Сопя и матерясь, парни принялись за дело. Бесчувственное тело Павла изгибалось, ломалось и никак не хотело спускаться вперед ногами. Пришлось снять туфли и связать ноги. Насилу спустили его в люк и услышали глухое падение на что-то мягкое. Лора ногой откинула валявшиеся вещи Павла и приказала:

— Забирайте с собой. У меня гардероба нет.

Леха послушно подобрал пальто и ботинки графа. Командир направился к двери.

— Надеюсь, ты с ним не собираешься разгуливать по Москве? — на ходу спросил он для очистки совести.

— С трупами не гуляю, — в тон ему ответила Лора.

Командир, не прощаясь, вышел из комнаты. За ним поспешили его подручные. Леха на прощание послал Лоре воздушный поцелуй. Она подмигнула в ответ.

Убедившись, что они ушли, Лора закрыла обе железные двери и по телефону связалась с охраной, сидящей в желтом «мерседесе» напротив ее окон. Дала задание проверить, нет ли слежки за приезжавшими парнями. Через минут пятнадцать ей сообщили, что хвост не обнаружен. После этого Лора сбросила халат и, оставшись в белой грации и колготках, спустилась вниз к лежащему на боку Павлу. От падения он не пострадал, поскольку приземлился на заботливо подложенный надутый высокий матрас.

Лора привычными движениями схватила его за ноги и потащила дальше в бункер. Он располагался почти под всей квартирой. Высота стен достигала двух метров. Они были забетонированы и поблескивали вдавленными в них кусочками зеркал. В центре бункера находился низкий неглубокий бассейн, с трех сторон заставленный живыми пышными растениями. А перед бассейном располагалась квадратная песочная площадка, на которой стоял укрепленный турник и свисали гимнастические кольца. Сзади к стене была прикреплена лебедка с несколькими стальными тросами. Вокруг площадки стояли различные тренажеры.

Лора подтащила к кольцам графа и при помощи лебедки опустила их вниз. Потом развязала его безвольно болтающиеся руки и просунула в кольца до подмышек. Усадив Павла со свешенной головой на песок, она подобрала валявшиеся у стены наручники и заведя его руки за спину защелкнула их на запястьях. После этого Лора взяла два прикрепленных к стене железных троса с металлическими обручами. Стащила с графа брюки и просунула в эти обручи его худые ноги, закрепив на щиколотках. Закончив приготовления, она поднялась наверх и сварила себе кофе.

По телефону Лора сообщила своему заму, что заболела и в ближайшие дня три из дома выходить не собирается. Предупредила охрану, чтобы те несли круглосуточное дежурство возле ее окон и у входа в подъезд, и отправилась в спальню, где на роскошной огромной кровати уже посапывал дог Адик.

Лора разделась догола, натерла все тело кремом и в предвкушении завтрашнего дня улеглась в благоухающую духами постель. Адик приподнял квадратную голову, подергал черными ноздрями и длинным языком принялся слизывать крем с тела Лоры. Она от наслаждения постанывала. Пес едва касался ее кончиком шершавого языка. Сначала он вылизал живот, потом принялся за ноги. Лора перевернулась и растворилась под собачьими ласками. Язык собаки энергично метался от пяток до спины и щекотал худые бока с четко обозначенными ребрами. Особенно сладостно застонала она, когда пес коснулся ее ягодиц, вернее тех нескольких складок кожи, которые обозначали се несуществующий зад.

Адика раззадоривали стоны Лоры. Он сам стал скулить, и его мощное туловище подрагивало от постоянных судорог. Слюни капали на облизываемое им тело. Случайно он опустил свою широкую тяжелую лапу, и когти впились в бедро Лоры. Она завизжала от боли и блаженства и, сорвавшись с кровати, пачкая простыни кровью, капающей из царапин, рванулась в ванную. Пес спрыгнул на пол и, облизываясь, продолжил свой тихий почти щенячий скулеж.

