Начатое обновление не оправдало надежд ни правых, ни левых. Обновление не дало ни чисто парламентарных учреждений, ни чисто монархических, но сильно ослабило государство, получившее в лице созданной Государственной Думы учреждение, которое считало себя государством в государстве и не давало дополнительной поддержки государственному строю.
Такое положение не могло не вызвать критику. У Л.А. Тихомирова эта критика составляет цельную систему реформирования России. Этой идеологической цельностью и интересен Л.А. Тихомиров как государственный мыслитель[42].
Политика реформ была возвещена еще высочайшим манифестом 26 февраля 1903 года, который призывал всех граждан России к единению для усовершенствования государственного порядка, в том числе провозглашалось «согласование выборных общественных учреждений с правительственными властями». Но реформирование было задержано начавшейся Русско-японской войной и продолжилось лишь с опубликованием высочайшего манифеста 6 августа
1905 года. Было решено «призвать выборных от всей земли Русской к постоянному и деятельному участию в составлении законов» с созданием законосовещательного учреждения. Высочайший Манифест 17 октября 1905 года объявил о созыве Государственной Думы и определил ее полномочия, установив «как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силы без одобрения Государственной Думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей».
Реформа, давшая Государственную Думу как представительное учреждение, а также новые Основные Законы, не выражала духа высочайших манифестов. Нечеткость бюрократической кодификации привела к возможности узурпации представительным учреждением законодательных функций верховной власти государя императора. Сама же Государственная Дума представляла мнения не реальных групп населения, а партийных говорунов, стремившихся к власти, что не могло создать нормальных условий работы по подготовке законодательных актов.
Естественно, что при всем сознании необходимости перемен, у Л.А. Тихомирова сформировалось убеждение, что учреждения
1906 года были созданы при крайнем помутнении государственных идеалов и под сильным давлением революционной смуты и создали определенную неуверенность в вопросе о верховной власти.
Л.А. Тихомиров писал, что создания новой верховной власти не требуется, ибо она уже существует тысячу лет в Русском государстве в лице государей. А введение любых юридических ограничений уже существующей верховной власти способствует только ослаблению государственности. Своей непоследовательностью законодательство позволяло крайне противоположно толковать отношения между этой властью и учреждениями 1906 года. С одной стороны, права государя ограничивались тем, что без одобрения Думы никакой закон не мог вступить в силу, а с другой — решающее слово все равно оставалось за императором, и, следовательно, законодательные учреждения не имели достаточно полномочий, чтобы стать «составными частями верховной власти». Правительство, назначаемое и контролируемое непосредственно государем, также получило теоретическую возможность воздействовать на верховную власть через обязанность контрасигновки всех актов последней. В то же время Дума и Государственный Совет, решавшие судьбу бюджета империи, имели возможность влиять на министерства и стремиться подчинить их. Таким образом, видно, что реформы привели к тому, что различные ветви власти вмешивались в прерогативы друг друга и пытались воздействовать на императора.
Такая ситуация в государственном управлении приводила к борьбе между плохо согласованными действиями учреждений. Не были четко определены цели и задачи каждого государственного института, что предоставляло каждому возможность толковать их полномочия, исходя из своих политических убеждений. Неопределенность статуса государственных учреждений и политическая борьба привели к тому, что важнейшие государственные акты императорскому правительству приходилось проводить в чрезвычайном порядке (но статье 87 Основных Законов), без широкого законодательного обсуждения. В противном случае практически любой законопроект блокировался или радикальным большинством Государственной Думы, или консервативным Государственным Советом (как было, например, с введением земства в западных губерниях).
Подобное реформирование государственного строя России вызвало жесткую критику Л.А. Тихомирова, центральным звеном которой стали новые Основные Законы, опубликованные 23 апреля 1906 года[43].
Эти законы имели явную тенденцию к ограничению верховной власти посредством передачи законодательных функций Думе и Государственному Совету, которые юридически были наделены излишними полномочиями. Данные органы стали рассматривать себя не законосовещательными учреждениями, а законодательными (об этом ясно говорят статьи 7, 17, 22, 24, 84, 86, 87, 119). Тем самым Основные Законы 1906 года искажали первоначальный замысел реформ, заложенный в высочайших манифестах 1903—1905 годов, в которых нигде не идет речь об ограничении самодержавия.
Новые Основные Законы создавали ситуацию, являвшуюся как бы переходным этапом к тому, чтобы верховная власть Российской империи была поделена между императором и представительными учреждениями. Фактически это была своего рода попытка государственного переворота, на что и указывал JI.A. Тихомиров в своей работе «О недостатках конституции 1906 года». Выразив уверенность, что «своеобразное творение 1906 г. так или иначе рухнет», он показывает и главную причину его недостатков, которая «состоит в безграничном произволе ее создателей, в их убеждении, будто бы жизнью народа и государства можно распоряжаться как вздумается, совершенно не сообразуясь с самостоятельными законами жизни нации»{180}.
Основные Законы 1906 года поставили свободное действие верховной власти в противоречие с законом, то есть суверенитет верховной власти в области законотворчества ставился некоторыми статьями под сомнение, связав это действие с одобрением или неодобрением Государственного Совета или Думы. Л.А. Тихомиров утверждал, что кодификаторы исказили дух Высочайшего Манифеста 17 октября и изменили старые Основные Законы, следуя своим измышлениям, не сообразуясь ни с действительностью (т.е. с силой верховной власти императора, с ее фактически неупразднимой самодержавностью и неограниченностью), ни с национальными традициями. Он требовал приведения законов к «идентичности» воли верховной власти.
Попытка заменить одну верховную власть (императора) на другую (состоящую из императора, Государственного Совета и Государственной Думы, без достаточной четкости в следовании английской модели, при которой парламенту, имеющему неограниченную верховную власть и состоящему из короля, палаты лордов и палаты общин, подчиняется правительство) и есть попытка государственного переворота, совершаемого путем искажения высочайшей воли.
У думских политиканов создалась иллюзия, что через дальнейшее давление на императора можно добиться и ответственного министерства и Учредительного собрания, которое бы и довершило государственный переворот «мирным путем». Но верховная власть русского царя оставалась реальностью, и его воля, изъявлявшаяся непосредственно через высочайшие манифесты и указы, приводила в движение российский государственный корабль, получивший значительные повреждения с выходом Основных Законов 1906 года. Этой реальностью и объясняется Высочайший Манифест 3 июня 1907 года, частично выправивший положение. Государь воспринимал свой долг отлично от кодификаторов новых Основных Законов и провел изменения в избирательной системе.
Юридическое положение государственного строя было шатким. Неустойчивость должна была разрешиться или возрождением старинного порядка, когда верховная власть императора не имела юридических соперников, а значит, была неограниченна и самодержавна; или революцией и свержением законной власти. Эта печальная ситуация во многом сложилась из-за того, что народное представительство было введено не как орган последовательно-законосовещательный, временный и «русский по духу» (как говорит Высочайший Манифест 3 июня 1907 года), а как постоянная общегражданская структура с законодательными функциями.
