Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Натан Лонг

СЛОМАННОЕ КОПЬЕ

Шел темный век, кровавый век, век демонов и колдовства, век битв и смертей, век конца мира.

Но в огне, пламени и ярости этого времени рождались могучие герои, отважные деяния и великая смелость.

В сердце Старого Света раскинулась Империя, самое большое и могущественное из королевств людей. Славящаяся своими инженерами, колдунами, купцами и солдатами, земля эта изобиловала высокими горами, полноводными реками, дремучими лесами и огромными городами. На троне в Альтдорфе восседал император Карл-Франц, благословенный наследник основателя царства Сигмара, обладатель его магического боевого молота.

Но времена эти никто не назвал бы цивилизованными. По всему Старому Свету, от рыцарских замков Бретонии до скованного льдом далекого северного Кислева, прокатился рокот войны. В высоких горах Края Света, готовясь к новому нападению, собирались племена орков. Разбойники и предатели заспешили в дикие южные земли Пограничных Княжеств.

Начали ходить слухи о появляющихся из всех сточных канав и болот королевства скейвенах, крысоподобных тварях. Северные Пустоши вновь стали грозить проникновением Хаоса и порожденных им демонов и зверолюдей, чьи души находились во власти мерзких Темных богов. Время битвы неуклонно приближалось, Империя, как никогда, нуждалась в героях.

Сломанное копье - i_001.jpg

1

НЕПРОВЕРЕННОЕ СРЕДСТВО

Клейма в виде молота больше не было. Постыдные шрамы наконец удалили с помощью магических манипуляций, столь болезненных, что в сравнении с ними сама процедура клеймения вызывала чуть ли не приятные воспоминания. Теперь кожа на руках была безупречно чистой, словно раскаленное железо никогда ее и не касалось. Но кровь под этой кожей — совсем другое дело.

Райнер Гетцау и его товарищи по несчастью — Пикинеры Халс Кийр и Павел Фосс, тильянец-арбалетчик Джано Остини и Франк Шонтаг, темноволосый лучник, тайну которого знал лишь Райнер (Франк был переодетой девушкой по имени Франка) — получили клеймо дезертира по приказу барона Альбрехта Вальденхейма, намеревавшегося таким образом вынудить их помочь ему покончить с братом, графом Манфредом Вальденхеймом. Альбрехт обещал, что, когда их служба закончится, клеймо уберут, но, обнаружив, что Альбрехт собирается избавиться не только от брата, но и от них, они решили перейти на сторону Манфреда, надеясь, что он выполнит обещанное Альбрехтом.

И он-таки выполнил. Манфред был так впечатлен их способностью находить нестандартные выходы из затруднительных ситуаций, приспосабливаться и выживать в любых условиях, а также их крайней неразборчивостью в вопросах о «допустимом» и «недопустимом», что решил сделать их агентами Империи, захотят они этого или нет. Стране, сказал он, нужны черные сердца, которых не отпугнет самая грязная работа. И он приказал магу, состоящему у него на службе, убрать клейма, которые могли бы изобличить в них дезертиров, заслуживающих смерти, а стало быть, обесценивали их как шпионов, и вместо этого парализовать их волю куда более надежным способом.

Он отравил их кровь.

Это был яд отсроченного действия. Он не был опасен до тех пор, пока они не вознамерятся уйти со службы или предать Манфреда. В таком случае достаточно лишь прочитать заклинание, пробуждающее действие яда, — и тот убьет их, где бы они ни находились, пусть даже за пределами Империи.

Возможно, кому-то это даже пришлось бы по душе, подумал Райнер, пристраиваясь на подоконнике в спальне и глядя на залитые лунным светом крыши Альтдорфа. Манфред поселил их в своем особняке и предоставил дом в их полное распоряжение: можно было читать в библиотеке, упражняться на мечах в саду. У них были теплые постели, отличная еда и покорные слуги — роскошная жизнь по нынешним меркам, когда кругом война и у многих нет ни пищи, ни крыши над головой. Но Райнеру все это было ненавистно.

