Не успела Люба опомниться, как возле нее оказалась Татьяна. Сделанной любезной улыбкой она, буравя ее колючими глазами, нараспев проговорила:
— Если ты, шлюха, еще раз появишься в каюте Нессельроде, тебя обольют серной кислотой с ног до головы. Учти, с Лавром шутить не стоит. Предлагаю тебе ответить на его ухаживания. И не вздумай об этом рассказывать Павлу. С ним я сама разберусь.
И все с той же улыбкой она манерно прошла мимо.
— Старая ты проб…! — вслед ей крикнула Люба.
Все, кто находился рядом, замерли. Татьяна — единственная — отреагировала должным образом. Она продолжала идти, делая вид, что не услышала… и этим разрядила обстановку. Многим даже показалось, что девушка выкрикнула что-то другое. Но правильно услышавший Кабанюк подошел к Любе и обнял ее.
— Негарно, когда девушки ругаются при посторонних. Поехали, голубонька. Там, кажуть, столы ломятся от кушаний.
Он своим мощным животом прикрыл Любу от любопытных взглядов.
Шумная толпа гостей постепенно расселась по машинам и автобусам, и все отправились в морской клуб, находившийся в фешенебельном районе Кифисья. За окнами, среди пальм и кипарисов, возникали фантастические белые виллы, соединившие в себе античную греческую архитектуру с восточными башенками и балкончиками. Много было и ультрасовременных строений из тонированного стекла и мрамора. Из высоких автобусов можно было разглядеть подсвеченные зеленые лужайки за заборами, античные скульптуры и бассейны.
Ресторан оказался действительно насыщен морской атрибутикой. Всюду, на любом возвышении, стояли макеты парусных судов филигранной работы из дерева, холста, с бронзовыми деталями и стальными якорями. Стены украшали картины с изображением батальных сцен и идиллических эпизодов из жизни рыбаков. В этом ресторане не присутствовала поднадоевшая уже античность. Скорее, веяло вольным духом европейских моряков и путешественников.
На столе на овальных блюдах горами лежали лобстеры, кальмары, осьминоги» креветки, мидии и прочие обитатели морских пучин.
Что для русского человека, попадавшего на подобные банкеты, оказывалось непривычным? Отсутствие тостов. Все гости, не обращая внимания друг на друга, начинали есть и выпивать каждый по своему усмотрению. Но после первых рюмок все-таки сработала привычка, и начались тосты.
Первым дал затравку Петр Кабанюк, предложивший выпить за Грецию стоя. А потом каждый старался уже перекричать соседа.
Люба, воспользовавшись всеобщим возбуждением, оторвалась от Кабанюка и вышла в небольшой садик, окружавший ресторан. Села в плетеное кресло, закурила и стала посматривать по сторонам, выжидая, когда можно будет незаметно ускользнуть.
Как молитву повторяла про себя: «Лофус Скузе, Збаруни стрит. Возле дома, в кадке, дерево и стеклянная дверь». Она могла бы позвонить Антигони из холла ресторана, но боялась привлечь внимание. Докурив, Люба бросила сигарету и уверенно вышла на улицу. Прошла по тротуару подальше от ресторана и остановила такси. Юркнула в желтый «мерседес» и жестом показала водителю, чтобы он побыстрее трогался. Потом принялась объяснять, куда ей нужно. Оказалось, что шофер не знал, где находится район Лофус Скузе. Выручили слова, пришедшие Любе на память:
— Омония, отель «Станлей», вокзал Ларисса.
— О’кей! — наконец врубился водитель. И с воодушевлением повторил: — Лофус Скузе, о’кей!
Он развернул машину, и они поехали в обратную сторону. Люба не смотрела в окно. Она сидела, прижав к себе рюкзачок, и прикидывала в уме, с чем начинает новую жизнь.
Ей скоро двадцать лет. Кроме джинсового костюма, в котором она сидит, и рюкзачка со ста десятью тысячами долларов у нее ничего нет. Даже паспорт и тот вынуждена будет отдать Антигони. Но что в таком случае она теряет дома? Вообще ничего. С родителями она жить не может, а болтаться по чужим квартирам, спать на постелях с грязными простынями, трахаться неизвестно с кем и бояться, что не сегодня, так завтра убьют? Образования у нее нет и уже никогда не будет. Работать глупо. Если идти на большие деньги, значит спать со всем начальством. А на малые не проживешь. Получалось, что возвращаться в Россию ей, действительно, незачем. Она этой стране также не нужна, как и страна ей.
