Он заметил подошедшего графа и обратился к нему:

— Граф, коммунисты могут вернуться в Кремль?

— Они из него и не уходили, — спокойно ответил Павел. — Но Кремль всего лишь историческая достопримечательность.

Скажу одно, в следующей гражданской войне им уже не победить. Поэтому она и не начнется.

Апостолос с превосходством посмотрел на собравшихся. И заявил:

— Греки везде должны быть первыми! Это мой девиз. Кстати, сегодня начинается погрузка оборудования для зверофермы, приобретенного на мои кровные денежки. Не мешало бы отметить!

Поскольку время приближалось к двум часам дня, на его приглашение никто не отреагировал. Апостолос напомнил, что в девять вечера состоится финальный этап конкурса. Греки стали потихоньку расходиться.

Маркелов подошел к Павлу. Ненавязчиво предложил поехать куда-нибудь пообедать. Граф решил не отказываться. Илья Сергеевич был слишком опасным врагом, чтобы вступать с ним в борьбу без длительной подготовки. Получив согласие, Маркелов предупредил Апостолоса:

— Я до вечера на корабль не вернусь, — чем вызвал раздражение своего партнера. Но, покусав нижнюю губу, Апостолос ушел вместе с мэром, так ничего и не ответив.

Аплодисменты, раздавшиеся у лестницы, возвестили о том, что фотосъемки закончились. Граф представил, что сейчас перед ним возникнет Люба с умоляющими глазами, и предложил Маркелову побыстрее спуститься вниз.

Татьяна, укрывшись в тени дерева, внимательно наблюдала, как они, дружески беседуя, удалились. Она решила, что Маркелов начнет уговаривать графа не возобновлять с ней любовных отношений. Наступила та редкая минута, когда Татьяна почувствовала себя одинокой, никому не нужной стареющей женщиной.

Девушки, обрадованные окончанием съемок, весело устремились к автобусам. Быстрее всех с гранитной глыбы соскочила Люба. Она хотела разыскать Павла для последнего разговора. Но Татьяна преградила ей дорогу и с нескрываемой ненавистью предупредила:

— Запомни нашу вчерашнюю беседу и больше не попадайся мне на глаза.

У Любы внутри все сжалось. Она резко отвернулась, словно боялась получить пощечину. Еле переступая ватными ногами, дошла до скамейки и опустилась на нее. Она не замечала, как мимо, возбужденно болтая, проходили участницы съемок. Ей было не до них. Хрупкая надежда, если не на чувства графа, то хотя бы на его доброту, позволявшую быть рядом с ним, рассылалась под жестоким взглядом Татьяны. Люба могла бы выцарапать ей глаза, бросить в нее валявшийся у ног кусок мрамора, но Павел не простил бы ей этого. Греция, конкурс, рестораны, пляжи потеряли для Любы всякий интерес. Она казалась себе нелепой, смешной, несуразной. Очень скоро все узнают о ее разрыве с графом и начнут попросту презирать или относиться со злорадным сочувствием, как к брошенной дешевой игрушке.

Люба заплакала… Идти было некуда и не с кем. Последние участницы съемок уже скрылись из вида. И вдруг к ней подсела девушка в больших темных очках и шляпе с широкими полями, бросавшими густую тень на ее лицо.

— Вас обидели? — спросила она по-русски с едва заметным мягким акцентом.

Люба вздрогнула. Этот голос она раньше не слышала. Наверное, какая-нибудь сердобольная пассажирка с корабля.

— Посмотрите на меня, — настаивала та.

— Кто вы? — без всякого интереса спросила Люба, продолжая сидеть с опущенной головой.

— Я — простая гречанка. Афинянка… и не ваша соперница в конкурсе.

— Так вы местная! — обрадовалась Люба и перестала прятать заплаканные глаза.

— Тише, тише… — незнакомка оглянулась, видимо опасаясь, что их кто-нибудь услышит. — Мне не хочется оставлять вас одну в таком состоянии. Тем более, все ваши уехали. Хотите, поедем к морю и чего-нибудь выпьем?

Люба заподозрила неладное. С чего бы это незнакомая женщина предлагает ее развлекать? Она не привыкла к постороннему участию. И вся напряглась. Гречанка, заметив ее настороженность, звонко рассмеялась и захлопала в ладоши.