Особняк, пусть и такой удобный, все же оставался тюрьмой. Манфред хотел, чтобы об их существовании никто не знал, и за ворота их не выпускали. Райнеру было мучительно осознавать, что вот он, Альтдорф, однако же туда не попасть. Бордели и игорные дома, ямы для собачьих боев и театры — все это манило его с невероятной силой, когда по ночам слышались пение и смех, а то и стук игральных костей. Но эта жизнь сейчас не для него, поэтому без разницы, в Альтдорфе они или в Люстрии. Какая мука.

Нельзя сказать, что его товарищи были всем довольны. Когда Манфред их завербовал, он обещал Черным сердцам работу — секретные поручения, убийства, похищения, — но последние два месяца они сидели сложа руки и ждали приказа, и это сводило их с ума. Райнера, конечно, не радовала перспектива рисковать жизнью и здоровьем за Империю, ложно обвинившую его в колдовстве и предательстве, но бесконечное ожидание того, что тебя пошлют на смерть, уже само по себе мучительно — непреходящая острая тоска, от которой каждый из них был готов придушить другого. Обычные разговоры внезапно срывались на крик или сменялись мрачным молчанием. Райнер любил своих товарищей, но их привычки и манеры, которые когда-то казались забавными, теперь раздражали, как скрип железа по стеклу: бесконечные шутки и подначки Халса, тихое покашливание Павла, когда он собирается задать вопрос, непрекращающееся нытье Джано на тему «а вот в Тилее все было лучше», Франка с ее…

Ну, по правде сказать, Франка и была его головной болью. Райнер совершил ужасную ошибку, влюбившись в девушку. Он не думал, что такое может случиться. Неожиданно узнав, что это не мальчик, и оправившись от потрясения, он понял, что попался на крючок. Вообще-то она была не в его вкусе: худенький сорванец, короткая стрижка — совсем не похожа на смеющихся похотливых бордельных девиц, каковых он всегда предпочитал, крутобедрых, с накрашенными губами. Но в тот день на скале в Нордбергбрухе, когда они вместе убили Альбрехта, они обменялись многозначительными взглядами, и это разожгло в Райнере такое желание, которое, он знал, можно утолить лишь в ее объятиях. Но все усложняло то, что она хоть и призналась ему, что разделяет его страсть, хоть и поцеловала его однажды с таким пылом, что их обоих, как говорится, накрыло с головой, но отказалась удовлетворить их взаимные вожделения. Она…

За спиной у него щелкнула задвижка. Райнер оглянулся. Франка вошла в комнату со свечой в руке. Он затаил дыхание. Она закрыла дверь, поставила свечу на столик и принялась расшнуровывать дублет.

— Тише, дорогая, — сказал Райнер, картинно подкручивая усы. — В таких делах спешить не следует.

Франка вздрогнула, прикрылась рукой и досадливо вздохнула, разглядев, кто сидит на подоконнике.

— Райнер. Как ты сюда попал?

— Клаус спит, как обычно.

— Тебе бы тоже не мешало.

Райнер усмехнулся.

— Прекрасная мысль. Откинь покрывало и давай-ка в постель.

Франка вздохнула и присела на кровать.

— Ну вот, опять ты за свое.

— А ты за свое, так?

— Год моего обета еще не закончился. Я все еще ношу траур по Ярлу.

Райнер застонал.

— Что, осталось еще два месяца?

— Три.

— Три!

— В последний раз ты спрашивал об этом два дня назад.

— А кажется, что два года.

Он встал и принялся расхаживать по комнате.

— Радость моя, да за три месяца нас и убить могут! Зигмар знает, во что нас может втравить этот Манфред. Да хоть в Ультуан послать.

— Человек чести не станет давить на меня, — строго сказала Франка.

— Я разве говорил, что я человек чести? — Он присел рядом с ней. — Франка, солдаты не зря пренебрегают законами морали. Они знают, что любой день может оказаться для них последним, и стремятся насладиться им по полной. Теперь ты солдат. Ты знаешь это. Хватай, что сможешь, прежде чем Морр отнимет это у тебя навсегда.

Он раскрыл объятия, но Франка закатила глаза.

— Вы убедительно аргументируете, капитан, но, увы, у меня есть честь — или, по крайней мере, упрямая гордость, которой хватит на нас двоих, так что…

1
{"b":"206699","o":1}