– Я лишаюсь дара речи! – воскликнул Неарх.
Птолемей трагическим голосом предупредил:
– Смертные не смеют прикасаться к пище богов!..
Александр же выразил пожелание поскорее испробовать еду, рекомендованную Гефестионом.
– Друзья мои, – сказал царь, – я не прочь поговорить об еде, но ведь еще лучше вкушать ее.
С этими словами он возлег на ложе и занял почетное место за столом. Раб-виночерпий принес чаши с вином.
– Воду – убрать, – приказал Гефестион. – Мы обойдемся сегодня чистым вином.
– Эвоэ! – хором воскликнули пирующие.
Попробовав паштет из гусиной печенки, царь закатил глаза и радостно завизжал. Это развлекло друзей, и они, сначала осушив кубки, набросились на еду.
Вскоре за столом стало весело, говорливо. Любвеобильный Птолемей вспомнил о женщинах, посетовал на их отсутствие. На что Гефестион заявил, что нынче пир мужской:
– Если на Лесбосе женщины предпочитали общество без мужчин, то почему бы и нам не остановить свой выбор на чисто мужской компании? Почему бы нам не предпочесть ее женской?
Птолемей не согласился:
– Женский смех облагораживает мужское собрание. А женские груди? Губы? Еще кое-что?..
– Есть нечто более прекрасное, – возразил Гефестион. – Разве красота мужчин не затмевает порою женскую красоту?
За столом поднялся шум. Одни кричали – да, другие – нет. Александр слушал и усмехался. Пил себе вино. Очень это интересно, к какому все-таки выводу придут спорщики.
Клит попросил Александра разрешить спор.
– Я не в состоянии, – резко бросил полководец. – И та и эта любовь имеют свои достоинства. За любовь! И пусть каждый придаст этому слову свое значение!..
Все подняли и осушили чаши с вином.
– Будет ли нынче музыка? – поинтересовался Птолемей.
– Всему свое время, – успокоил друга Гефестион. – До рассвета целая вечность.
Царь не спеша беседовал с Лисиппом. Речь шла о том, чтобы изваять бюст Александра. Это нужно во всех отношениях: для сегодняшнего дня и будущих времен. Скульптор приберег для этой работы уникальный кусок мрамора. Для Александра и только для Александра!..
Александр поблагодарил Лисиппа и поднял чашу:
– Я высоко ценю вашу любовь и дружбу и, в свою очередь, отплачу вам сторицей.
И выпил за друзей.
Вслед за царем полную чашу поднял Лисипп:
– О Александр! Нет в мире ничего выше великого сердца! Самое горячее мое желание, чтобы ты позировал мне!
– Да, конечно! Но лучше всего после похода!
– О, нет! – возразил Лисипп. – До! И только до!
– Я согласен, – дружески сказал Александр, пребывающий в благодушном настроении. – Но первое, что следует сделать на этом пути – выпить чашу.
Скульптор с величайшей готовностью исполнил просьбу царя.
– Ну, а теперь самые модные в Коринфе музыканты готовы усладить уши пирующих, – объявил Гефестион.
В шатер молча вошли музыканты в белоснежных хитонах, стали в отдалении от пирующих и поклонились. Один был с флейтой, второй держал лиру, а третий принес большой, тяжелый тригонон и поставил рядом с собой. Музыканты были красивы. Как на подбор.
По знаку Гефестиона они заиграли. Музыка отвлекала пирующих от яств. Мелодичные переборы тригонона сплетались с другими инструментами столь причудливо, что компания невольно заслушалась. Музыканты играли легко. Чувствовалась отличная сыгранность.
– Восток, – тихо заметил Лисипп.
– Да, – согласился чуткий Птолемей.
– Восток нас погубит, – неожиданно бросил Клит.
Александр удивленно поднял брови:
– Почему?
Клит не отвечал. Пил себе вино. Затем неохотно бросил:
– Я так думаю…
Музыка продолжала звучать вкрадчиво, дурманяще. Мелодия овладевала, захватывала в плен слушателей. Неожиданно Клита прорвало:
– Вначале мы ощущаем в этой музыке что-то глубоко чуждое нам. А спустя несколько минут, она покоряет, начинает нравиться.
– Очень нравиться, – согласился с Клитом Александр.
