Я отыскала в сумке браслет телефона и протянула ей.
Полина устроилась на постели, одела мобильник на руку, подождала, пока он не включится, и принялась набирать номер, вполголоса диктуя в микрофон цифры. Так она провозилась довольно долго. Потом отдала браслет обратно.
— Так я и думала. Полная информационная блокада. Здесь телефон не принимает. Ты вообще видела где-нибудь на нашей планете места, где мобильник может не принимать?
— А если на улицу выйти?
— Неохота, уже ночь. Завтра попробуем. Да и навряд ли у нас что-нибудь получится. Если бы было всё так просто… Жалко только, что папуля волноваться будет.
Кому «папуля», а кому и Сенатор. Я незаметно взглянула на лицо моей подруги, в нём не было ни малейшего следа насмешки. Мне стало ясно, что она настолько сильно любит своего отца, что готова называть его папулей перед любым, даже едва знакомым человеком.
Если честно, то это была самая первая чёрточка её характера, которая мне понравилась.
С первого этажа послышались тяжёлые музыкальные аккорды.
— Пойти, что ли, сказать, чтобы они там потише сделали? — Вслух задумалась Полина, потом махнула рукой. — А, ладно, пусть развлекаются!
Музыка звучала недолго. Уже в половине одиннадцатого всё затихло, ребята начали расходится по своим комнатам.
К нам заглянул Никита.
— А чего вас не было?
— Исчезни! — Голосом мага, изгоняющего нечисть, потребовала Полина. Последние четверть часа она сидела перед трюмо и с таким вниманием смотрела на своё изображение, словно собиралась сама себя загипнотизировать.
— Не захотели, — объяснила я. — Настроения нет.
Никита молча закрыл дверь.
— Ходят тут всякие…
— Ты на ведьму похожа, — отозвалась я, — сидишь распущенная перед зеркалом, прямо мурашки по коже бегут, как на тебя взгляну. Перед тобой ещё свечки не хватает.
— Зачем — свечка?
— Не знаю. Просто я помню всякие фильмы, там всегда ведьмы перед зеркалами со свечками и с распущенными волосами садятся, чтобы колдовать.
Полина тут же принялась собирать волосы в хвостик. Наверное, она не очень хотела походить на ведьму.
— А где наш список? — Спохватилась она.
— Ты его в правый верхний ящик стола положила, — сообщила я со своего места. Я как раз сидела на том самом кресле, которое Полина назвала своим, и лениво листала какую-то книгу.
— Молодец, внимательная, — похвалила она меня, доставая искомое, наскоро пробежала его глазами. — Тридцать девять — настолько не круглое число…
— И что?
— Мне кажется, нас должно быть сорок. Только вот где этого последнего искать?
— Может на КПП спросить? — Предложила я.
— Если я сейчас кого-нибудь пошлю на КПП., — не без резона возразила мне Полина, — то рискую не дожить до завтрашнего утра.
Я была вынуждена согласиться.
Отсутствующий сороковой человек не давал Полине покоя. Я видела, как она время от времени подходит к двери и прислушивается к происходящему в коридоре.
— Да не волнуйся ты, приедет он, никуда не денется, — успокаивала я её. — Была бы ещё девочка, мы могли бы волноваться… Вдруг она как наша Мариша к жизни совсем не приспособлена? А мальчишка — он в любом случае вывернется, где бы ни очутился.
Полинино беспокойство раскрыло мне ещё одну положительную чёрточку характера моей соседки. Если бы она просто давала всем понять, что она тут главная — и точка, то для меня её образ оказался бы совсем непривлекательным. Сейчас же, когда она места не находила от беспокойства за абсолютно незнакомого человека, в то время, как остальные наши ребята давным-давно спали и ни о чём таком не думали, я поняла, что Полина чувствует свою ответственность за каждого, кем взялась руководить. Молодец, что ещё сказать. Дай Бог каждому такого директора.
Когда я через несколько минут вышла из комнаты… как бы это так сказать помягче… по своим личным делам, то увидела, как по лестнице поднимается невысокий полненький мальчик. Лицо у него было тоскливым, словно он вот-вот расплачется, на носу прочно сидели большие круглые очки.
