1995 год. Некто Виденкин получает возможность заявить через телеэкран на всю страну, что готов лично перестрелять в затылок 150 главных врагов России. Доселе никому неведомый авантюрист становится широко известен. Что это, неумный эпатаж или форма политической рекламы, развивающая “находки” Жириновского?

1995 год. Депутат Н.Лысенко в Думе срывает с депутата Г.Якунина крест и лупцует последнего по спине крестной цепью. Обоих многократно показывают по телевидению. Оба еще недавно полузабытых “политика” остаются премного довольными потасовкой и вниманием средств массовой информации. Что это, случайное безобразие или попытка напомнить о себе накануне выборов?

1995 год. Рекламный календарик движения Б.Федорова “Вперед Россия!”. Под мясистой физиономией лидера непомерно безграмотная надпись “К людям надо помягше, а смотреть на вопросы ширше.” На другом плакате под выпяченным животом Б.Федорова, закрывающим панораму Кремля надпись “Не путай Родину с начальством!”. Возникают сомнения, не этот ли господин с плаката и есть начальство? Или Родина? А за сомнениями вопрос: это реклама с подтекстом или просто глупость?

1995 год. Рекламный календарик Конгресса русских общин. Красивый, как рождественская елка, орденоносец генерал А.Лебедь панибратски облаплен “известным общественным и государственным деятелем” Ю.Скоковым. Тут сразу ясно кто кого пользует. Под фотографией надпись: “Будьте с нами!” Сразу виден плагиат с плаката ДПР образца 1993 года “Лучше с нами!”, по которому вспоминается и вариант антипропаганды, когда к этому плакату подклеивали картинку с распутной дамой и надписью “Лучше со мной!”. Описанная картинка — злая шутка фотохудожника или несвоевременная демонстрация распределения ролей?

1995 год. Партия начальников — движение “Наш дом — Россия!” ангажирует певицу Л.Зыкину для исполнения под музыку бездарного текста, избранного гимном движения. Это чья-то провокация или непрофессиональных рекламный трюк?

1995 год. Рекламные ролики блока “Яблоко”. Актеры истинно арийского вида с холодными глазами говорят в наезжающую на их камеру что-то вроде: “Мы наведем в России порядок!”. Это намеренная игра с целью привлечь чужой электорат или последствия чувства неполноценности по поводу этнической принадлежности лидера блока?

1995 год. Наклейка избирательного блока Станислава Говорухина читается с расстояния так: “Остановите блок Станислава Говорухина!” Только если присматриваться, можно вникнуть в другой смысл: “Остановите криминальную революцию. Блок Станислава Говорухина”. С таким уровнем профессионализма кинорежиссер Говорухин собирался останавливать криминальную революцию?

1995 год. Материал антирекламного характера. Из телевизионного видео-досье извлечены кадры о пьяном коммунисте-депутате, которые хранились там три года. Авторы пасквиля своего дождались — представили дело так, будто все это случилось на днях. Гнусность, конечно, но пьяная морда — явление вневременное и тоже гнусное. Так за пьянство коммунисты или против?

1996 год. Громадный плакат, изображающий Ельцина, пытающегося обхватить руками могучий ствол дерева. Напрашивается аналогия: “два дуба”, “дуболом”, “с дуба рухнул” или “мы с бревном, я — слева”. На крошечном календарике тот же Ельцин подпирает то же дерево задом. Ноги его, что ли, не держат? Пьян он или стар?

1996 год. Плакат КПРФ с экспрессом явно японского происхождения, который разбивает в куски стену, испещренную ругательствами вроде “коррупция”, “нищета” и т. п. Во-первых, кто стену-то исписал? Уж не те ли коммунисты, что разрисовали заборы вдоль подмосковных железных дорог? И почему такая любовь к японской технике?

1996 год. Рекламные наклейки избирательного штаба Ельцина: “Ельцин президент всех россиян” — второе слово заклеено бумажкой с надписью “палач”; “Коммунисты даже не сменили название” — ничем не заклеивается, рассматривается сторонниками КПРФ как агитация в их пользу. Кто за счет казны умудрился поставить подножку избирательной кампании Ельцина, который у нас один до гробовой доски?

