Он вспомнил Таиду, и ему страстно захотелось скорее увидеть ее.

Каждая встреча с новой незнакомой красивой женщиной всегда вызывала в нем жажду близости, обещала неведомые новые оттенки страсти, тайны красоты тела открывали целый мир ярких и новых ощущений. Но все встреченные им ранее женщины не умели навсегда привязать его к себе, их очарование быстро исчезало, сети, расставленные ими, разрывались, и скучающий Птолемей снова хватался за меч и, наскоро простившись с красавицей, мчался к новым знакомствам и приключениям.

Но очарование Таиды не только не исчезало, а со временем все сильнее и сильнее напоминало о себе.

Птолемей ощутил почти физическую боль от нахлынувших воспоминаний и со стоном опустился на мягкое ложе.

Неожиданный приход Гефестиона несказанно обрадовал его, ведь именно с ним Птолемей впервые увидел прекрасную гетеру.

Предложив Гефестиону занять самое почетное и уютное место, Птолемей опустился на ковер.

На золотом подносе стояли золотые кубки, украшенные изумрудами и рубинами, и два кувшина: один большой, серебряный, с водой, другой поменьше, золотой, с хиосским вином. Птолемей сам разлил вино в кубки и разбавил водой.

– Выпьем, – предложил он Гефестиону, – жизнь сразу станет гораздо приятней.

Птолемей первым сделал глоток.

Гефестион, заметив на столе женские украшения, догадался о причине печали друга:

– Вспомнил Таиду?

– Да, – чистосердечно признался Птолемей.

– Между прочим, – как всегда насмешливо, начал Гефестион, не спеша потягивая вино из кубка, – в преданиях и историях всех времен и народов достаточно рассказывается о доблестных героях, которым ты, уверяю тебя, не уступаешь ни в красоте, ни в доблести, ни в знаменитости, и которые, подобно тебе, на долгое или короткое время попадали во власть женщин: стремившийся на родину Одиссей целые годы провел в гроте у прелестной нимфы Калипсо; даже сам Геркулес прял на прялке у хитрой Омфалы. И что же? Вскоре скучающие герои снова спускали в море забытый корабль.

– Ты смеешься? – уже сильно охмелев, воскликнул Птолемей.

– Нет. Я только хочу убедить тебя, что твоя болезнь тут же излечится, как только ты насладишься прелестями Таиды.

– Это было бы именно так, если бы Таида не имела ничего, кроме физической красоты, – возразил другу Птолемей и мгновенно выпил до дна еще один кубок. – Но запомни, истинный женоненавистник, существуют избранные женские натуры. Мне кажется, что это тот дар, который Афродита скрывает в своем золотом поясе. Я знаю женщин и знаю, насколько редка, насколько единственная в своем роде та особенность, которой обладает Таида.

– Ну что ж, желаю тебе удачи в поиске клада, заключенного в золотом поясе Афродиты. Но помни, твой корабль всегда ждет тебя в гавани.

И Гефестион вслед за другом до дна осушил кубок.

Афродита Книдская, созданная Праксителем, стояла в алтаре, светясь желтовато-розовым мрамором своего тела. Отполированная поверхность статуи придавала ей особое сияние, окружая богиню почти мистическим ореолом.

Лисипп, восхищенно взирая на статую, пояснял Александру:

– Славу Праксителя разделила его модель – гетера Фрина.

– Она похожа на Таиду, – заметил Птолемей.

Александр с чуть заметной усмешкой спросил:

– Скучаешь по ней?..

Птолемей, явно ревнуя, впервые увидел Александра столь увлеченным и не ответил на вопрос.

– Так почему бы не позвать ее к нам?.. – предложил царь.

Лисипп невольно воскликнул:

– Прекрасная мысль!..

Царь снова обратился к Птолемею:

– Она не посылает тебе вестей?

– Редко, царь… Редко и скупо…

– Тогда пригласи ее…

Почувствовав в этих словах желание Александра увидеть Таиду, Птолемей солгал:

– Не уверен, что она меня послушает.

– Скажи, что я прошу ее.

Птолемей нахмурился:

– Ты сам, царь, хочешь видеть ее?

– Да! Я сам хочу видеть ее!

