Полина хотела снова приняться за чертёж, но отложила бумаги в сторону, с огорчением посмотрела на уже начерченные схемы, в позе лотоса уселась на своё любимое кресло, задумалась, подперев голову руками

— Не представляю, что теперь со всем этим делать, — сказала она. — Мы с тобой вообще ни о чём таком не договаривались?

— Нет.

— Жуть!

— Это точно. А на какой вопрос ты отвечаешь?

— На пятнадцатый.

— С какой стати?

— Мы договорились, что каждый возьмёт себе по одному… — она хлопнула себя рукой по лбу. — Ведь и этого тоже не было!

— Не было, — подтвердила я. — И по математике я лектора, получается, не смогла отыскать.

— Что ещё за лектор? — Заинтересовалась девочка.

Я рассказала всю историю с самого начала.

— Так не пойдёт! — вскочила Полина. — Именно в этом эпизоде я намерена разобраться до конца! Нужно хотя бы примерно прикинуть, насколько программе хорошо известен характер каждого из нас. Если я правильно понимаю, в этом эпизоде каждый из ребят вёл себя типически: Лена — стеснялась; ты — пыталась ей помочь с помощью Игоря, то бишь Марека; сам же Марек, то есть, Игорь, то есть, нет, правильно — Марек — помогал ей, причём в своей обычной манере.

— И что ты предлагаешь?

— Когда будешь опрашивать ребят, то обязательно поговори с каждым из них, что именно происходило тогда.

— Хорошо.

Хоть я и сказала «хорошо», но на самом деле мне было так плохо, что хуже не придумаешь. Если у каждого в нашей школе свой реал, то как быть с тем, что говорила мне Саша? И была ли она на самом деле или это — персонаж Программы, следящей за порядком? С другой стороны, Саша ведь, когда назначала мне встречу в читальном зале — она ведь в реале находилась?

— Так ведь жить нельзя! — Плаксивым голосом прервала мои размышления Полина. — Я уже начинаю забывать, что было в реале, а что — в виртуале. Минуту назад меня Никитка эгоисткой обозвал, ещё через минуту даст мне в лоб, а потом я забуду, где это было — в компьютере или на самом деле! И как мне себя с ним тогда вести в следующий раз?

— Такое, думаю, ты не забудешь, — улыбнулась я.

— Хорошее забывается быстрее, чем плохое, — философски заметила моя соседка.

— Ты по-прежнему считаешь, что все эти трудности — для того, чтобы крепче сплотить нас?

— А как иначе?

— По-моему, нас наоборот хотят как можно дальше развести друг от друга.

— Мне тоже иногда начинает так казаться, — подумав, ответила Полина, — и я бы с тобой охотно согласилась, если бы не одно громадное «но»: я не вижу в этом ровно никакого смысла.

— Я тоже.

А про себя я подумала, что, может быть, когда мы увидим во всём происходящем смысл, лучше нам от этого не станет.

— А по поводу твоего эгоизма… — решила я обнародовать давно не дававшую мне покоя мысль. — Всё равно ты бесчеловечная в самом нехорошем смысле этого слова. Вчера, когда Машку стошнило, что ты сказала в первую очередь? (Это, кстати, было в реале, я это точно помню) Не посочувствовала ей, не бросилась вслед успокаивать, а сразу про костюм принялась волноваться, что он внутри загрязнился.

— Я так и думала, что ты начнёшь обвинять меня во всех смертных грехах. Только вот согласись, Настюха, в мировой истории ещё не было примеров, чтобы кого-то в десятилетнем возрасте сверстники кого-то называли на «Вы», так ведь?

Я бы с удовольствием промолчала, но Полина смотрела на меня так выжидательно, что мне пришлось кивнуть.

— Вот, а меня вчера назвали на «Вы», если ты не заметила. Если бы я вела себя неправильно, ничего этого не случилось бы.

Я снова была вынуждена согласиться.

— Кстати, в первую очередь я подумала не про костюм, а про то, что моя мысль разделить мальчишек и девчонок по двум классам оказалась очень удачной. Если бы Машку стошнило при мальчишках, она бы этого не вынесла, как бы её нашКошмарик не уговаривал.

— Как ты нашего Марека назвала? — Фыркнула я, не сдержавшись. — Кошмарик? Это точно!

