– Я буду доволен поездкой в любом случае, даже если мы ничего не поймаем.
– Я иногда посещаю его, когда плохо клюет карась на Тефтелевом озере, оно недалеко от плеса. Помнишь его?
– Конечно. Я с дедом на нем бывал не раз. А какую же рыбу ты сейчас ловишь на плесе?
– Если считаешь, что голавля, которого мы с тобой там частенько ловили, – ошибаешься! Я ловлю там в основном окуня. Не удивляйся, эта рыба в Сакмаре да и в Урале стала не столь редкой, какой она была раньше, даже карась сейчас появился в реке.
– Неужели Сакмара, река с весьма заметным течением, превратилось в болото?
– До болота еще далеко, но… Впрочем, все увидишь завтра сам. Не хочу тебя больше разочаровывать… Ловить будем все-таки окуня, снасти на эту рыбу у меня есть и для тебя. Берет он лучше всего на малька, малявочница у меня есть, а наловить ею быстро малька – не проблема.
Приехав домой, остановился я у сестры, долго находился под впечатлением полученной информации. Вспоминался Урал, который я буквально на днях рассматривал из окна вагона, когда поезд переезжал железнодорожный мост через реку. Трудно было узнать в небольшой речушке, струящейся внизу под мостом, некогда довольно полноводную реку. Вероятно, такая же участь постигла и Сакмару, ведь она совсем недалеко от города впадает в Урал.
В 4 часа утра за мной должен был заехать Владимир, поэтому лег спать рано, но уснуть долго не мог. В голову лезли мысли и воспоминания о годах детства и ранней юности. Мое воображение в самых мрачных тонах рисовало нынешнее состояние Черновского плеса, и вместе с тем в самых ярких красках вспоминалось его прошлое.
Зимы в Оренбургской области всегда бывали очень снежными, и реки весной от таяния большого количества снега широко разливались. Река Сакмара во время весенних паводков постоянно подмывала крутые и высокие берега, валя при этом большое количество прибрежных деревьев. Особенно много поваленных деревьев было на Черновском плесе. Кроны многих поваленных деревьев находились в воде, создавая достаточно благоприятную для обитания рыб среду. В плесе обитало много всякой рыбы, даже пудовые сомы не были большой редкостью, но больше всего здесь было голавля. Стайки этой рыбы, порой довольно крупные экземпляры, летом в ясную погоду постоянно плавали под берегом у самой поверхности. Нередко, чаще всего это случалось под вечер, голавли, словно по чьей-то команде, вдруг поднимались из глубины и буквально заполоняли собой всю водную поверхность плеса у высокого берега. Их было так много, что чистых участков воды становилось гораздо меньше, чем с плавающей в ней рыбой. Голавли резвились у поверхности почти до самого захода солнца, и ни на какие приманки рыболовов в это время не обращали внимания. В общем-то это было, я бы сказал, уникальное явление не только по зрелищному восприятию, но и по поведению рыбы. Мне не раз случалось быть свидетелем подобного и с другими рыбами в разных регионах страны, но такого количества «плавящейся» рыбы я больше нигде и никогда еще не видел.
Именно здесь мне приходилось чаще всего бывать на рыбалках с дедом, Здесь он немало ловил всякой рыбы, но особое внимание уделял голавлям. В то время никто из местных рыболовов нахлыстовой снастью не пользовался, и голавля ловили поплавочной удочкой с длинным удилищем и небольшим, не более 50–60 см, отпуском насадки – кузнечика или небольшого лягушонка. Удачно выполненные забросы насадки к торчащим из воды ветвям поваленных деревьев или коряг, как правило, закачивались поклевкой, особенно в ранние утренние часы. А какие ловились голавли! Рыба весом в килограмм не вызывала даже особых эмоций у многих рыболовов. Однажды поздней осенью мой дед на донную удочку с насадкой говяжьей печени поймал такого голавля, что все мое внимание потом надолго было приковано только к нему, медленно плавающему на кукане под берегом. Он был длиной около 60 см и весил чуть меньше 3 кг.
