина так бережно следила, чтобы народ не имел никаких идей, кроме коммунистических, так старалась, чтобы население было «белым листом бумаги», на котором борцы идейного фронта смогли бы пропечатать самые общие коммунистические установки, что после падения коммунизма постсоветские люди в своем подавляющем большинстве оказались почти абсолютно неспособными к сопротивлению новой идейной экспансии. Люди, только вышедшие из разрушившегося советского прошлого, сразу попали в жесткое либерально-демократическое настоящее, о злых духах и «светлых» идеях которого не подозревали ровно ничего.

И если бы не проповедь церкви в этой новой религиозно-политической реальности нашего мира, если бы не выставленная православием мировоззренческая альтернатива этому «новому господству» в нашем обществе, то русская цивилизация не имела бы ни одного шанса выдержать новый «натиск на Восток». Сегодня нельзя, конечно, говорить о том, что мы выстояли перед вторжением демократической западной цивилизации. И именно поэтому в противодействии ей роль церкви видится еще более значимой.

К сожалению сегодня осознанию этой роли православного мировоззрения мешает довольно сильное распространение в светской среде, да и даже в некоторой части собственно церковной общественности, суждения о том, что православной церкви безразлична или по меньшей мере неважна форма власти в государстве, в котором она несет свое служение. Эту позицию можно охарактеризовать как экономную в вопросе влияния церкви в мире, позицию, суживающую церковную роль в современном посткоммунистическом русском обществе. Отчасти такое мнение корнями, безусловно, уходит еще в советское секуляризованное сознание, отчасти питается новыми и одновременно уже старыми демократическими идеями «о свободной церкви в свободном государстве» (идее, на которой остановились европейские государства после реформации и многолетних религиозных войн)…

Быть православным человеком трудно уже потому, что необходимо бороться со своими внутренними духовными нестроениями, греховными желаниями и т.п. Неужели же при этом православному человеку должно быть безразлично, что кроме всех внутренних искушений и борений существует еще и внешний могущественный враг в лице противоцерковного государства, которое будет навязывать антицерковные идеи, воспитывать антицерковный дух, разрушать христианскую нравственность и т.п.? Неужели же все равно, сколько иметь врагов? Как можно отделять борьбу с внутренними врагами от внешних, да и возможно ли это в действительности?

Вообще, наивно думать, что церковь и государство могут полюбовно «развестись», отделиться друг от друга юридически и духовно, но оставаясь физически другв друге. Абсурдность республиканско-демократического принципа отделения церкви от государства, с девизом «свободная церковь в свободном государстве», очень хорошо была вскрыта еще знаменитым канонистом Иоанном (Соколовым), епископом Смоленским. «По законам природы, — рассуждал Владыка, — свободная сила не может, безусловно, существовать в другой свободной силе: между ними должна быть или связь, следовательно взаимодействие, и поэтому одна сила будет сдерживать, ограничивать так или иначе другую; или будет между ними борьба, и одна сила будет стремиться подавить другую, чтобы быть вполне и действительно свободною»^{365}.