«Вот до чего доводит алкоголь, — сказал себе Павел. — Даже Любу перестал узнавать. Значит, срочно нужно прекращать пить. А то черти покажутся…»

Он слышал еще в Прокопьевске, что когда мужики напивались до белой горячки, то зачастую собственных жен принимали за ведьм и чертей. Некоторые, особенно буйные, носились по дворам с топорами за голосившими женами.

Оставалось признаться, что он уже близок к этому. Павел снова открыл глаза и уставился на Любу. Вроде бы она… а вроде бы и нет.

Ему стало стыдно. Он взял со стола бутылку виски и сделал несколько глотков. Боль в голове успокоилась, и лицо Любы показалось намного красивее, чем раньше. «Просто я влюбился в нее», — догадался граф, и от этого стало еще хуже. Так он и сидел, разглядывая спящую девушку, пока она во сне не отвернулась к стенке, выставив из-под одеяла голый зад.

Павел встал и слегка покачнулся. В его состоянии не следовало прикасаться к Любе. Возникшее желание было не способно реанимировать разбитый алкоголем организм. Он тяжело повалился рядом с ней и, вздохнув, заснул беспокойным сном.

Антигони открыла глаза и испугалась. Защитная маска куда-то исчезла. Она покосилась на спящего графа и попробовала на ощупь найти маску. Обнаружила ее на лбу. Неужели он что-то заподозрил и приоткрыл ей лицо? Но граф безмятежно спал. Он лежал поверх одеяла совершенно голый. Антигони наткнулась взглядом на его напрягшийся член и засомневалась в том, что он слит по-настоящему, а не прикидывается.

К тому же она поняла, что граф совсем не так безопасен, как рассказывала Люба. Нужно было выработать тактику общения с ним. Надеяться на его порядочность и говорить правду — слишком рискованно. Человек, зарабатывающий на жизнь игрой в карты, вряд ли обладает необходимыми моральными тормозами и склонен в каждой возникающей ситуации искать свою выгоду.

Чтобы не пребывать в неведении, Антигони легко приподнялась и слезла с постели, не задев графа. Она направилась в туалетную комнату и с наслаждением встала под душ. Сколько она спала, который сейчас час — Антигони понятия не имела. Зато чувствовала себя бодрой и абсолютно отдохнувшей.

Она вернулась в комнату. Граф лежал в той же позе. Антигони накрыла его влажным полотенцем, которым вытиралась, и с некоторым опасением снова легла. Ее ночная рубашка едва прикрывала бедра, поэтому пришлось залезть под одеяло.

Тягучее время успокаивало гречанку, давало ей возможность сосредоточиться. Павел Нессельроде вблизи оказался намного интереснее, чем на финале конкурса, в театре Геродота Аттика, называемом просто Одеон. Там он при его росте и надменном выражении худого, почти безгубого лица, казался сухим, педантичным и рациональным человеком. А сейчас она изучала оказавшееся рядом лицо и находила в нем граничащую с нерешительностью мягкость и романтическую хрупкость. Спящий человек дает увидеть себя без вранья, без притворства, без фальши.

Антигони немного расстроилась. Ей бы хотелось, чтобы он был хуже. Она надвинула на глаза защитную маску и попыталась заснуть.

Павел шумно дышал и нервно подергивал рукой. Ему снилась какая-то чушь. Будто корабль ушел без него, и он мечется по причалу, не может никого упросить дать ему катер. А с капитанского мостика смотрит на него в бинокль Маркелов и что-то кричит. Павел не слышит слов, но догадывается, что Маркелов — виновник того, что корабль отшвартовался раньше времени. Павел судорожно ищет пистолет, чтобы успеть выстрелить, но никак не может его достать из-за подкладки серой замшевой куртки. А Маркелов смеется и показывает кому-то на него пальцем.

Задыхаясь от бессилия, Павел рванулся всем телом и от этого проснулся. Открыл глаза и долго лежал не двигаясь, рассматривая пластиковые рейки потолка. В голове просветлело, но остался неприятный осадок от только что покинувшего его сна. Стараясь не беспокоить лежащую рядом Любу, он встал и прошел в туалетную комнату. По мокрому кафельному полу и брызгам на зеркале понял, что Люба уже вставала и принимала душ. Значит, день, наконец, начинается.