Полина сосредоточенно склонилась над своим персональником, через несколько минут подняла глаза:

— Кстати, Бахмурова, не забудь это записать где-нибудь.

— Что?

— Ну, то, что я тебе говорила, как меня на «Вы» назвали.

— Это ещё зачем?

— Когда через много-много лет в какой-нибудь энциклопедии знаменитостей будут писать мою биографию, было бы неплохо, чтобы упомянули об этом факте, который достаточно выразителен, чтобы…, — она не договорив, расхохоталась, опустив голову в ладони.

Я тоже несмело хихикнула.

Шуточки у неё, однако! А я уже было почти поверила в её претенциозность. Но в краешке сознания у меня осталось подозрение, что, может быть, она и не шутила.

— Ты чего на меня так смотришь? — Встрепенулась Полина.

— Просто так. А что — нельзя?

— Можно, смотри, что с тобой поделать. — Она встала с кресла, по-кошачьи грациозно потянулась, подошла ко мне, заглянула мне через плечо. — А что ты там пишешь?

— Составляю список вопросов к моему опросу. Даты рождения ребят нужно писать?

— Всё пиши. И даты рождения, и даты смерти, и имена всех родственников, и их даты рождения, адреса, имена собачек и кошек, сыновей и дочерей… Я потом сама разберусь, что мне нужно, что нет.

— Это ещё зачем?!

— Мне с ребятами пять лет учиться. Откуда я знаю, что мне завтра или послезавтра понадобится? Тем более, информация — это очень дорогое изделие, она никогда лишней не бывает.

— Считай, что ты меня убедила… Кстати, ты собаками никогда не занималась?

— Как ты узнала?! — Изумилась Полина. — Я тебе об этом никогда не говорила!

— Догадалась, — улыбнулась я одними губами.

Не рассказывать же мне, в конце концов, что анализировать порядок слов в предложениях меня научил Марек. Только заядлая собачница может в списке сначала поставить кошек и собачек, а потом сыновей и дочерей.

Все наши комнаты были пронумерованы. Я начала свой обход с той, на двери которой висела цифра «один» и вышла из неё через полтора часа. Тёзка Полины с фамилией Феоктистова и Илона Кравцова — обе дочерна загорелые, черноволосые, подвижные и очень-очень похожие друг на друга, словно две родные сестры, встретили меня так бурно, словно я была их самым близким родственником, который вчерашним вечером умер, а сегодняшним утром воскрес и теперь пришёл, чтобы сообщить про себя эту новость. Они напоили меня чаем с каким-то очень замысловатым домашним печеньем (мои домашние «пирожки» закончились ещё вчера), а потом так же осторожно, как Коля Белохвостиков, принялись меня расспрашивать, как давно мы — Никита, Полина и я — знаем друг друга

— Да что вы, сговорились, что ли! — Не выдержала я. — Мы все познакомились три дня назад!

Девочки переглянулись с таким видом, что сразу стало ясно: мои слова они не ставят ни в грош.

— Вообще-то я пришла задать вам пару вопросов, — сообщила я, решив, что пора, наконец, взять быка за рога. — Точнее, пятнадцать. Иванова досье на каждого составляет.

— Это ещё зачем? — Насторожилась Илона. Я отличала её от Полины Феоктистовой только по одежде.

Мне стало понятно, что им не понравилось слово «досье», которое я упомянула не совсем удачно. Немудрено, я бы от такого тоже вздрогнула.

— Было бы странно, если бы она, будучи главной нашего курса не знала, кем руководит.

— Руководит? Ну-ну, — бросила Полинина тёзка и отошла в сторону, давая понять, что тему развивать не намерена.

Это её последнее «ну-ну» мне очень не понравилось. Зачатки будущего бунта? При случае я решила намекнуть моей ненаглядной соседке, что не всё гладко и спокойно в датском королевстве. Или не стоит пока её волновать? Ладно, пройду всех ребят, а там видно будет.

Илона сначала принялась отвечать на вопросы, однако постепенно разговорилась, я едва успевала записывать, сколько у неё тётей и дядей, кто где живёт и кто чем занимается.

— Дядя Фред — это брат моей мамы, живёт на Цитрее, Жардэрроз 81-B, — рассказывала мне Илона. — Он художник. Я даже два раза к нему в гости ездила.