Павел «тащился» от бесконечно сменяющихся галлюцинаций. Если бы не постоянная, ноющая, изматывающая боль, он забыл бы о существовании своего тела. Настолько легко и непринужденно его сознание парило где-то в высоких сферах, доставляя небывалое наслаждение. Отправной точкой его путешествий стало огромное поле желтых тюльпанов. Он возносился над бесконечными цветами и любовался их простой стройной красотой. Поначалу казалось, что тюльпаны ненастоящие. Пластмассовые. И он расстроился. Но стоило ему опуститься на поле, как он тут же ощутил сочную упругость стеблей и спокойное дыхание цветов. Павел по-детски радовался своему открытию. Он мечтал превратиться в один из этих тюльпанов и гордо держать желтую голову, устремленную в безоблачное небо. Зеленое, желтое и синее, не смешиваясь, передавали простую и величественную красоту бытия и становились понятными бессмысленность и бренность человеческой жизни.

Тупая опоясывающая боль не позволяла Павлу остаться навсегда среди цветов. Он вынужден был подобно мифической корове Ио, преследуемой слепнем, мчаться, не выбирая дороги, к песчаным берегам полноводного Нила. Там он заметил парус. Сверкающая золотом галера медленно скользила по зеленой воде. На широкой палубе с низкими столбиками перил белым пятном выделялся ослепительно белый шатер. Павел не сомневался, что внутри шатра на ложе из тростника, покрытого ассирийским шелком, облокотившись на подушки, возлежит царица Клеопатра…

Не успел он решить, стоит ли ему приближаться к царской галере, как неизвестно откуда возникла стайка юных обнаженных девушек с черными волосами, закрученными в высокие прически. Они, смеясь и переговариваясь на незнакомом Павлу языке, окружили его и, взявшись за руки, принялись танцевать вокруг него. Больше всего Павла поразили размеры их грудей. Золотистые от загара, с бледно-розовыми, похожими на бутоны роз сосками, они казались огромными. Но при девичьих подскоках и движениях оставались неподвижными, словно были выточены из камня. Павел сразу вспомнил о желтых тюльпанах и о своих сомнениях, касающихся их натуральности. Девушки хоть и улыбались вполне обычными милыми улыбками, но казались неживыми из-за неподвижных грудей. Подтверждение этому он нашел в. их круглых, чуть навыкате глазах. Вместо карих зрачков в них, как в маленьких выпуклых зеркалах, отражались только зеленые воды Нила и полоска голубого неба.

Павел заподозрил опасность. Медленно, но неотвратимо его вели к пологому берегу, возле которого покачивался связанный из тростника плот. На нем стоял огромный негр в набедренной повязке и упирался шестом в дно на мелководье. Павел хотел вырваться из круга, образованного взявшимися за руки девушками. Схватив двух из них за запястья, он попытался разорвать цепь. На лицах девушек не отразилось беспокойства и напряжения. Они продолжали улыбаться. А Павел ощутил, что его руки слишком слабы. Они стали ватными и непослушными. Чтобы не выдавать своей беспомощности, он решил больше не сопротивляться.

Плот, на котором он очутился, управляемый уверенной рукой кормчего, легко заскользил по небольшим волнам к поджидавшей их царской галере. Девушки не последовали за ним. Они вошли воду и, плескаясь и громко смеясь, незаметно исчезли под водой. Павел снова вспомнил о живых желтых тюльпанах и пожалел, что не остался на том поле.

Как только он вступил на борт галеры, его сразу провели в шатер.

Клеопатра была одна. Она полулежа отдыхала среди подушек, и по ее обнаженному телу ползали змеи. Павел замер на пороге. Неведомая рука подтолкнула его вперед. Не менее, чем змеи, Павла поразило лицо царицы. Никаких следов красоты он не увидел. Ее мясистый горбатый нос как будто тянулся к острому выдвинутому подбородку. Капризные полные губы выражали грубую чувственность. Однако ее обнаженное тело еще сохраняло девичью гибкость и упругость. А нежнейшая апельсинового цвета кожа была без единого изъяна. Треугольник волос между крутых бедер сверкал тончайшими золотистыми нитями. Клеопатра слегка развела ноги, и высоко над ними вдруг взвилась раздутая шея кобры. Маленькие, неподвижные глазки змеи уставились на Павла. Он вздрогнул и сделал шаг назад. Но та же неведомая рука снова толкнула его внутрь шатра.