Павел привел себя в порядок, принял душ, набросил банный халат и вышел.

Люба сидела в постели по-турецки, поджав ноги. Смотрела на него и улыбалась. Граф чуть не споткнулся на ровном месте. Это была не Люба.

— Что с тобой? — растерянно спросил он.

— А что? — с улыбкой ответила Люба.

— Я не узнаю тебя… Кто ты, извините, вы?..

— Люба…

— Какая? — граф смотрел на девушку во все глаза и при всем желании не мог убедить себя в том, что перед ним Люба. — Где Люба? Что произошло? Почему вы здесь?!

Девушка рассмеялась и, запустив руки в волосы, постаралась их распушить.

— Неужели я так изменилась? Присмотрись внимательно.

Павел послушно подошел вплотную. Это была не Люба!

— Кто вы?

— Послушай, перестань дурачиться. Закажи лучше завтрак. Очень хочется кушать, — все также легко и беззаботно продолжала общаться с ним неизвестная женщина. Она говорила с легким акцентом.

— Вы иностранка?

— Мы завтракать будем или нет? У меня во рту все пересохло! — капризно, совсем как Люба, потребовала она.

Отказываясь понимать происходящее, Павел позвонил в ресторан и заказал в каюту завтрак на две персоны. Потом сел в кресло и окончательно понял, что его дурачат.

— Это Люба придумала подложить вас вместо себя? Простите за прямоту — идиотская шутка. Куда делась Люба? Я сейчас позвоню капитану и потребую объявить ее розыск на корабле. С меня достаточно происшествий за время круиза.

По решительности, с которой граф оборвал игру в узнавание, стало понятно, что дальше он шутить не собирается. Антигони сдалась.

— Люба осталась в Афинах.

— Что? — чуть не выпрыгнул из кресла Павел.

— В Афинах. В моей квартире. Правда, с вашими деньгами.

— Какими деньгами? — не понял граф.

— Теми, которые вы разрешили ей взять.

Павел встал, подошел к шкафу, хотел вытащить куртку, но передумал. Дело-то не в деньгах. О них можно и потом.

— А вы кто такая?

Антигони встала на постели во весь рост. Поправила коротенькую ночную рубашку и протянула руку.

— Давайте знакомиться. Антигони. Гражданка Греции.

Павел встал. Подошел к ней. Его худое лицо стало серьезным и взволнованным.

— Почему вы оказались в моей постели?

— Потому что я проникла на корабль по документам Любы. В ее одежде, вернее, в подаренном вами джинсовом костюме. Куда же мне прикажете деваться, только к вам.

— Зачем? — не сдавался граф.

— Об этом поговорим за завтраком. Вы позволите мне одеться?

Павел отвернулся и резко сказал:

— Сделайте одолжение. И в дальнейшем я бы попросил не использовать мою каюту в качестве ночлежки.

Антигони надела Любины джинсы и кофточку. Оставшись босиком, удалилась в туалетную комнату. Павел вернулся в кресло. Возмущение кипело в нем. Неспроста кто-то решил разыграть, карту Любы. Граф чувствовал, что здесь не обошлось без интриг Татьяны и Маркелова. А может, девчонки уже вообще нет в живых? Слишком много криминала вокруг него, и Маркелов не желает останавливаться, устраняя неугодных ему и Татьяне людей. Они нашли верный способ. Павел почувствовал себя затравленным зверем. Ему все время предлагают играть по навязанным правилам. Но пора положить этому конец.

В дверь каюты постучали. Он вздрогнул и попытался представить, кто бы это мог быть. На всякий случай взял стоявшую в углу палку со спрятанным клинком и, опираясь на нее, открыл дверь. В коридоре стоял официант. На тележке под салфеткой находился заказанный завтрак.

Павел молча пропустил официанта. Тот без суеты постелил скатерку и сервировал завтрак, состоявший из желтого, с крупными дырками, швейцарского сыра, яиц всмятку, овощного салата, мясного рулета, абрикосового джема, пышных булочек, бананов, кофе в кофейнике-термосе и апельсинового сока.

Получив деньги, официант удалился. Из туалетной комнаты вышла Антигони, увидела завтрак и захлопала в ладоши:

— Какая прелесть! Я ужасно голодная! — и присела к столу.