Самому мне Миск тоже нравился.

— Знаешь ли ты, — сказал мне однажды Миск, — что среди существ низшего порядка люди самые разумные?

— Рад слышать.

Миск замолчал, его антенны ностальгически подергивались.

— У меня был однажды домашний мул, — сказал он.

Я невольно взглянул на свою клетку.

— Нет, — сказал Миск, — когда домашний мул умирает, его клетка всегда уничтожается, чтобы не было заражения.

— А что с ним случилось?

— Это была маленькая самка. Ее убил Сарм.

Передняя конечность Миска, которую я расчесывал, невольно напряглась, будто он готов был обнажить свое роговое лезвие.

— Почему? — спросил я.

Миск долго молчал, потом удрученно повесил голову, протянув мне антенны для расчесывания. Я некоторое время занимался ими. Наконец он снова заговорил.

— Это моя вина, — сказал Миск. — Она хотела, чтобы у нее на голове были нитевидные разрастания, потому что она родилась не в рое. — Голос Миска из переводчика звучал так же последовательно и механически, как всегда, но тело его задрожало. — Я слишком потакал ей, — Миск выпрямился, так что его большое тело нависло надо мной, слегка отклонился от вертикали в характерной для царей-жрецов позе. — Поэтому в сущности ее убил я.

— Мне кажется, нет. Ты старался быть с ней добрым.

— И это произошло в тот день, когда она спасла мне жизнь, — сказал Миск.

— Расскажи мне об этом.

— Я выполнял поручение Сарма и оказался в редко используемых туннелях. Чтобы не скучать, я взял с собой девушку. Мы встретились с золотым жуком, хотя раньше их здесь никогда не видели, и я захотел пойти к нему, опустил голову и направился к жуку, но девушка схватила меня за антенны и оттащила в сторону, тем самым спасла мне жизнь.

Миск снова опустил голову и протянул антенны для расчесывания.

— Боль была ужасная, и я не мог не последовать за девушкой, хотя хотел идти к золотому жуку. Спустя ан я, конечно, уже не хотел идти к жуку и понял, что она спасла мне жизнь. И в этот самый день Сарм велел записать девушке пять черт за разрастания на голове, и она была уничтожена.

— За такое нарушение всегда полагается пять черт? — спросил я.

— Нет. Не знаю, почему Сарм так поступил.

— Мне кажется, — сказал я, — что в смерти девушки ты должен винить не себя, а Сарма.

— Нет, — ответил Миск, — я был слишком снисходителен.

— Может быть, Сарм хотел, чтобы тебя убил золотой жук?

— Конечно, — сказал Миск. — Таково, несомненно, было его намерение.

Я удивился, зачем Сарму смерть Миска. Несомненно, между ними какое-то соперничество или политическая борьба. Для моего человеческого разума, привыкшего к изобретательности людей в таких случаях, не было ничего удивительного в том, что Сарм пытался как-то способствовать гибели Миска. Но позже я узнал, что это почти немыслимо для царей-жрецов, и хотя Миск признавал это, в глубине души он в это не верил, потому что оба они с Сармом принадлежали рою и такое действие было бы нарушением роевой правды.

— Сарм рожден первым, — сказал Миск, — а я пятым. Первые пятеро рожденные Матерью составляют Высший Совет роя. Однако за долгие годы рожденные вторым, третьим и четвертым поддались радостям золотого жука. Из пяти остались только мы с Сармом.

— Значит он хочет, чтобы ты умер и чтобы он был единственным членом Совета и обладал абсолютной властью.

— Мать больше него, — сказал Миск.

— Все равно, — настаивал я, — власть его возрастет.

Миск смотрел на меня, его антенны обвисли, золотистые волоски, казалось, утратили блеск.

— Тебе грустно, — сказал я.

Миск наклонил тело, так что оно заняло горизонтальное положение, потом еще больше наклонил ко мне голову. Он мягко опустил антенны мне на плечи, как человек кладет на плечи другому руки.

— Ты не понимаешь этого, — сказал Миск. — Ты мыслишь человеческими терминами. А тут другое.

— Мне не кажется другим.

— Это глубже и значительнее, и ты не можешь понять.

— Мне все кажется просто.

— Нет, — сказал Миск. — Ты не понимаешь. — Его антенны слегка нажали мне на плечи. — Но поймешь.

