Вечером Вахтанг принимал Евгения Борисовича в своем номере. Они выпили несколько рюмок, прежде чем он приступил к делу.

— Евгений Борисович, нельзя ли расширить для нашей продукции ареал восточных регионов СССР? Если мы получаем оттуда кожу и все необходимое для производства обуви, почему бы им не использовать готовую продукцию из своего же сырья? К тому же они часто присылают нам брак, который мы обычно не возвращаем, если он не вопиюще плох. Мы понимаем, у них свои проблемы. Нельзя ли, насколько возможно, охватить эти регионы?

— Не получится, Вахтанг Николаевич. Об этом же просят Северный Кавказ, Армения, Азербайджан, да и азиатские республики оставляют себе свою продукцию.

— Не буду скрывать, Евгений Борисович, у меня есть друг — директор фабрики. У него сейчас большие проблемы. Он получил негодное сырье, но, чтобы выполнить план, выпустил продукцию, сами понимаете, какую — сырье-то негодное. Нет, обувь сшита неплохо, дизайн вполне современный, но когда сырье никуда не годится — ничего не попишешь. Надо ему помочь. Человек он надежный, благодарный.

— Сколько дает? — неожиданно спросил Евгений Борисович.

— На десять пар обуви, наверное, — десять копеек. Если хотите, могу позвонить ему и устроить встречу с его представителем.

— Я буду иметь дело с тобой. Незачем мне знакомиться с директорами. Сколько всего тысяч пар? До ста тысяч будет? Принесешь деньги, и я подготовлю для вас дополнительную разнарядку в тот район, который вам нужен. В будущем, если вам понадобится моя помощь, пишите мне на мой домашний адрес, а по телефону сообщайте о письме.

Они выпили еще несколько рюмок, посплетничали о женщинах, а потом Вахтанг проводил своего гостя до такси.

Позднее он позвонил Цицино и попросил уточнить количество пар обуви, готовой к отправке.

На другой день вечером Цицино была уже в номере у Вахтанга. В разговоре выяснилось, что количество обуви, готовой к отправке, составляло сто пять тысяч пар, а средняя их стоимость — тридцать рублей. Согласно договоренности Цицино привезла с собой один процент от общей суммы.

Вахтанг сказал ей, что по получении денег ей будет выдана разнарядка и они могут начать переоформление документов.

В гостинице не оказалось свободного номера, и Вахтанг уступил Цицино свою кровать, а сам устроился в кожаном кресле.

Утром он позвонил Евгению Борисовичу и сообщил, что разнарядка должна быть сделана на сто пять тысяч пар обуви.

Во второй половине дня они встретились. Евгений Борисович принес разнарядку на сто двадцать тысяч пар. Цифра оказалась завышенной потому, что республика, по-видимому, сделала запрос на дополнительную продукцию именно в таком количестве. Вахтанг подписался в том, что получил разнарядку, но Евгений Борисович оставил ее у себя, сказав, что вечером повидает Вахтанга.

Цицино ждала в номере. Вахтанг сообщил ей, что все в порядке, что количество обуви даже завышено и ее можно отсылать в течение целого года. Потом попросил ее вечером выйти прогуляться с восьми до девяти. Ровно в восемь появился Евгений Борисович. Вахтанг запер за ним дверь и передал ему пачку сторублевок. Евгений Борисович вынул из нагрудного кармана разнарядку и, протянув ее, сказал, что можно начинать загружать вагоны. Они выпили по рюмке коньяка, и Евгений Борисович попрощался с Вахтангом.

Когда позвонила Цицино, Вахтанг объявил ей, что дело сделано. Не прошло и пяти минут, как Цицино появилась в номере. Вахтанг передал ей разнарядку и сказал, что они завтра же могут возвратиться в Тбилиси. На основе этой разнарядки она получит там новую, и завтра же можно будет начать загружать вагоны.

— Вахтанг, как ты думаешь, о чем я думала, когда передала вчера тебе деньги? Что такое наша жизнь? Неужели до самого своего конца мы должны только и думать, что об этих проклятых деньгах — как их нажить, куда их вложить! Мы с мужем уже четыре года нигде не отдыхали, я вся в делах этой фабрики. Никакой личной жизни. А вчера меня еще и зло взяло — такой опытный и желанный для многих женщин мужчина лежит рядом в кресле, и ему даже в голову не приходит сказать тебе хотя бы одно ласковое слово.

