Последней из костюма выбралась невысокая темноволосая девочка, имени которой я не помнила. Всхлипывая и закрывая лицо руками, она выбежала в дверь. После неё остался стойкий неприятный запах.
— Её прямо в скафандре вырвало, — мрачно заметил кто-то.
— А как теперь? — Озабоченно спросила Полина. — Костюм ведь теперь грязный… будет… там, внутри. — Она в замешательстве оглянулась. — Чего вы все на меня так смотрите?
Ребята молчали.
— Ну? — Мрачно осведомилась она, меняя тему. — Может кто-нибудь ещё к папочке уехать хочет?
Во всём происшедшем была виновата только она и никто больше. Но наши девчонки не смели и слова сказать в её обвинение и только с немым обожанием разглядывали свою руководительницу. Не нужно быть психологом, чтобы понять, что каждый примерил происшедшее на себя. А если бы она сама была на месте Полины и Красная Шапочка вот так вот запрограммировала самоубийство робота, изображающего собственного отца? Отец, конечно, не настоящий, виртуальный, но всё равно это очень и очень неприятно.
— Чудненько! — Полина начала задумчиво бродить по помещению под внимательными взглядами остальных ребят, потом вдруг обратилась ко мне.
— Бахмурова, ты вроде бы девчонка умная, объясни мне, зачем этой дегенератке с корзиночкой объяснять нам, что она в Сети самая главная и сильная, если она на самом деле самая главная и сильная? — Спросила она и зачем-то хлопнула себя по нагрудному карману куртки.
Я никогда не рассматривала вопрос в данном ракурсе, поэтому надолго задумалась. Другие девчонки, перешёптываясь, разглядывали меня с таким видом, словно я с белоснежными крылышками за спиной только что влетела к ним в окно. Я не сразу поняла, почему, потом догадалась. Дочь сенатора (подумать только!) назвала кого-то умной. До этого ведь дорасти нужно!
Наверное, на моём лице так выразительно мелькала напряжённая работа мысли, что Полина принялась следить за мной с интересом зоолога, разглядывающего предсмертные судороги белой крыски после инъекции очередного препарата.
— А если бы она этого не сделала, ты бы была уверена в этом?
Не знаю, оправдала я Полинины ожидания или нет, но та кивнула с таким глубоким удовлетворением, словно я только что разрешила глобальнейшую проблему бытия.
— Ответ правильный, — сказала она. — Молодец.
Я восхитилась ей. Надо же, только что сидела в луже, даже просила у меня помощи, но, стоило только ей только выяснить, что нужно, тут же обратила ситуацию в свою пользу.
— Нужно с мальчишками поговорить, — решила она. — У них голова совсем по-другому устроена, может что-нибудь умное скажут.
— С чего вы взяли? — Спросил тоненький голос из-за спины.
Полина так заулыбалась, что я всерьёз начала опасаться за целостность её лица. Конечно, на «Вы» назвали, тут любой заулыбается.
— Так думаю Я. Этого мало?
За сегодняшний день произошло множество событий, большей частью негативных, но то, что случилось только что — это мне не понравилось больше всего. Не хватало ещё, чтобы после встречи с Красной Шапочкой и официального признания своей должности старшей курса, Полина принялась задирать нос выше головы.
В комнате напротив никого не оказалось. Это было не удивительно: мальчишки покрепче нас, да и времени, чтобы привести себя в порядок, им нужно куда меньше. Они ждали нас около выхода из корпуса. Мы оживлённо принялись делиться впечатлениями. Чуть в стороне от всех стояла девочка, которая, несмотря на холодный ветер, была в одной футболке. Куртку она держала в руках, с брезгливой гримасой отстраняя от себя.
Тут я вынуждена признаться, что сожаление — это было не самое первое чувство, что я тогда испытала; я сразу подумала, как хорошо, что ЭТО не случилось со мной.
Когда мы всей гурьбой добрались до холла, там нас ждал сюрприз. На стене около входной двери был повешен пёстрый плакат. «СЕГОДНЯ, 2 СЕНТЯБРЯ, В ДЕВЯТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА, СБОР ВСЕХ ПЕРВОКУРСНИКОВ В АКТОВОМ ЗАЛЕ ХОЛЛА». Вокруг текста был нарисован орнамент из немыслимо — ярких цветов. Внизу, рядом с надписью АДМИНИСТРАЦИЯ танцевали, взявшись за руки, три разноцветных чёртика. Нарисованных, само собой.