Царь-жрец выпрямился и направился к моей клетке. Двумя передними конечностями он легко поднял ее и перенес в сторону. Легкость, с которой он это сделал, поразила меня: клетка весила несколько сот фунтов. В полу под клеткой я увидел вделанное в камень кольцо. Миск наклонился и поднял его.

— Я сам вырыл это помещение, — сказал он, — день за днем в течение многих жизненных сроков мулов я извлекал камни, измельчал их и незаметно разбрасывал в туннелях.

Я посмотрел в открывшееся углубление.

— Я старался, как видишь, ничего для этого не брать. Даже открывать приходится с помощью физической силы.

Он отошел к стене и достал тонкий черный стержень. Обломил его конец, и стержень загорелся голубоватым пламенем.

— Это факел мулов, — сказал Миск. — Им пользуются мулы, которые выращивают грибы в темных помещениях. Тебе он понадобится, чтобы ты смог видеть.

Я знал, что самому царю-жрецу такой светильник не нужен.

— Идем, — сказал Миск, показывая на отверстие.

Держа над головой тонкий факел мулов, я всматривался в углубление, открывшееся в полу комнаты Миска. Туда от кольца спускалась веревка с узлами.

Факел мулов почти не давал тепла, но, учитывая его небольшие размеры, горел поразительно ярко.

— Рабочие грибных террас, — объяснил Миск, — ломают оба конца факела и несут его в зубах.

Я так не хотел делать, зажал факел с одним горящим концом в зубах и, перебирая руками, опустился по веревке с узлами.

Одну сторону лица жгло. Я закрыл правый глаз.

Я опускался, а на стенах потайного помещения перемещался круг голубого призрачного света. Через несколько футов стены стали влажными. Температура упала на несколько градусов. Я видел на стенах наросты плесени, вероятно, белой, но в свете факела она казалась голубой. Моя пластиковая одежда тоже покрылась слоем влаги. Тут и там по стенам стекали ручейки, скапливались на полу и исчезали в какой-нибудь трещине.

Спустившись по веревке на сорок футов, я поднял факел и увидел, что нахожусь в пустом помещении.

Посмотрев вверх, я увидел Миска. Не обращая внимания на веревку, он перегнулся в отверстие, изящными шагами вниз головой прошел по потолку и начал, пятясь, спускаться по стене.

Через несколько мгновений он стоял рядом со мной.

— Ты не должен никому рассказывать о том, что я тебе покажу, — сказал он мне.

Я ничего не ответил.

Миск колебался.

— Пусть между нами будет роевая правда, — сказал я.

— Но ты не из роя, — ответил Миск.

— Тем не менее пусть между нами будет роевая правда.

— Хорошо, — согласился Миск и нагнулся, протягивая ко мне антенны.

Какое-то время я не мог догадаться, чего он хочет. Потом мне показалось, что я это понял. Сунув факел в щель стены, я протянул руки к Миску.

Чрезвычайно осторожно, почти нежно царь-жрец коснулся моих ладоней антеннами.

— Пусть между нами будет роевая правда, — сказал он.

— Да, — согласился я, — пусть между нами будет роевая правда.

С моей стороны это больше всего напоминало соприкосновение антенн.

Миск резко распрямился.

— Где-то здесь, — сказал он, — у пола, без запаха, так что царь-жрец вряд ли найдет, есть ручка, очень похожая на камень. Найди ее и поверни.

Я тут же отыскал эту ручку, хотя для царя-жреца, как мне кажется, сделать это было бы очень трудно.

Я повернул ручку, и часть стены отодвинулась.

— Входи, — сказал Миск. Я вошел.

Не успели мы войти, как Миск тронул рычаг, который находился высоко над моей головой, я его не видел, и стена задвинулась.

Единственным освещением был огонь моего факела.

Я с удивлением осмотрелся.

Помещение, по-видимому, большое, отдаленные части его терялись в тени. Я видел инструментальные панели, многочисленные шкалы, иглы регистрирующих запахи приборов, рычаги, клапаны, пучки проводов. По одну сторону помещения находились катушки со свернутыми нитями запахов, некоторые из них медленно разматывались, пропуская нити через вращающиеся прозрачные светящиеся шары. Эти шары, в свою очередь, связаны были проводами с большим тяжелым агрегатом, сделанным из стали и установленным на колесах. В переднюю часть этого агрегата все время поступали металлические диски, они укладывались на место, происходила передача какой-то энергии, потом диск отходил в сторону, и его место занимал другой. В центре помещения на каменном столе, покрытом мхом, неподвижно лежал царь-жрец; к его телу от агрегата вели восемь проводов.