Вахтанг развел руками и улыбнулся.

— Я понимаю, ты человек порядочный, но я обозлилась на себя. Мне кажется, я недурна собой, а меня за женщину не считают и смотрят лишь как на партнера.

— Цицино, дай мне паспорт, мне нужно брать билет.

— Знаешь, что я подумала вчера, Вахтанг? Какого черта мой муж будет делать ребенка на стороне? Скорее всего, опять будет девочка — похоже, он специалист по девочкам. В доме снова начнутся неприятности. Потом мне придется воспитывать чужого ребенка… Да и какая порядочная женщина, вообрази, отдаст свое дитя… Так не лучше ли мне рискнуть с мужчиной, который дает гарантию, что будет мальчик, и воспитывать собственного ребенка. Разумеется, если ты не попрекнешь меня в этом, — рассмеялась Цицино и обняла Вахтанга.

— Близко узнать тебя, Цицино, большое счастье для любого нормального мужчины. Я, честно говоря, не думал о тебе в этом контексте и теперь, когда ты делаешь мне предложение, я должен настроиться на соответствующую волну. Давай возьмем билеты на послезавтра.

— Лучше всего полетим в субботу утром. Я — в Батуми, ты — в Тбилиси. Оттуда позвонишь мне, с проводником поезда перешлешь эту разнарядку, я встречу, а во вторник начнем загружать вагоны. Эти несколько дней я посвящу себе и своей личной жизни.

Они поднялись в ресторан. Заказали легкий ужин без крепких напитков. Потом спустились в номер. Цицино погасила свет, разделась и легла рядом с Вахтангом. Вахтанг начал целовать ее, Цицино откликнулась на его поцелуи, но чувствовалось, что она напряжена, думает о чем-то постороннем. Вахтанг интуитивно был готов к тому, что она в любой момент может вскочить и убежать. Он не медля лег на нее и проник в ее лоно. Ее мягкие срамные губы увлажнились и, когда Вахтанг выплеснул накопившуюся энергию, от напряженности Цицино не осталось и следа, хотя она и лежала, не смея шевельнуться. Немного погодя она встала и вышла в ванную. Вахтанг последовал за ней. Цицино выскочила вон, потушила свет и нырнула под одеяло. Вахтанг зажег бра. Цицино потянулась, чтобы потушить его.

— Весь кайф в том, чтобы видеть, как ты возбуждаешься, а от темноты какой прок? — сказал он ей.

— Не хочу, чтобы ты увидел мои недостатки.

— О каких недостатках ты толкуешь? Твоя грудь — два роскошных мяча — прекрасна, и дай мне возможность полюбоваться ею.

— Брось лицемерить. Не смотри, что моя грудь отвисла, это, можно сказать, два тома житейской мудрости, переплетенные в натуральную кожу. Тебе выпала возможность приобщиться к этой мудрости, так смотри не оплошай.

— А я что говорю? Дай же мне приобщиться не только к ее содержанию, но и величию, — и он начал языком ласкать ее грудь.

— Разрешение дано. За эти два дня я к тебе привыкну, но не забывай о своем обещании. Вряд ли у меня будет возможность бывать с тобой.

— Если будет мальчик, на какой магарыч расщедришься? — шутливо спросил Вахтанг.

— На какой? Я окажу тебе величайшее доверие сделать мне еще одного мальчика.

Они почти не выходили из номера. Цицино требовала сексуального удовлетворения все в новых и новых позах, словно старалась осуществить с Вахтангом все свои сексуальные мечты, все, что видела в эротическом кино или снах.

В пятницу вечером Вахтанг купил в магазине рядом с гостиницей бриллиантовое кольцо.

— Твой муж, наверное, в свое время подарил тебе золотое кольцо, потому что был молод и не знал тебе цены, а я знаю тебе цену и дарю тебе как матери моего будущего сына кольцо с бриллиантом.

В субботу утром они отправились во Внуково. Вахтанг проводил Цицино на батумский рейс, а через час сам улетел в Тбилиси.

Командировка оказалась на редкость удачной. Вахтанг положил в карман десять тысяч рублей. Столько денег он никогда не делал.

Во вторник Вахтанг внес Важе Шубладзе разнарядку для Батуми.

— Они что, заплатили? — спросил Важа. — Сколько, не знаешь?