Ребята некоторое время разглядывали художество неизвестного автора. Это было трогательно, но нелепо. Так же, как если бы команда военного звездолёта в зоне боевых действий решила отметить Рождество и развесила бы между пультами и дисплеями командной рубки ёлочные украшения.
Только одна из девочек прошмыгнула внутрь, едва не врезавшись в растворяющуюся в воздухе дверь. Если на неё и обратили внимание, то тут же об этом забыли. Я узнала эту девочку: именно её вырвало, когда она была в скафандре.
Бедненькая, ей, наверное, невыносимо стыдно и она сильно переживает.
— Что за идиотизм! — Сказал кто-то из мальчишек.
— А когда мы туда придём, они нам кукол начнут дарить, — отозвался второй.
— Или велики! — Поддержал его третий.
Мальчишки вступили в оживлённую дискуссию, высказывая предположения одно абсурднее другого. Каждая фраза встречалась новым взрывом хохота.
— Не вздумайте кто-нибудь туда идти! — Предупредила Полина, когда мальчишкам надоело смеяться и все взоры, наконец, устремились на неё. — Помните утренних красавцев? Этим — нужно то же самое, только начинают они издалека.
— А если они хотят с нами подружиться? — Тихо спросила Марина.
— Зачем?
Девочка смутилась.
— Я не знаю, может быть…
— Не знаешь, значит молчи! — Не совсем вежливо прервала её Иванова. — Каждое действие должно иметь логику, особенно здесь, в «Штуке», когда дело касается отношений между двумя курсами. Эти проблемы позвольте решать мне. Резюме: если сегодня после половины девятого я увижу кого-нибудь на первом этаже, — она запнулась, несколько секунд подумала, потом махнула рукой, — не маленькие, сами придумайте, что я тогда с вами сделаю.
Полина сорвала плакат, скатала его в трубочку, сунула трубочку подмышку и вошла внутрь. Ребята потянулись за ней.
Марина догнала её:
— А можно я это объявление возьму?
— Это ещё зачем?
— Мне чёртики понравились, — призналась девочка, опуская глаза.
Лицо у Полины стало непонятным.
— Добровская, ты издеваешься надо мной? — Слабым голосом осведомилась она.
— Почему — издеваюсь? — Искренне удивилась Мариша. — Они же смешные!
— Кто?
— Чёртики. Я их вырежу.
Несколько секунд Полина решала, издеваются над ней или нет, в конце концов молча отдала плакат.
— Много ли нужно ребёнку для счастья? — Насмешливо осведомился Марек, проходя мимо. — Нарисовали чёртиков — она и рада. Как идиотка детсадовская.
В отношении Мариши только он, пожалуй, мог сказать такую гадость. На него все зашикали, а у Никиты, который во всё время разговора маячил сзади нас, был такой вид, словно он сдерживался из последних сил, чтобы не дать своему сожителю по физиономии. Хоть он по натуре и драчун, но, думаю, сдержался по тем причинам, что и я минуту назад.
— Бывают же такие уроды! — Со злостью произнесла Полина, когда мы очутились в нашей комнате. Я рассеянно кивнула, хотя не совсем понимала, о ком она говорит. В этой школе мне пока ещё не удалось встретить ни одного человека, который не подходил бы под такое определение.
— А ещё психолог, — продолжала моя соседка. — Таких психологов надо по соснам развешивать.
— По поводу сосен — это ты, положим, перебрала, но типаж интересный, — заметила я в ответ. — До сих пор полагала, что все, кто так или иначе связан с психологией — на редкость располагающие к себе люди, через несколько слов могут втереться в доверие к любому индивиду. А наш Марек ведёт себя диаметрально противоположно. Интересно — почему?
— Придурок потому что!
— Полин, не злись. Сама говорила, что мы должны держаться друг за друга, а сама как себя ведёшь?
— Если я буду позволять нашим обижать друг друга, ничего хорошего из этого не получится. Тем более Маришку. Я такой, как она, в четыре годика была. Или даже в три. Куколки, раскраски, чёртики всякие… нарисованные… Вот идиотизм!