Конец июля и август, как известно, в бизнесе время мертвое – так уж повелось, что все отдыхают в августе. Поэтому хитрецы вроде Андрея берут отпуск в июне или в июле, потому что в августе можно ходить на работу не чаще двух раз в неделю, устраивать себе длинные week-end’ы с короткими или дальними поездками, то есть иметь еще один почти отпускной месяц. Но это позволительно только в том случае, если ты начальник, а так в обстановке всеобщей расслабленности градус активности, конечно, снижается, но дела-то недоделанные остаются и немножко отравляют безмятежное существование последнего летнего месяца. Целый год вынашивает природа это лето, а вот уже и нет его, вот уже день не такой долгий, и дожди, и покупать теплую одежду… Но пока еще за окном лето, и я первый раз надолго остался за Андрея хоть и в поредевшем офисе, хоть и с трехдневным выпадением из нормальной жизни, так что теперь самое время наверстывать упущенное и собираться с мыслями к приезду Ирины.

Окружающие встретили мое временное исполнение обязанностей генерального директора с пониманием или, скажем, без видимого удивления, хотя по-другому и быть не могло: и Мария, и финансовый директор с перерывом в неделю тоже уехали, так что реальных начальников, кроме меня, вроде и не оставалось. Что в некоторой степени умаляло само это исполнение обязанностей, ну да ладно.

Перед отъездом Марии мы обедали с ней в офисной столовой после двух. На улице, как обычно, стояла жара, и все девушки были максимально допустимо раздеты, потому что когда же еще показывать свое молодое тело, как не в такую жару. Но это входило в противоречие с офисной жизнью и в плане dress-cod’а, и в плане разницы температур из-за активно работающих кондиционеров, что всегда являлось причиной большого количества реальных или мнимых ОРЗ. Маша была исключением из этого правила лишь отчасти – по должности она не могла позволить себе очень короткую юбку или майку с большим вырезом, зато на ней было красивое и, по-видимому, недешевое полупрозрачное платье с короткими рукавами, прямо-таки призывающее разглядывать все, что платьем открыто, равно как и то, что как будто закрыто.

Маша пила апельсиновый сок и ела овощной салат. Мы редко оказывались с ней вдвоем за столом, и я сказал просто, чтобы что-нибудь сказать:

– Ты молодец…

– Чего это я молодец? – без особого интереса спросила она в ответ, и я подумал, что вполне мог пообедать минут на двадцать раньше или позже и избежать нескладывающегося разговора.

– Салат, овощи – супер. Больше ничего не будешь?

– Нет, – вяло сказала она, – лишних два килограмма уже, пора за ум браться.

– Да ладно, – не очень, по-видимому, умело решил я изобразить разговор двух подружек, – а так и не скажешь.

– Как не скажешь? – почти что с сожалением посмотрела она на меня.

– Ну, когда смотришь, ничего не видно…

– Костя, ты не сердись, я без обид, но вот Андрей, например, такой глупости никогда бы не сказал, потому что эти два килограмма там, где тебе не видно, и ты, как человек женатый, да еще на такой красавице, должен был бы такие вещи понимать. Не сердись только. Ирка-то как?

– В смысле?

– Ну, в смысле всего. Как ее килограммы, как ваши отношения – это я практически как кума интересуюсь. Как ее замечательная учеба во Франции? Вообще, как все?

Что-то в ее тоне мне не понравилось. Был в этих вопросах какой-то непонятный вызов.

– Все в порядке, – ответил я, не вдаваясь в подробности. – А вы разве не общаетесь? Вы же, кажется, регулярно встречаетесь. Так что ты и про килограммы знаешь, и про все остальное.

– Ну да, – коротко согласилась она. – Просто хотела спросить, как это выглядит с твоей стороны.

– Надеюсь, что так же, как и с ее.

– Дай-то бог.

Я переборол нежелание задавать вопрос и все-таки спросил:

– Ты мне хочешь что-то сказать или это просто для поддержания разговора?

– Да нет, – она допила свой сок, – ничего не хочу сказать. Считай, что для поддержания разговора.

– А на самом деле?

– Костя, ну все, не нуди. Вот какие вы мужики занудные, слова не скажи, сразу цепляетесь, что, откуда, с кем. Я тебе ничего не говорила, ничего не намекала, и у меня нет никакой hidden agenda[45], ок?