Увидев меня, он остановился и воззрился на моё лицо с таким испугом, словно я только что прямо на его глазах восстала из гроба.
— Привет!
Он даже не поздоровался.
— Первый класс тут живёт? — Спросил мальчик, ставя на пол сумки, в каждую без труда мог уместиться он сам со своим младшим братом впридачу.
Вот и последний персонаж появился. Теперь всё сошлось — сорок человек, двадцать комнат, по два человека в комнате.
— Пойдём, провожу, — вместо ответа предложила я.
Он, по прежнему с каким-то непонятным испугом, воззрился на меня, потом быстро закивал.
Никита открыл дверь сразу же, будто стоял перед входом и ждал, кто сейчас придёт. Он был в толстом сером свитере, в одной руке держал раскрытую книгу, в другой — недоеденный бутерброд.
— Соседа тебе привела, — отрапортовала я. — Знакомься!
— Жаль, — вздохнул мальчик, — умеешь же ты настроениё портить, Наська! Ладно, заходи! — Пропустил он в комнату моего спутника. — Если ты в технике не шаришь, значит подружимся. Если шаришь — извини. Двум художникам вместе не ужиться…
Последнюю фразу я расслышала уже из-за закрытой двери. Мог бы, кстати, и спокойной ночи пожелать!
— Укомплектовались! — обрадовала я Полину. — Последний пришёл.
— Наконец-то! Кто такой? — Вскинулась моя новая подруга, приготовившись печатать. Клавиатуру она вытащила почему-то из-под подушки.
— Мы не успели познакомиться. Да это и не важно, завтра разберёмся.
— Полный бардак начинается с таких вот мелочей, — сказала Полина. Она подпрыгивала, сидя на кровати, словно проверяла крепость пружин.
— Тоже из фольклора твоего папы?
Полина склонила голову, словно размышляла, издеваюсь я или нет. Наконец, ответила:
— Ага.
И с интересом стала ожидать комментариев.
Я ничего не ответила и принялась устраивать на столе большую пластиковую вазу.
— Завтра цветы какие-нибудь соберу. Клумб тут много. Надеюсь, нам за это ничего не будет?
Всё-таки психология — не мой конёк; перевести разговор на другую тему у меня не получилось.
— Если решили сегодня всех переписать, то не нужно откладывать на завтра, — произнесла Полина нудным и монотонным голосом, не обращая никакого внимания на мои уловки. Так, наверное, в бюрократические времена зачитывали доклады, которые никому не были нужны, в том числе самим докладчикам. Потом, видя что я отношусь к её словам более чем прохладно, безнадёжно махнула рукой. — Да ну тебя. Для вас же стараешься!
Неожиданно дверь распахнулась.
Я уронила вазу, благо, та не разбилась. Полина взвизгнула и прикрылась одеялом, хотя была полностью одета. В дверях стоял Никита.
— Вы кого мне привели? — Голос у него дрожал от возмущения.
— Во-первых… — сбивчиво принялась объяснять я, не совсем представляя, что именно буду говорить.
Полина, которая уже успела опомниться, выручила меня.
— Во-первых, сядь и успокойся, — твёрдым голосом приказала она. — Настюх, дай ему стул. Во-вторых, — теперь моя подруга заговорила сладко-сладко, — если ты считаешь, что мы не понимаем, почему ты взялся помогать нам с расселением, то глубоко ошибаешься, это невооружённым глазом видно. Комнат двадцать, нас — тридцать девять. Ты решил поселиться один. Если бы ты не выкаблучивался, то сам бы выбрал соседа. А теперь у тебя выбора нет, живи с тем, кого Бог послал.
Только потом я поняла, что чем более сладким голосом вещает Полина, тем быстрее и дальше нужно от неё убегать. А самые жуткие гадости она вообще говорит таким тоном, словно малышам в детском садике сказку на ночь рассказывает.
— Интересно, — произнесла я в глубокой задумчивости, — что это такое он тебе сказал, что ты через минуту примчался сюда?
— Неважно, — буркнул Никита и отвернулся.
— Ещё как важно! — Так же сладко мурлыкнула Полина. — Никиточка, колись!
— Пойду я лучше!
И он ушёл.
Когда за ним закрылась дверь, мы переглянулись и расхохотались.