— Во-первых, с ней действительно интересно, а во-вторых…

Дослушать, что же там во-вторых, Ане не удалось, к великому ее разочарованию. Из глубины коридора послышалось знакомое поцокивание, и Аня едва успела отпрянуть от двери. Девушка-разносчица приказов с удивлением взглянула на незнакомку, застывшую в нелепой позе, да еще с развязанными шнурками на кроссовках. Но служебный долг превысил человеческое любопытство, и она вежливо спросила:

— Вы что-нибудь ищете? Я могу вам помочь?

— Да, я ищу выход, — не придумала ничего лучше Аня.

— Ступайте за мной.

Аня покорно поплелась за девушкой, с тоской оглядываясь на дверь и надеясь, что самое главное она уже услышала. Разговор Олега и Дианы не оставлял сомнений. Что же, следствию конец? Диана лично призналась в содеянном, но свой поступок объяснила не ревностью или обидой, а желанием наказать «подлую, безнравственную женщину». Кто же эта подлая и безнравственная? Неужели Настя Полунина? И почему она много лет использовала Олега в своих интересах? Если Аня правильно поняла услышанное (точнее, подслушанное), то Настя Полунина много лет знала Олега, и ее знакомство с Мирошниковым не было случайным. Или все же Аня ошибается и разговор в кабинете шел совсем о другом? Голова пухла от этих «почему?», но особенно практикантку заинтриговало упоминание о гороховом пальто Евгения Ратникова. Она по-прежнему возлагала большие надежды на записку, найденную в часовне, и продолжала верить в то, что рано или поздно ей удастся разгадать ее тайный смысл. Ясно одно — вольно или невольно, но Таня Мирошникова сказала правду, и убийц Насти Полуниной нужно искать среди ближайшего окружения Виталия Мирошникова, что существенно увеличивало шансы на победу начинающей звезды репортажа Анны Старцевой.

Не желая подставлять услужливую девушку, Аня рассталась с ней у лифта, заверив, что теперь уж точно найдет дорогу сама. Она вежливо распрощалась с охранниками, не подозревающими, что перед ними та самая зловредная журналистка, контакты с которой угрожают немедленным увольнением, и благополучно покинула стены «ВитаМира». Анна уже спускалась в метро, как вдруг услышала за спиной протяжный звук автомобильного клаксона.

— Хочешь отвезти меня в редакцию? Очень мило, — обрадовалась девушка, усаживаясь в джип, за рулем которого сидел «телок» Мирошникова. — Только вот как быть с приказом? Не боишься залететь в промышленные шпионы?

Максим ничего не ответил. Плотно задраил окна, включил зажигание, и машина плавно тронулась с места. Несмотря на июньскую жару, которая резко обрушилась на город, в салоне стояла прохлада — работал кондиционер, а утолить жажду можно было ледяной минеральной водой прямо из холодильника, которому тоже нашлось место в этом чудо-автомобиле. Откинувшись на спинку мягкого кожаного сиденья, Анна наслаждалась поездкой, сожалея лишь о том, что до редакции не больше пятнадцати минут езды. Ей было непривычно ловить на себе завистливые взгляды пассажиров общественного транспорта, изнемогающих от жары в душных, переполненных салонах автобусов и троллейбусов. «Наверное, думают, что я подружка крутого босса, — решила Аня. — Не волнуйтесь, я занимаю чужое место. На самом деле я одна из вас».

— Что-то я не пойму, куда мы едем. — Замечтавшаяся журналистка вдруг обнаружила, что машина стремительно несется по Кутузовскому в направлении Рублевского шоссе. — Мне вообще-то на Брестскую надо.

— Ты ведь хотела с Виталием Александровичем поговорить?

— Ну, хотела.

— Вот мы к нему в гости и едем. Потерпи. Недолго осталось.

«К чему такое рвение угождать всем моим желаниям? — недоумевала Аня. — Наверняка ловушка! Почирикал со своим хозяином, пока меня Лариса допрашивала, тот и приказал привезти негодяйку Старцеву. А я, как дурочка, попалась, на джип заграничный повелась».

