Из Острога Иреле пошел дальше, пока не дошел до Кореца. Но святой рабби Пинхесл из Кореца, только завидев его, сказал: «Ступай себе с миром! Не я твой учитель!»

И наш Иреле, так и не отдохнув в Кореце, без промедления тронулся в путь. Он навестил святого рабби Мотеле из Несхижа, но и у него долго не пробыл. Напомню вам: это тот самый святой рабби Мотеле из Несхижа, что чудом сумел создать полную луну из своего подсвечника. Его волшебный подсвечник я видел собственными глазами. Это редкая достопримечательность. Он весь из чистого серебра!..

Только в Ганиполе у святого ребе реб Жише Иреличек ненадолго задержался. Но и там он не находил себе места, хотя у святого ребе реб Жише ему очень понравилось. После долгого странствования наконец он дошел до Карлина. Как раз у дороги на каменной тумбе перед своим домом сидел реб Шлоймеле Карлинский и отдыхал. Заметив незнакомца, встал и, протянув ему руку, приветствовал его: «Шулем алейхем!» — «Мир вам!» С той минуты Иреле стал его учеником. Ибо в то мгновение его охватил тот самый святой страх, какой испытываем мы только пред ликом Всевышнего.

В Карлине Иреле провел несколько лет. Свою Фраделе он навестил во Львове только однажды, на праздники, и вернулся к ней навсегда уже только после мученической смерти учителя.

Святой рабби Шлоймеле не уделял много времени ученикам. Большую часть дня он проводил в раздумьях, запершись в своей горнице. Но Иреле научился у него многому, очень многому.

Однако прежде чем я расскажу об ученике, я должен поведать вам кое-что о его учителе. Святой рабби Шлоймеле из Карлина был учеником святого ребе реб Бера, ученика Бааль-Шемова. Поэтому мы и реб Шлоймеле Карлинского величаем Бааль-Шемом; конечно, он был лишь маленький Бааль-Шем. Но уже хотя бы по одному этому мы видим, каким он был несравненным святым. Он возносил молитвы с таким жаром, с таким напряжением всех своих сил — не только душевных, но и телесных, — что после богослужений от усталости мочился кровью. Ибо святому рабби Шлоймеле Небеса вменили молиться Господу Богу так, чтобы своей молитвой заменять молитвы всех, кто молится недостаточно искренне, и даже тех, кто — да хранит нас Бог Своею милостью! — не молится вовсе.

Однажды реб Шлоймеле сказал своим ученикам: «Каждый должен осознать, что в мире он единственный в своем роде и что такого, как он, никогда не было и не будет. Поэтому все мы должны отточить свои духовные задатки и развить свою индивидуальность. Лишь так мир приблизится к совершенству».

В другой раз он сказал: «Один человек увидел на недосягаемой высоте драгоценный предмет. Он захотел овладеть им и для этого попросил нескольких человек выстроить „пирамиду“, чтобы стоящий на самом верху сумел достать этот предмет. Но если бы один из них, допустим, тот, что стоял в самом низу, сказал: „К чему, собственно, тут я? В любом случае мне до такой высоты не дотянуться!“ — и, сказав это, отпрыгнул бы в сторону, его поступок был бы безрассудным и опасным для жизни других. Все мы нужны в равной мере. И тот, кто на самом верху, и тот, кто в самом низу. Если нет даже одного человека, никакое целое не достигнет желанной цели».

И еще святой рабби Шлоймеле сказал вот что: «Богу не угодно, чтобы мы пребывали в постоянном восторге, как ангелы, например. Он хочет другого: чтобы иногда мы падали духом. Ибо потом, когда мы покаемся в своем унынии, мы этим своим покаянием взойдем на ступень более высокую, чем та, на которой мы были до падения. Восходя, мы возносим вместе с собою весь окружающий мир. Бог требует от нас во имя любви к ближнему, чтобы мы опускались до уровня других людей».

Кающимся грешникам реб Шлоймеле не предписывал поститься. Он говорил, что допускает пост для отдельных грешников вот при каких обстоятельствах.

Во-первых, если их грех был действительно очень тяжкий.