А вот еще один замечательный сюжетец. Псковский губернатор, назначенный Ельциным, решил в 1996 занять этот пост уже на выборах. По рассказам, этот чинуша прославился тем, что указал в предвыборном плакате: “Родился в 1956 году. Отец погиб на войне”. Потом секретарши вынуждены были отскребать эту нелепицу со всего тиража плакатов.

Подобные рекламные эпизоды и вопросы к ним можно изыскивать и далее. Но дело в другом. Дело в том, что с 1995 года практически вся политика в России заменена калейдоскопом эпизодов, подобных тем, что приведены выше. Все эти эпизоды преследуют единственную цель — обратить внимание публики на тот или иной персонаж, дать ему некий многозначительный знак. Иным путем публику уже не проймешь. Без организации рекламных трюков в политике делать нечего.

Казалось бы, что плохого — одни фиглярничают, “строят глазки” избирателю, другие управляют… Но оказывается, что управляющие Россией, чувствуя шаткость своих позиций и пытаясь мобилизовать в свою поддержку общественное мнение, тоже начинают фиглярничать. Управление страной подчиняется клоунскому сценарию, зрелищу.

Последствия профанации политики как для “верхов” общества (правящей номенклатуры, крупных и мелких собственников), так и для “низов” весьма существенны.

Превращают политику в балаган следующие факторы:

1. Свобода средств массовой информации в освещении и комментировании политических событий. Политика становится приложением к этой “свободе”.

2. Абсурдное законодательство, дробящее политические силы в мелки дребезги. Такова, например, история с введением региональных списков, которые в 1995 году внесли полную сумятицу в рейтинги кандидатов избирательных блоков, не попавших в общефедеральную дюжину.

3. Непосредственное участие чиновников исполнительной власти в политических играх. Мировоззрение чиновника-исполнителя не приспособлено для политических идей, стратегических планов. В настоящее время участие чиновников в выборах — метод страховки от привлечения к ответственности за проваленное дело.

4. Отделение науки от государства, а заодно и от парламентской деятельности. Депутат вынужден вместо роли социального эксперта играть роль научного работника, не имея для этого достаточной квалификации.

Требуется сокращение уровня публичности парламентской проблематики (возможности свободно освещать работу парламента, деятельность политиков в средствах массовой информации). Любое упоминание о парламенте, о депутате в средствах массовой информации помимо комментариев к законодательству должно жестко преследоваться, в научной периодике — поощряться. Пресса и телевидение должны быть лишены права превращать государственную деятельность в балаганный спектакль. Зато ни один законодательный акт не должен приниматься без того, чтобы его не разобрали по косточкам специалисты.

За профанацией политики неизбежно следует профанация государственности. Промежуточная стадия — законодательный хаос, распад законности и разложение зачатков гражданского общества (парламента и самодеятельных организаций граждан). В этой стадии Россия увязла основательно и уже налицо избавление от некоторых признаков государственности. Пора остановиться. Для проявления политической воли осталось, как всегда, очень мало времени.

Парный портрет

Судьбы Лужкова и Явлинского в современной России тесно переплелись. Как бы не казались эти два видных персонажа современной истории нашей страны антиподами, они скорее похожи на две стороны одной медали. Что на языке у одного, то на уме у другого. И наоборот.

Когда пытаешься охарактеризовать Явлинского без пристрастной любви его сторонников, на ум приходят слова не “честный” и “умный”, а “никакой”. Если усилием воли все-таки заставляешь себя ухватить какой-то позитив в его образе, то это напоминает попытку маленький кусок масла намазать на слишком большой ломоть хлеба.

С Лужковым — иное дело. Он начал с “никаких”, а теперь — он и “сильный хозяйственник”, и “сильный лидер”, и “оратор”. В нем напористость, даже наглось — все то, что Явлинский вымучивает в себе. Но есть и обратное. Если Явлинский задавил в себе мальчишескую писклявость и непосредственность реакций, то Лужков хочет быть “широко мыслящим”, “экономистом”, “стратегом”, и тоже вымучивает из себя заунывные “рассуждалки” на макроэкономические темы, разного рода умничанья. Из тупого советского номенклатурщика он стремится стать демократом с душой нараспашку, добиться того состояния, которое Явлинский пытается покинуть. В этом смысле Явлинский и Лужков сближаются в своей театральности, ненатуральности реакций, фальшивости манер.