Многие политические наблюдатели продолжают полагать, что у Роберта Кеннеди были все шансы не только добиться номинации Демократической партии на президентский пост, но и победить кандидата от республиканцев Ричарда Никсона, который при отсутствии столь влиятельного соперника добился победы на выборах 1968 года. В прессе можно обнаружить массу спекуляций по поводу того, как изменилась бы внутренняя и внешняя политика американской администрации, если бы президентом стал еще один Кеннеди.

Достоверного ответа на этот вопрос никто никогда не даст. Отлично известно и то, что реальная президентская политика всегда сильно отличается от предвыборных лозунгов кандидата, любой политик действует не в вакууме, а в сложном переплетении взаимосвязанных и противоречивых влияний, равнодействующая которых нередко оказывается самой неожиданной. Так что гадать по поводу того, каким был бы в Белом доме увлекающийся, противоречивый и страстный Роберт Кеннеди, нередко довольно круто менявший сферы своих интересов, — совершенно бесплодное занятие.

Артур Шлезингер справедливо писал, что Роберт Кеннеди казался радикалом, но в действительности им не являлся. Он создавал «иллюзию несогласия без его сущности». В действительности он был ортодоксальной личностью, верившей в американскую систему свободного предпринимательства и считавшей, что именно она в состоянии решить основные проблемы нации, хотя и прилагал усилия для ее значительного усовершенствования^{1211}.

Роберт, похороненный на воинском Арлингтонском кладбище рядом со старшим братом, вошел в американскую историю и как брат и соратник видного президента, и как самостоятельный политик-либерал, романтик и реалист, стремившийся к сплочению нации, то есть к той цели, за которую борются, но никогда не в состоянии достичь политики.

Самый младший из братьев Кеннеди Эдвард впервые стал известен за пределами семьи скандалом, который разразился в Гарвардском университете, куда он поступил, следуя примеру старших братьев, в 1949 году.

Учился он удовлетворительно, особым прилежанием, как и старшие братья, не отличался, посвящая основное время футболу и другим спортивным играм, а также дружеским попойкам и свиданиям.

Однако к концу второго года обучения у него произошла серьезная неприятность. Эдвард был уличен в обмане на экзамене. Такого рода действие — cheating по-английски — рассматривается в США как серьезнейшее правонарушение, чуть ли не преступление, заслуживающее строгого наказания, причем доносительство в этом отношении всячески поощряется. Можно как угодно спекулировать по этому поводу и даже возмущаться, но таковы американские нормы, и уж во всяком случае повышению уровня знаний студентов они безусловно способствуют.

Оказалось, что Эдвард был не совсем в ладах с испанским языком, экзамен по которому ему предстояло сдавать. Собственно говоря, он, как сам вспоминал, мог бы сдать экзамен на минимальную положительную оценку, но в этом случае, согласно существовавшим правилам, он вылетел бы из первого состава университетской футбольной команды, а этого он никак не хотел^{1212}. Не мудрствуя лукаво Эдвард договорился с более подготовленным приятелем Уильямом Фрейтом, что тот за деньги возьмет на себя труд сдачи экзамена. Фрейт хорошо написал письменную работу, но на беду за экзаменационным столом сидел молодой ассистент, который знал в лицо обоих. Когда Фрейт положил на стол текст, подписанный фамилией Кеннеди, бдительный ассистент поднял тревогу. Обоих вызвали к декану, уличили в обмане и с позором выгнали из университета, правда, с правом восстановления через два года при примерном поведении и достойном труде в этот период[86].

По требованию разгневанного отца Эдвард пошел в армию и два года прослужил в Европе, демобилизовавшись в 1953 году рядовым солдатом, даже не дослужившись до сержантского звания (правда, он ушел из армии рядовым первого класса, то есть, по российским меркам, ефрейтором)^{1213}.

Армейские будни также проходили вяло. Эдвард не отличался особой дисциплинированностью, нередко опаздывал на построение, не выполнял должным образом офицерских поручений. Несколько раз он получал унизительные внеочередные наряды вроде чистки отхожих мест^{1214}.

После возвращения из армии (его часто спрашивали, почему он не отправился добровольцем на корейскую войну, которая происходила как раз в это время, и он на этот счет отмалчивался) Эдварду всё же удалось восстановиться в Гарвардском университете и в 1956 году завершить первую ступень высшего образования.

Занимался он более добросовестно, чем до армии, но академические достижения не были достаточными для зачисления на вторую ступень, в Школу права Гарвардского университета. И по всей видимости, в университете не забыли его юношеский грех с экзаменом по испанскому языку.

Напомним, что обучение в университетских «школах» следует за завершением первого этапа курса и по своему содержанию сходно с европейской аспирантурой. Правда, оно не дает столь широких возможностей для самостоятельного творчества, предусматривает лекции по расписанию, семинары, практические занятия и т. д.

После обсуждения в семье и по совету старшего брата Джона, который как раз в это время собирался выдвигать свою кандидатуру на пост вице-президента, но вынужден был ограничиться пребыванием в сенате, Эдвард поступил в Школу права Виргинского университета, где требования к кандидатам были ниже, чем в Гарварде^{1215}. Особыми научными способностями он и здесь не отличился, зато стал известен как азартный автолюбитель, которого многократно останавливали и штрафовали полицейские за превышение скорости, да еще и в нетрезвом состоянии^{1216}.

В 1958 году в 26-летнем возрасте, не прерывая обучения, Эдвард вступил на политический путь, приняв участие в кампании за избрание Джона в сенат США от штата Массачусетс. Сколько-нибудь большой жизненный и гражданский опыт Эдвард во время этой кампании не приобрел. Он официально именовался менеджером кампании, но занимался мелкими текущими делами — разносил агитационные брошюры, развешивал плакаты, приклеивал к стенам домов, а иногда и к машинам так называемые «стикеры» (листовки с призывом голосовать за определенного кандидата с клейкой обратной стороной), стремился вызвать избирателей на откровенный разговор. Однако всё это происходило в спокойной обстановке, так как победа была предрешена. Младшему брату явно не хватало сноровки и предприимчивости Джона и Роберта. Чувствовал он себя заправским учеником, внимательно выслушивавшим замечания старших и стремившимся исправить допущенные ошибки, которые в общем выглядели мелочами.

Рассказывали, например, следующий эпизод. Появившийся в Бостоне отец клана Джозеф выразил сыну недовольство, что на дороге он почти не видел агитационных плакатов и стакеров на встречных автомашинах. Раздосадованный выговором Тед (за взрослым Эдвардом закрепилось его детское имя) отнюдь не подумал, что это просто воспитательная отцовская придирка, каковой она на самом деле и являлась. Он захватил большую пачку плакатов и отправился к въезду в тоннель, где задерживались для оплаты водители автомашин и где образовывалась получасовая пробка. Многие водители соглашались прикрепить на бампер машины стикер с надписью «Сенатор Кеннеди», тем более узнав, что раздает их родной брат означенного лица^{1217}.