Во-вторых, если кающийся — человек сильный и абсолютно здоровый.

В-третьих, если он налагает на себя пост зимой, когда день короток.

В-четвертых, если перед восходом солнца он как следует поест.

«И это все лишь в том случае, — подытожил реб Шлоймеле, — когда я вижу, что причиню дорогому грешнику большое горе, если не обязую его поститься».

Однажды кто-то пригласил реб Шлоймеле в гости на завтра.

«Могу ли я это тебе обещать? — возразил святой рабби Шлоймеле. — Нынче вечером мы будем исповедовать веру в Бога единого, а при слове „единый“ мы обязаны приносить себя в жертву ради Всевышнего. Завтра во время ранней молитвы наши души снова будут проходить по вышним мирам; а что, если им там понравится и они в этот мир не вернутся? И потом мы снова будем исповедовать веру в Бога единого и при этом приносить Ему в жертву свою жизнь. После главной дневной молитвы мы тоже падаем ниц пред Господом и снова приносим Ему в жертву свою жизнь. А что, если Бог и правда примет нашу жертву и души наши оставит Себе? Так как же я могу обещать тебе нынче, что буду твоим гостем завтра?»

Святой рабби Шлоймеле предвидел все, как в воду глядел. Ему и впрямь суждено было умереть во время молитвы. Умереть смертью мученической. Нет, не в тот день, а несколько позже. То, о чем он всю свою жизнь молился, стало быть, свершилось.

В день 22-й месяца тамуза лета 5552 (1792) он, как обычно, читал утреннюю молитву. Но когда он дошел до стиха: «Все на небе и на земле под властью Твоею!» — голос его вознесся, как никогда прежде. И в это самое мгновение ворвались в молитвенный дом казаки и перед алтарем закололи святого. Случилось это в присутствии реб Иреле, его любимого ученика.

Реб Шлоймеле из Карлина был Мессией. Но не Мессией из дома Давидова, чей приход мы так вожделенно, не зная ни дня, ни ночи, ждем, а Мессией из дома Иосифова, который придет до сына Давидова и погибнет согласно стародавнему пророчеству. Святой рабби Иреле сказал, однако, что его учителю суждено быть убитым, ибо в нем воплощена душа Авеля, который погиб подобным же образом от вражеской руки Каина, брата своего.

Реб Иреле воротился во Львов к своей жене Фраде.

Вскоре после этого во Львов приехал знаменитый каббалист, святой рабби Гершеле из Зидачойва. Реб Иреле зашел к нему в гости.

И реб Гершеле сказал гостю: «Поведаю вам великую тайну, о которой я всякий день думаю во имя еще большей славы Божией. И, думая, возвещаю себе о вере своей: „Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Господь един“. Тайну, которой я думаю, вы не обнаружите даже в трудах святого Ари. Ее вдохнули в меня Небеса».

Высказавшись, он нашептал в ухо реб Иреле каббалистическую формулу своих тайных раздумий, а потом с любопытством спросил:

— И какую тайную мысль в эту фразу вкладываете вы?

— Я не знаю, — сказал Иреле бесхитростно. — Я просто зажмуриваю глаза, погружаюсь в Бесконечность и восклицаю: «Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Господь е-ди-н!» — Святой рабби Иреле крикнул это таким громовым голосом, что вся горница задрожала и с потолка посыпалась штукатурка.

Реб Гершеле, видя, как дрожит горница и как сыплется с потолка штукатурка, потряс головой и сказал тихонько:

— Так я, пожалуй, не сумею…

Реб Гершеле из Зидачойва написал несколько каббалистических книг: Атерет цви («Корона красоты»), Пери кодеш хилулим («Плоды святых начинаний»), Бет Элоким («Дом Божий»), Сур мера («Избегай зла») и Бог весть что еще. Он был учеником Люблинского Провидца, и в нем была воплощена душа Того ребенка. Того чудесного ребенка, который в тайной книге Зогар столь часто пророчествует мудрецам высшую тайну. Недаром согласные слова Зогар являются инициалами слов: Реб Гершеле из Зидачойва, только, конечно, в обратном порядке. Однако что все это значит по сравнению с набожностью нашего святого Иреличека?!