Люба еще сильнее прижала к груди рюкзачок. Как-никак, но сто десять тысяч! Можно год прожить, ничего не делая. Совесть по поводу взятых денег ее не мучила. Она предложила графу себя и свою жизнь, а взамен взяла всего лишь деньги. Их он выиграет за сегодняшнюю ночь. Ей даже показалось, что следовало забрать и те, что остались за подкладкой замшевой куртки.
Водитель притормозил и сообщил: «Збаруни стрит!»
Люба заплатила полторы тысячи драхм по счетчику и пошла пешком, всматриваясь в попадавшиеся подъезды. Главным ориентиром ей служило зеркало, которое она запомнила в подъезде. Но оказалось, что почти в каждом висят подобные зеркала.
Она переживала, что не найдет нужный дом, и, не глядя перед собой, столкнулась с какой-то женщиной.
— Девушка, вы кого, собственно говоря, ищите? — услышала она знакомый веселый голос и подняла глаза. Перед ней стояла Антигони. Люба бросилась к ней в объятия. Они поцеловались, и обе рассмеялись, довольные такой удачной встречей.
— Я купила потрясающее мороженое! Пошли быстрее! — повела ее за собой гречанка.
Настроение у Любы мгновенно улучшилось. От размышлений в такси не осталось и следа. Она весело шла в новую жизнь, открывавшуюся ей через дверь в подъезд Антигони.
— Я рада, что ты долго не сидела в морском клубе. Честно говоря, немного нервничала. У тебя ведь какие-то неприятности.
— К черту! Теперь они твои, — Люба вошла в комнату, скинула кроссовки и, бросив рюкзачок на диван, уселась рядом с ним. — Все! Я не взяла с собой даже зубную щетку, чтобы граф не. заподозрил. Зато прихватила другое.
Она развязала рюкзачок и высыпала на пол пачки долларов.
Антигони не ожидала увидеть столько денег и, хлопнув в ладоши, опустилась на колени.
— Сколько здесь?
— Сто десять тысяч! Но ты не думай, я не украла. Когда мы последний раз выясняли с Пашей отношения, он разрешил мне взять сколько угодно денег и велел выматываться из его каюты… Вот я и взяла. Правда, не все. Там еще столько же осталось. Как раз для тебя, — обрадовавшись пришедшей на ум шутке, Люба громко рассмеялась, чтобы скрыть смущение.
— Бедный граф. Дорого ему обошлись ночевки с тобой.
Люба опустилась на колени рядом с Антигони.
— А ты сама посуди. Я ему себя предлагала не за деньги. По любви. Готова была за ним на край света отправиться. А он мною пренебрег. Что ж, моя любовь дешевле этих денег?
Антигони обняла ее и прижала к себе.
— Милая девочка. На тебя и сердиться трудно. Ты поступаешь по своему разумению. В этом нет никакой подлости. Надеюсь, граф не будет требовать с меня эти доллары.
— Да он за час больше выигрывает. Скорее обрадуется — так просто избавился от меня, — вдруг грустно закончила Люба.
Антигони не хотела, чтобы Люба погружалась в печальные воспоминания, способные изменить ее решение и вернуть назад на корабль. Она понимала, что, несмотря на кажущуюся легкость, с которой девушка отважилась на такой ответственный шаг, психологически она к нему не готова, поэтому в любую минуту может расплакаться, а затем станет умолять отправить ее назад к любимому графу.
— Приступим к мороженому. Собирай-ка свое богатство. В Греции — это большие деньги. Когда я вернусь, мы подумаем, как лучше ими распорядиться. Положить под проценты или вложить в какое-нибудь дело.
Люба безропотно засунула пачки обратно в рюкзачок и пошла мыть руки. Она уже мечтала остаться в этой квартире одна и перемерить все платья Антигони.
Гречанка поставила на стол целое корытце с ананасовым мороженым, украшенным киви и другими экзотическими фруктами. Открыла бутылку шампанского и налила в высокие бокалы.
— За твою новую жизнь! Должна признаться, очень удачное начало! — уверенно и торжественно произнесла Антигони.
