— Быть людьми.

— А что значит быть людьми? — умоляюще спросил Мул-Ба-Та. — Ты нам так и не сказал.

— Это вы должны решить сами. Сами решите, что такое быть человеком.

— То же самое с царями-жрецами, — сказал Миск.

— Мы пойдем с тобой, Тарл Кабот, — сказал Мул-Ал-Ка, — и будем сражаться с золотым жуком.

— Что это значит? — спросил Миск.

— Девушка Вика из Трева в туннелях золотого жука, — объяснил я. — Я иду ее спасать.

— Ты опоздаешь, — ответил Миск, — потому что уже время откладывания яиц.

— А это что значит?

— Ты идешь? — спросил Миск.

— Да.

— Тогда сам увидишь.

Мы посмотрели друг на друга.

— Не ходи, Тарл Кабот, — сказал Миск. — Ты умрешь.

— Я должен идти.

— Понимаю, — сказал Миск. — Это все равно что давать гур Матери.

— Может быть, — ответил я. — Не знаю.

— Мы пойдем с тобой, — заявил Мул-Ал-Ка.

— Нет, вы должны идти к другим людям.

— Даже к тем, кто переносит гур? — спросил Мул-Ба-Та, вздрагивая при мысли о маленьких круглых телах, странных руках, ногах и глазах.

— Это мутанты, — объяснил Миск, — выращенные очень давно, чтобы обслуживать темные туннели; теперь их сохраняют для участия в ритуалах и по традиции.

— Да, — ответил я Мулу-Ба-Та, — даже к тем, кто переносит гур.

— Понимаю, — с улыбкой ответил Мул-Ба-Та.

— Вы должны идти повсюду, где в рое есть люди.

— Даже на плантации грибов и на пастбища? — спросил Мул-Ал-Ка.

— Да, всюду, где есть люди.

— Понимаю, — сказал Мул-Ал-Ка.

— Я тоже, — подхватил Мул-Ба-Та.

— Хорошо, — сказал я.

Пожав мне руки, двое повернулись и побежали к выходу.

Мы с Миском остались одни.

— Это приведет к неприятностям, — сказал Миск.

— Вероятно, — согласился я.

— И ты несешь за это ответственность.

— Отчасти. Но решать будут цари-жрецы и люди.

Я посмотрел на Миска.

— Глупо идти к Матери.

— Глупо идти в туннели золотого жука, — ответил он.

Я легко извлек меч из ножен. Он появился быстро, будто ларл оскалил клыки. В голубом свете факела я осмотрел лезвие и тонкий слой смазки, защищавший его. Попробовал уравновешенность и снова спрятал меч в ножны. Я был удовлетворен.

Мне нравится меч, такой простой и в то же время эффективный в сравнении с многочисленными возможными вариантами оружия. Преимущество короткого меча в том, что он извлекается из ножен на мгновение раньше, чем длинный. Другое преимущество — им можно действовать быстрее, чем длинным. Но главное, мне кажется, в том, что он позволяет горянскому воину сближаться с противником. Короткая дистанция вполне компенсируется быстротой и легкостью этого оружия по сравнению с длинным мечом. Если соперник, вооруженный длинным мечом, не заканчивает бой первым ударом, он обречен.

— Где туннели золотого жука? — спросил я.

— Спрашивай, — ответил Миск. — Они известны всем в рое.

— Золотого жука так же трудно убить, как царя-жреца?

— Не знаю, — ответил Миск. — Мы никогда не убивали золотых жуков и не изучали их.

— Почему?

— Просто это не делалось. К тому же убить золотого жука, — добавил Миск, внимательно глядя сверху вниз своими блестящими глазами, — большое преступление.

— Понятно.

Я повернулся, собираясь уходить, потом снова посмотрел на царя-жреца.

— А можешь ли ты, Миск, своими роговыми лезвиями убить царя-жреца?

Он, казалось, задумался.

— Этого не происходило более миллиона лет, — наконец ответил он.

Я поднял руку.

— Желаю тебе добра, — произнес я традиционное горянское приветствие.

Миск поднял одну переднюю конечность, роговое лезвие исчезло. Антенны его наклонились ко мне, золотые чувствительные волоски вытянулись.

— А я, Тарл Кабот, — ответил он, — желаю добра тебе.

И мы разошлись.