– Вот так всегда! – горько усмехнулся Клит. – Когда Восток учил нас есть лежа, наши предки сперва возмущались. Теперь же мы не мыслим, как это знатные мужчины могут есть сидя. Я боюсь, что в каждом из нас уже течет восточная кровь.
– Тебя это пугает? – поинтересовался Александр.
– Да. Я теряю частицу своей эллинской души…
Музыканты неожиданно возвысили голос. Из нежненькой, из мягко чарующей, обволакивающей музыка сделалась властной, напряженной, чуть ли не угрожающей. Будто налетела буря, все сметая на своем пути.
VIII
В этот день толпа на Агоре была особенно оживленной. Под временными навесами и портиками, защищающими от дождя и солнца, расположилось бесконечное множество лавок с разнообразием товаров греческого рынка.
Продавец венков с гордостью раскладывал свой товар: венки из мирт, из роз, из плюща, гиацинтов и фиалок. Со всех сторон раздавалось:
– Купите венок из гиацинтов… из фиалок…
– Обратите внимание на венок из роз…
На возвышающихся платформах-киклойях были выставлены гончарные изделия. Все, начиная от крошечной плоской без ножек фиалы и до громадного кратера, вмещающего в себя сто мер вина, было сделано с одинаковым изяществом. Даже посуда для ежедневного употребления, даже те сосуды, в которых греки держат свое вино, мед, масло, – прекрасны.
Стоявшие около киклойи горшечники яростно спорили, наперебой расхваливая свой товар:
– Мои килики, чаши, амфоры самые лучшие!..
– Разбиваки, трескуны, горшколомы, сыроглинники коварные, нападите на весь его товар…
– Посмотрите, какая роспись… Они легки, прочны, не пропускают воду…
– Чтоб демоны залезли в твою печку…
На рынке костюмов находили своих покупателей мегарские плащи, фессалийские шляпы, сикионские башмаки, фракийские охотничьи сапоги, изящные женские зонтики. Тут же рядом обувщик снимал со стопы мерку у покупателя, поставившего ногу на кусок кожи.
Продавцы старались превзойти друг друга, расхваливая прохожим свой товар:
– Не проходите. Загляните вот сюда!..
– Купите зонтик для жены!
– Купите масла!
– Отведайте меду!
Сидя за длинными деревянными столами, работали на Агоре менялы-трапезиты, обменивая деньги всех стран Ойкумены…
– Обменяйте серебряные статеры из Македонии…
– Вот вам серебряные монеты из Коринфа…
– Возвращаю долг с процентами…
– Обменяйте деньги из Катаны…
Около статуи победительницы в беге собрались люди, которым была нужна работа.
– Кому требуется превосходный повар?
– Рекомендую первоклассного портного!..
Среди этого шума раздались звуки труб… Это трубили трубачи, идущие впереди общественных глашатаев, которые заявили:
– Внемлите нам, граждане Коринфа! Вчера в нашем городе в присутствии всех государств Эллады возобновлен союз Эллады и Македонии!..
– Слушайте нас, люди Агоры! Александр, царь Македонский, провозглашен полновластным стратегом, предводителем всеэллинского войска!..
Вокруг глашатаев толпился народ: простолюдины, молодые евпетриды, философы с учениками, воины, рабы-эфиопы, скифские полицейские…
– Говорят, Александр очень образован и даже мудр, несмотря на молодость.
– Его учитель сам Аристотель.
– Он смел как лев…
– Да… Но и неудержим в гневе…
– Теперь-то, наконец, мы вступим в персидские земли…
– Оракулы говорят, что у молодого Александра великое будущее…
– Смотрите, смотрите, афинские красавицы идут!..
Головы всех посетителей Агоры повернулись в сторону идущих Таиды и Иолы… Они шли, словно не замечая восхищенных взглядов толпы.
– Прекрасны как сама Эллада!..
– Что и говорить, гармония во всем!..
Толпа расступалась, образуя коридор.
Ни один из мужчин не мог пройти мимо, не остановившись, хоть на мгновение, не проводив красавиц восхищенным взглядом. Мужчины, шедшие вдвоем или группами, прерывали разговор; скучающие лица вдруг оживлялись, нахмуренные лбы разглаживались, каждому становилось веселее. Причина этого заключалась в том, что молодые женщины были удивительной, необыкновенной красоты.