Ок, хотя осталось ощущение недосказанности, и потому захотелось разговор продолжить, зато Мария, по-видимому, собралась его закончить. Или не собиралась.

– Ну что, хочешь еще поговорить? Тогда скажи, кто у нас будет генеральный директор, когда Андрей уйдет. Не ты ли, случаем? Вот расскажи, а я пока кофе выпью. Эспрессо мне сделайте, пожалуйста, и сок еще один, – махнула она рукой кому-то за моей спиной.

Мягко говоря, первая часть разговора была мне не совсем приятна. Вот вроде ничего она не сказала, а уже зашевелились внутри скользкие щупальца сомнений. Что она имела в виду: «что, где и с кем» – ведь не просто же так сказала, но и спросить стыдно, да и не ответит правду никогда. Но точно не просто так сказала «с кем»? Может, только просто позлить хотела? Тогда плюнуть и забыть, да вот забудется ли. А переход ко второй части постановки оказался и вовсе неожиданным.

– Ну, чего замолчал? Думал, ты единственный знаешь великую тайну? Об этом уже весь офис говорит, хотя, по правде сказать, это уже третий год обсуждают. Типа Андрей пойдет на повышение и кто вместо него будет.

– И каковы результаты социологических опросов? – выдавил я из себя подобие шутки.

– Ты попал в список кандидатов. Это плохая новость. Для тебя.

– Почему?

– Потому что те, кто на этой стадии появляются в списке, вряд ли дойдут до финала.

– Андрей сам сказал тебе, что уходит?

– Нет, но я же не слепая, я знаю его много лет, и он никогда не вел себя так…

– Может, ему просто все надоело?

– Ну да, я об этом и говорю. Все надоело, а он не тот человек, который останется, когда все надоело.

– А повышение?

– Прекрати. Не делай из меня дуру, а то я обижусь и уйду.

– Хорошо, – решился я, – тогда задам тебе еще один вопрос. В твоем списке я тоже фигурирую как кандидат?

– В моем – нет.

– Почему?

– Костя, ты просто еще не дозрел до этого. Я знаю, ты, как и все, считаешь, что люди в тридцать лет президентами банков могут стать, но это неправильно. Это пока не долбануло ничего, а ведь долбанет когда-нибудь. Ты умный, образованный, много всего по бизнесу знаешь, но по-человечески не дозрел. Я думаю, ты в людях не разбираешься или разбираешься, но по-книжному. У тебя так все шло по накатанной, такой ты хороший московский мальчик, поэтому все, что ты знаешь за пределами офиса и за пределами Садового кольца, – это из книг. Я думаю, ты не справишься.

– А Андрей был не таким же московским мальчиком десять лет назад?

– Ты не обиделся? – участливо спросила Мария.

– Огорчился, но не обиделся. И благодарен тебе, что сказала, что думаешь. – Это было правдой.

– Хорошо, потому что я не хотела тебя обижать. Андрей, наверное, был таким, но и не таким.

– В чем не таким?

– Не знаю. Например, он служил в армии, в стройотрядах каких-то работал, не знаю, что еще… Хотя он тоже по-своему был московским мальчиком.

– Что дает мне шанс подняться в твоем рейтинге?

– Closing[46] всегда был твоей сильной стороной, – одобрительно засмеялась Маша. – Считай, что уже поднялся.

Думаю, что мы оба почувствовали облегчение от того, что этот разговор закончился.

«Никто не ждал испанской инквизиции» – не помню, где и когда услышанная фраза то ли из песни, то ли из фильма как нельзя лучше характеризует наше отношение к внезапным катастрофам. И даже если мы вполне осведомлены о деятельности этой самой инквизиции, ведь не в подполье же она свирепствует, то до последнего момента не верим, что деятельность эта распространится и на нас. По всей видимости, это просто защитная реакция организма: ну нельзя же все время жить в страхе – придет, не придет, так и удовольствия от жизни никакого не получишь. И потом, почему именно к нам должна зайти инквизиция, ведь мы же ничего такого не делали? К соседу зашли уже? Значит, он что-то делал, раз зашли, а мы ничего не делали. Так и получается, что приходит беда всегда неожиданно. Потом, задним числом понимаешь – это надо было сделать по-другому, а то, может быть, и вообще не делать, но это уж потом, после первого знакомства с инквизицией.