О, не волнуйтесь! Я не из тех, кто пристает к молодым девушкам. Просто давно не встречалась с русскими. Увидела вас и обрадовалась. Остальные девушки слишком заносчивые. Да и вокруг них постоянно мужчины. А вы одна.

От этих слов Любе стало невыносимо жалко себя. Незнакомая иностранка с первого взгляда определила, до какой степени она несчастна! За что судьба так жестока к ней? Убийство Вани-Нахичевань, преследования Воркуты, домогательства Лавра, безразличие графа, угрозы Татьяны, пренебрежение девушек-конкурсанток наваливались на нее, подобно обломкам рухнувшего дома. Люба чувствовала себя маленькой глупой девочкой, обиженной взрослыми безжалостными людьми.

— Я согласна. Но мы же не познакомились… — грустно ответила она.

— О, а мне показалось, что уже знакомы! Видишь, как инте-сно? — воскликнула, не сдержав своих эмоций, гречанка. — меня зовут Антигони. Будем подругами.

— Так сразу? — удивилась Люба и пожала плечиками. — Пожалуйста, если хотите. Я — Люба из Ростова-на-Дону. Участвую в конкурсе. Нас здесь фотографировали.

— Я видела! — Антигони встала и протянула руку новой знакомой: — Поехали! В Афинах невозможно грустить. Этот город создан для счастья. В России любят проблемы. Я прилетала зимой Москву. Слишком холодно и серо.

— В Ростове лучше, — согласилась Люба.

Они спустились вниз и долго кружили в поисках машины Антигони. Им мешали подъезжающие один за другим автобусы туристами.

— Вон она! — крикнула Антигони, показывая рукой на маленький желтый «фиат».

Сели в машину, и Антигони уверенно начала лавировать жду автобусами. Люба немного успокоилась. О ней давно него не заботился. Последним был Павел. И то в Одессе. Поэму, как случайно подобранный на улице котенок, она почувствовала к Антигони благодарность.

Их малюсенький «фиат» вырвался на шоссе, и гречанка, прибавив скорость, помчалась в потоке машин.

— Ты еще нигде не была в Афинах?

— Была вчера ночью под Акрополем.

— О, на Плаке! Отлично. А сейчас я повезу тебя в Глифаду. Мы замечательно проведем с тобой самый скучный отрезок времени — сиесту.

Проехав по узким, коротким улочкам с массой броских витрин полумраком роскошных магазинов, свернули на широкую трассу, по обеим сторонам которой расположились офисы и саны почти всех известных в мире автомобильных фирм. Промчавшись по этому скоростному участку пути, Антигони направилась к морю. Справа от Любы потянулись рестораны, виллы, ели.

— Ой! У меня же нет денег! — вспомнила Люба и покраснела.

— Забудь об этом. Ты — моя гостья! — беспечно возразила Антигони.

Легкость общения с ней понемногу раскрепощала Любу, привыкшую за последнее время к подначкам и приколам. А после скандала, устроенного Татьяной, она вообще решила держаться дальше от всей тусовки. И надо же! Сам Господь Бог увидел ее страдания и послал ей такую чудную подругу.

Антигони остановилась возле ресторана с названием «Пара-13». Он располагался над морем, на выступе одной из скал.

Внизу находился пляж, на котором загорало несколько девушек. В море еще никто не рисковал купаться.

Вход в открытую часть ресторана точь-в-точь напоминал античную арку с колоннами, которую видела Люба, когда их фотографировали. На широкой мраморной площадке стояли белые узкие, прямоугольные столы и какие-то полуразрушенные мраморные кресла. Между столами возвышались не то древние, не то требующие ремонта колонны, со светильниками наверху в виде прозрачных амфор. Над площадкой был устроен навес из виноградных лоз с сочными зелеными листьями.

Не успели они подойти к столику, как перед ними возник официант с двумя подушечками в руках. Он поинтересовался у Антигони, где они собираются сесть, поскольку почти все столики были свободны. Гречанка предложила Любе выбирать. Та захотела расположиться недалеко от входа, чтобы можно было рассматривать входящих в ресторан людей. Ее интересовало, кто во что одет.

— На море мне смотреть неохота! Надоело, — призналась она.

Официант положил на кресла подушечки и поставил на стол вазочку с букетиком азалий.