Это уже звучало почти как приказ. Но состояние Птолемея не позволяло ему вовремя отступить.

– Может быть, ты влюблен в нее, царь?

– Нет, я лишен пока этой слабости. Таида действительно очень красива, прекрасно сложена, умна. Ее оригинальный ум делает красоту Таиды совершенной. А наш поход только начинается. Я хочу, чтобы она следовала за нами в мирной половине войска, с художниками, философами, артистами, чтобы она украшала наши пиры, которые мы будем устраивать, если боги даруют нам победы.

Лицо Птолемея выразило недоумение:

– Неужели, Александр, ты зовешь Таиду только для этого?

Александру явно не понравились слова Птолемея:

– Не ревнуй, Птолемей… Это может тебя далеко завести…

– Тогда, царь, может быть, и не стоит звать ее…

Глаза Александра стали холодными, а тон жестким.

Сказал как хлестнул:

– Я сказал: позови!

Птолемей склонил голову в знак того, что приказ будет исполнен.

Письма пришли в один день: Иоле – утром, от Неарха, Таиде – вечером, от Птолемея.

Устремив на Таиду блестевшие радостью глаза Иола воскликнула:

– Неарх зовет меня к себе. Куда, он сообщит позднее. Скорее всего в Египет.

– В Египет, – мечтательно повторила Таида, – за поиском мудрости. А меня Птолемей зовет в Книд.

– Когда?

– Он будет меня встречать через десять дней. Поедем?

– Мне грустно расставаться с тобой, но я буду ждать нового приглашения Неарха.

Неожиданно выражение лица Иолы стало грустным.

– Нет ни одной молодой девушки, у которой не было бы на триерах брата, жениха или возлюбленного… Нет ни одной семьи, которую не затронула бы эта ужасная война.

– Ужасная? – с удивлением спросила Таида. – Разве война, которая снова восстановит былое величие Эллады может быть ужасной? Мы должны отомстить персам за те унижения, которые они нам причинили. И боги послали нам Александра!

– О, Таида. Ты сильная и мужественная. Мне кажется, не стоит слишком усердствовать в поисках счастья в чужих странах. Пусть судьба благополучно возвратит их всех поскорее домой.

– Пусть она сперва добудет им победы над персами. Пусть Судьба обессмертит их имена.

– Я прежде всего женщина. Для меня счастье – это жизнь, которую я смогу прожить рядом с Неархом. Только с ним, потому что я его люблю всем моим сердцем и всеми моими чувствами.

Таида с огромной нежностью обняла Иолу:

– Твоя душа еще прекраснее, чем твое лицо.

Иола слегка улыбнулась. Она знала, что хороша собой и что мужчины искренне восхищаются ею. Но в последнее время для нее, кроме Неарха, не существовало никого.

– Ты согласна заключить себя в четыре стены гинекея и быть прекрасной немой птичкой?.

– С Неархом, да! Я подарю ему, и только ему одному, настоящую любовь, счастье и утешение. Поверь, роль гетеры, после того как мы познакомились, перестала интересовать меня. С той минуты, как мы узнали друг друга, я не перестаю думать о нем.

– Эрос поразил вас одной и той же стрелой, – задумчиво проговорила Таида.

Иола утвердительно кивнула.

Они сидели в комнате Таиды за столиком, искривленные ножки которого заканчивались козьими копытцами. Комната была полна вещей, приятных для глаз. Около столика стоял большой светильник из бронзы, изображающий дерево, обвитое вьюном, на концах ветвей которого висели маленькие светильники тонкой чеканной работы, мягко освещающие лица подруг и отполированную поверхность стола со стоящими на нем кинфарами для вина и блюдами с виноградом и фруктами.

Вдоль стен стояли громадные сундуки, в которых хранились наряды хозяйки.

А в самом темном углу комнаты на мраморной консоли высилась золоченая статуэтка Афродиты.

Здесь, как и в других комнатах этого старинного, пропитанного духом традиций и любовно ухоженного дома, царила удивительная атмосфера спокойствия. Здесь пахло ароматическими травами. Здесь было тихо и казалось невозможным, что в этот самый час где-то отважные мужи готовились убивать – или принимать смерть, пусть даже за свои идеалы, стремления или иные соображения, о которых лучше не размышлять.