Я понял, что пришел слишком поздно, чтобы спасти Вику из Трева.

Глубоко в неосвещенных туннелях золотого жука, в этих неукрашенных перепутанных проходах в скале я нашел ее тело.

Держа факел в руке, я осматривал зловонную пещеру и увидел Вику. Она лежала на груде грязного мха и стеблей.

На ней было несколько обрывков некогда прекрасной одежды; она изорвала ее во время отчаянного бегства по темным скальным туннелям, когда тщетно старалась уйти от челюстей неумолимого золотого жука.

Я увидел, что на шее у нее нет рабского ошейника.

Ее ли ошейник одели на ту девушку, которую я видел? Если размер подходит, то, вероятно, так оно и есть. Цари-жрецы не гнушаются такой мелочной экономией, ревностно сберегая неодушевленные ресурсы роя.

Если на ней нет ошейника, значит ее освободили, прежде чем отправить в туннели золотого жука? Я смутно вспомнил, что Миск однажды рассказывал мне: из почтения к золотому жуку ему предлагают только свободных женщин.

Вся пещера пропахла пометом золотого жука, но его самого я еще не встретил. По контрасту с чопорно аккуратными и чистыми туннелями царей-жрецов здесь все казалось особенно грязным и отвратительным.

В одном углу груда костей, среди них человеческий череп. Кости расколоты, мозг из них высосан.

Давно ли Вика мертва, я не мог определить, но проклинал себя: мне казалось, что всего несколько часов. Ее тело, хотя и застывшее, не было таким холодным, как я ожидал. Она не шевелилась, глаза ее были устремлены в одну точку, в них застыл ужас последнего мгновения, когда на ней сомкнулись челюсти золотого жука. Могла ли она во тьме рассмотреть, кто на нее нападал? Я надеялся, что нет: достаточно того, что она слышала звуки преследования. Но сам я предпочел бы видеть нападающего и пожелал того же краткого ужасного преимущества Вике из Трева, потому что помнил ее женщиной храброй и гордой.

Кожа ее казалась слегка суховатой, но не совсем высохшей.

Так как тело не остыло, я долго вслушивался, стараясь уловить дыхание. Держал руку, надеясь почувствовать хотя бы слабый пульс. Но не почувствовал ни дыхания, ни пульса.

Хоть я и ненавидел Вику из Трева, такой судьбы я ей не желал и не мог себе представить, чтобы какой-нибудь мужчина, как бы она его ни предала, мог ей пожелать этого. Глядя на нее, я испытывал странную печаль, хотя и горечь не покидала меня. Теперь я видел в ней только девушку, встретившую золотого жука и погибшую ужасной смертью. Она человек, и какова бы ни была ее вина, такой ужасной участи она не заслужила. И глядя на нее, я понял, что каким-то образом никогда не оставался к ней равнодушным.

— Прости, — сказал я, — прости, Вика из Трева.

Странно, но на ее теле нет ран.

Может, она умерла от страха?

Ни одного пореза или синяка, который нельзя было бы объяснить ее лихорадочным бегством по туннелям. Ее тело, руки и ноги исцарапаны, но не порваны и не сломаны.

Я не нашел ничего, что могло бы вызвать смерть, кроме небольшого прокола в левом боку; через него мог проникнуть яд.

Впрочем, на теле я обнаружил пять больших круглых опухолей, хотя как они могли вызвать смерть, я не понимал. Эти припухлости протянулись линией вдоль левого бока; казалось, что-то, размером примерно с кулак, находится сразу под кожей. Возможно, какая-то необычная физиологическая реакция на яд, проникший в ее организм через маленькое отверстие в левом боку.

Я протер рукой глаза.

Сейчас я ничего не могу для нее сделать, только продолжить охоту на золотого жука.

Я подумал, нельзя ли похоронить тело, но отказался от этой мысли: в каменных туннелях это невозможно. Я могу только убрать ее с этой грязи в логове золотого жука, но пока не убью его самого, она никогда не будет в безопасности от оскверняющих челюстей. Повернувшись спиной к Вике из Трева и неся факел, я направился к выходу из пещеры. Мне показалось, что я слышу ужасный умоляющий крик, хотя, конечно, никаких звуков не было. Я повернулся, посветил факелом: тело ее лежало в прежней позе, в глазах то же выражение застывшего ужаса. Я вышел.