Законодательство православных государств и в этом вопросе старалось следовать правилам церкви.

Так, например, гражданское законодательство (с 339 года) Византии воспрещало браки православных с еретиками, а за браки с иудеями наказывало, как за прелюбодеяние. С христианскими же раскольниками браки иногда разрешались, если раскольники имели правильные христианские понятия о святости и достоинстве брака как церковного таинства.

Законы Российской империи также запрещали браки с нехристианами. Препятствием к браку было и инославное христианское исповедание одного из супругов.

До Петра I браки с инославными запрещались. Далее было сделано постепенное послабление, тяготившее церковь, как определенная антиканоническая уступка государству, которое вылилось в требование крестить и воспитывать детей от таких браков в православной вере, а также инославным супругам не совращать православных в свое исповедание. С 1905 года с изданием странного с религиозной точки зрения закона о свободе совести разрешались браки со старообрядцами и сектантами, с теми же условиями, что и в ранее оговоренных браках с инославными (о детях и о несовращении). Священный Синод не пошел навстречу государству по отношению к браку с сектантами, определенно выразив невозможность такового.

Среди канонистов высказывалось даже мнение, что раз государство идет по пути секуляризации брака, то церковь может отказаться от своей уступки в отношении браков с инославными супругами…

Таким образом, перед нами раскрыта номоканоническая картина господства православия в государствах, признававших Христову веру спасительной для любой сферы жизни своих подданных. Современность пока не дает возможности реализовать идеал православного государства в нашем обществе. Но это не значит, что вниманию этого же общества церковная общественность не должна представлять свое понимание отношений церкви и государства, проповедовать свой идеал государственности и в конечном счете ставить перед собою задачу воцерковления государства.

Осуществление всех вышеописанных идеалов православного государства в современном секуляризированном обществе возможно только постоянно, в процессе все большего воцерковления народов, населяющих нашу Родину.

Церковная составляющая современного русского мира может и должна быть усилена как можно более значительно. Сегодняшнее состояние нашей государственности таково, что без здорового церковно-клерикального усиленного влияния на все сферы государствования мы не можем надеяться на самостоятельное выправление института государства как защитника слабого от сильного, бедного от богатого, поборника социальной справедливости, защитника национальных интересов русского народа и охранителя христианской жизни во всяком благочестии и чистоте.

Нисхождение украинского сепаратизма.

О существовании государства «Украина» в XX столетии заявлялось трижды: в 1917, в 1941 и в 1991 годах. Для нас это были годы революции и потери национальной самостоятельности — в 1917-м; годы немецкого нашествия и смертельной борьбы — в 1941-м; время раскола и федерализации страны — в 1991-м. Всякий раз, когда нам было трудно, украинский сепаратизм поднимал свою голову на малороссийской земле с требованием расчленения единого русского тела.

Книга Л.М. Лукашевича «Украина. Восхождение к независимости (1991—1996 гг.)» (СПб., 1997), профессора и доктора наук, вероятно, гражданина России, о которой мы пишем, является сама по себе важным проявлением влияния украинского сепаратизма уже на территории Российской Федерации, среди населения, имеющего малорусские корни. Эта книга — отражение не культурной деятельности, а сугубо политической, направленной на создание «украинского» лобби в российской среде.

Исторические документы, летописи не знают ни государства Украина, ни «украинского» народа, ни «украинского» языка. В них можно найти только реальные исторические названия, такие, как «Малая Русь», «Великая Русь», «малорус», «великорус» и т.п. Эти понятия достались нам от Византийской империи как культурное достояние.

Книга Лукашевича имеет два раздела. Первый посвящен взглядам «украинской историографии» М. Грушевского и его последователей на историю малорусских земель. Второй раздел посвящен пятилетию жизни государства Украина. Основная мысль сочинения высказана на первых же страницах: «Нужно осознать себя украинцами, а не малороссами… Совершая свое движение к независимости между Сциллой и Харибдой наших бед и трудностей… мы то и дело слышим голос сирен интеграции, соблазняющих достатком и покоем» (с. 5). Разница, которую видит Лукашевич между терминами «малоросс» и «украинец», нетрудно объяснить. На языке сепаратизма малоросс — это тот, кто считает себя неотделимой частью русского народа, а значит, предатель. Украинцем же может называться лишь сознательно стремящийся самоопределиться (и отличающийся антропологически и культурно) особый, иноязычный народ.

«Украинская нация» формируется как политическая общность, как этническая общность, сложившаяся не «вследствие исторического этногенеза, а рожденная политической волей группировки сепаратистов, стремящихся к своей цели — отделению малорусских земель от России. Прав Лукашевич, когда пишет, что «историческое развитие Украины — это развитие ее национальной идеи» (с. 8). Идеи раскола русской нации — скажем мы.

Исторический раздел книги Лукашевича по большей части похож на хрестоматию или цитатник из «украинских историков». Книга носит популяризаторский и пропагандистский характер и своим пафосом направлена на малороссов, проживающих в Российской Федерации.

«Украинские историки» в искажении русской истории пошли по самому простому пути: объявили «украинским» все, что существует в современных границах государства Украина. Другой базовой идеей стало злободневное желание записаться в европейцы, хотя бы и во второсортные.

Выдвигается целая концепция «Украины-Руси» как окраины Европы, сдерживавшей на протяжении всего своего существования восточный деспотизм, олицетворяемый кочевниками и их преемниками — русскими (с их имперскими амбициями). «Щитом, — пишет Лукашевич, — защищавшим Западную Европу от восточных кочевников, была Украина-Русь». Принадлежность к западноевропейскому суперэтносу определяется для них эволюцией «Украины на Запад»: имеется в виду Галицко-Волынское княжество и переход в дальнейшем под власть Литвы и Польши — разумеется, «безусловных европейцев».

Великий народ должен иметь великую историю. Если с великой историей есть трудности или ее вовсе нет, то вместо нее необходим великий миф[67].

Легче всего создавать исторические мифы, мысленно уходя в до-письменные времена, — там большая степень свободы от источников, позволяющая предаваться любым фантазиям.

Делая выписки из львовского учебника^{397}, Лукашевич приводит следующую фразу: «С конца IV в. и до VI в. н.э. предки славян расселились почти на всей территории нынешней Украины под названием “анты” (группа племен). Название “анты” в переводе с санскрита означало: “люди, которые живут у края, украиняне”… Государство антов просуществовало около трех столетий — от конца IV в. до начала VII в. Это было могущественное государство, которое можно считать праславянским предшественником последующего украинского государства — Киевской Руси» (с. 16, 17). Считать, конечно, можно многое: например, вслед за некоторыми русскими неоязычниками, пытающимися создать миф о величии русской дохристианской истории, можно утверждать, что этруски — это русские, а доказательством их русскости выставлять то обстоятельство, что они якобы пришли с Бахрейна (Персидский залив). Мифотворчество вообще не подчиняется историческим фактам и аргументам письменных источников — оно развивается по внутренним законам политической фантазии, создающей миф и обозначающей цели, осуществляемые ею в этом «творении».