У противоположного пологого берега реки летом почти весь день раздавались мощные всплески жереха. Мало кто в те времена специально занимался ловлей этой рыбы, Но мне не раз случалось видеть на перекате, выше омута крупные экземпляры этой рыбы, разрезающие водную поверхность своим большим спинным плавником. Однажды, ловя здесь на кузнечика голавлей, мне даже удалось испытать поклевку такой рыбы. Она была настолько неожиданной, сильной и резкой, что я, стоя на небольшом прибрежном бугорке, чуть не повалился в воду. Рыба засеклась сама, но мгновенно оборвала леску.
Красота окружающей природы и обилие рыбы в плесе привлекали сюда немало рыболовов и любителей природы. Были даже такие, которые все лето жили семьями в шалашах на песчано-галечной отмели противоположного берега. Они, как правило, ловили утром и вечером в проводку подуста, которого в реке в то время было очень много.
Даже с насадкой здесь не было никаких проблем: в прибрежном лесу, где росло немало дуба, всегда можно было в ямках с перепревшей старой листвой добыть достаточное количество бойких подлистников, а в глинистом иле у берегов отыскать бабку (личинка поденки), а на лесных полянах можно было всегда наловить кузнечиков.
Здесь же летом два, а то и три раза происходил вылет поденки. И тот, кто хотя бы раз в своей жизни был свидетелем этого природного уникального явления, с впечатлениями от него остается на всю жизнь. Представьте себе: воздух тихой теплой ночи вдруг наполняется тысячами порхающих над водой и берегом небольших и изящных бабочек, а что творится в это время на воде – на ее поверхности начинаются беспрерывные всплески и бульканья от охотящейся за падающими на воду бабочками рыбой.
Вот таким еще в недалеком прошлом был Черновский плес, и нетрудно представить, чем он являлся для многих любителей природы и рыбной ловли.
Было еще темно, когда за мной заехал Владимир. Мы быстро поехали по тихим и еще пустынным улицам спящего города. Прохлада утра и набегающего потока воздуха быстро привели меня в бодрое состояние после сна в душной квартире. Вскоре мы уже ехали по местам, где еще два-три десятка лет назад был конец города и дальше чуть ли не до реки простирался огромный пустырь, через который мы ходили на рыбалку. Теперь же здесь возвышались огромные кварталы многоэтажных домов. Владимир по этому поводу заметил:
– Город сейчас растянулся уже вдоль Сакмары на многие километры, кроме того, здесь новая промзона, где сконцентрированы крупные промышленные предприятия. И все это берет из Сакмары огромное количество воды, а если учесть еще поливные хозяйства, в том числе и большое количество дачных участков, то можно представить, какое количество воды забирается у реки. Правда, часть этой воды в виде полуочищенных, а то и совсем неочищенных промышленных и бытовых стоков возвращается реке, но ей от этого не легче.
Далее мы ехали молча. Я был занят не очень-то веселыми мыслями о судьбе больших и малых рек страны, многие из которых находятся, надо прямо сказать, не только в бедственном, но и в катастрофическом положении. В этом деле мы очень преуспели. Совсем еще недавно, щедро финансируемые государством ведомства продолжительное время реализовывали выделенные огромные средства на так называемые великие стройки, не задумываясь о возникающих при этом экологических проблемах. Такая государственная политика благоденствия народу и стране, увы, не принесла, зато природе во многих регионах был нанесен огромный ущерб.
В настоящее время об этом заговорили, но дело дальше со всеми вытекающими из него последствиями, в том числе и экологическими, решение которых осталось на прежнем уровне, не пошло. Каким бы ни было важным решение экономических проблем, нельзя на потом откладывать кричащие экологические проблемы, решение которых даже в недалеком будущем будет в значительной степени осложнено. Нельзя забывать, что будущее человечества – в сохранении природы.
Стало заметно светать, когда мы приехали на место. Остановились на лесной полянке у высокого тополя, растущего на краю берегового обрыва. Недалеко от нас, среди густо растущих дубов, словно игрушечные, стояли небольшие домики турбазы. Рядом с ними находились теннисный корт и волейбольная площадка. А река, которая когда-то текла здесь, далеко ушла от этого места, и ее почти не было видно за порослями тальника. От турбазы к реке шла тропинка, очевидно, к месту купания отдыхающих. Я направился по ней, и вскоре перед моим взором предстал плес, с которым я не виделся много лет. Трудно передать нахлынувшие на меня чувства, и мне просто захотелось закричать: «Люди! Что же вы наделали?..»