Они мчались по Рублево-Успенскому шоссе и вскоре въехали в Ларюшино, престижную загородную зону, где располагались летние резиденции известных спортсменов, бизнесменов и политиков. Волшебное место! Лес, река, свежий воздух и умиротворяющая душу атмосфера, которую этот чудо-остров сумел сохранить, несмотря на опасное соседство с мегаполисом. Наконец машина остановилась перед затейливым особняком, надежно укрытым от посторонних глаз высоким забором. Можно было разглядеть лишь красную черепичную крышу да похожий на бледную поганку кругляш спутниковой антенны.

— Посиди здесь, — бросил ей Полищук и скрылся за воротами.

«Смыться, что ли?» — первое, что подумала девушка, оставшись в машине одна. Двери наверняка заблокированы, остаются окна. Но во-первых, — Аня постучала согнутым пальцем по стеклу — они бронированные, а во-вторых, чтобы возместить потом ущерб Мирошникову за разбитую машину, точно придется продать почку, а то и две. Конец ее сомнениям положил вернувшийся Максим.

— Идем, я договорился. Виталий согласился тебя принять. Только никаких диктофонов и фотоаппаратов. Это частная беседа, и сумку оставь в машине. Надеюсь, обыскивать тебя не надо?

— Пожалуйста, можешь обыскать, я не против. Даже приятно, — добавила она и подмигнула Полищуку. Начинающая журналистка имела замечательную привычку отвечать на хамство еще большим хамством.

Аня изо всех сил делала вид, что все идет по плану, что ей и море по колено, и настроение у нее супер, но на самом деле страшно волновалась. Она не знала, чего ожидать от этого Великого Мирошникова, человека, безошибочно читающего чужие мысли и легко разгадывающего хитроумные планы противников. Анна была уверена только в одном — не стоит разыгрывать из себя крутую матерую репортершу, способную выдавить нужную информацию даже из камня. Она останется собой — в этом и будет ее тактика.

Если у Анны и оставались хоть малейшие сомнения в невиновности Мирошникова, то сейчас они исчезли раз и навсегда. Молочный король был в трауре. Он сидел один, с початой бутылкой виски, в огромной, не до конца обставленной комнате, особенно мрачной еще и оттого, что все окна были плотно закупорены ставнями снаружи и жалюзи изнутри, и в помещение не проникало ни лучика света. Перед ним на столике стояла фотография Насти и лежал ее свадебный букет. Но самое поразительное, что Мирошников по-прежнему был одет в свадебный костюм. Он расстался лишь с галстуком, словно думал, что свадьба всего лишь отложена и может состояться в любую минуту. Небрежным кивком он пригласил Старцеву войти.

— Выпьешь? — спросил гений экономики.

— Выпью, — кивнула Аня. И хотя совсем не хотелось в тридцатиградусную жару пить водку, она решила не перечить Мирошникову.

Откуда-то из закоулков своего огромного дворца он принес чистый стакан и нераспечатанную бутылку. Аня украдкой разглядывала его. Да, парень незаурядный, ничего не скажешь, вот уж на ком природа разгулялась от души, отсыпав с лихвой всего — и мужской красоты, и ума, и талантов.

Мирошников откупорил бутылку, плеснул в стакан виски, бросил несколько осколков льда и вручил Анне. Они молча выпили.

— Ну и о чем ты хотела со мной поговорить? — равнодушно спросил Мирошников.

— О Насте, — кротко отозвалась Аня.

Она угадала. О Насте он мог говорить бесконечно. Пожалуй, это единственное, о чем Мирошников вообще мог сейчас говорить.

— Когда у тебя появляются деньги, вместе с ними появляется уверенность, что все можно купить. В том числе и баб, разница только в цене. Одни подешевле, другие подороже, но продаются все. Я и покупал их, и испытывал какое-то мазохистское удовольствие от осознания их продажности. До тех пор, пока не познакомился с Настей. Она в два счета отучила меня от привычки всему назначать цену. И дело даже не в том, что Настя отказывалась пользоваться моими деньгами, а в том, что интуитивно я понимал — она будет со мной только до тех пор, пока я буду ей нужен и интересен. И если она полюбит, ну, скажем, моего охранника, то в тот же день уйдет к нему. И я никакими богатствами не смогу вернуть ее обратно. В этом был сумасшедший кайф и сумасшедший напряг одновременно. Я каждую минуту боялся ее потерять. В конце концов так и случилось, — горько усмехнулся Виталий.