— Насчет Габриеля, да?

Я заметила на щеках Молли следы слез. Она тоже плакала. Уголки губ у нее задрожали, а плечи вздрогнули от одного имени моего брата.

«Поговори с ней, Ксавье, — подумала я. — Ты нужен Молли, она твой друг. Тебе понадобятся друзья».

Не знаю, принял ли Ксавье мое безмолвное послание или слезы Молли задели струну в его сердце… Он сел и похлопал по кровати рядом с собой.

— Ладно, давай, выкладывай, только быстро, времени мало.

— Я не знаю, что делать. Понимаю, что Габриель не для меня, но и забыть о нем не могу.

— Что тебе мешает?

— Мы были бы потрясающей парой, я не понимаю, почему он этого не видит.

— Так у тебя все по-прежнему? — удивился Ксавье. — Хоть ты теперь и знаешь, что он не человек?

— Я всегда видела, что он не такой, как все, — вздохнула Молли. — А теперь поняла, в чем дело. Он не похож ни на одного парня, с кем я встречалась раньше, он не просто парень… он, чтоб его, архангел!

— Молли, за тобой столько парней увивается, что впору палкой отгонять!

— Верно, только они не такие, как он. Никто другой мне не нужен, а он меня не хочет. Порой мне покажется, что он что-то чувствует… и тут же снова как отрезало.

— И тебе надо научиться тому же. Понимаю, это трудно, но надо думать о себе. На нем свет клином не сошелся. Да, Габриель не хочет быть частью твоей жизни, однако жизнь не кончается.

— А чем я заменю такой идеал? С ним никто не сравнится, а значит, моя жизнь считай что кончилась на семнадцати годах. Стану как миссис Кратц из нашей школы — высохшей старой девой, читающей любовные романы и ведущей кружки…

— Вряд ли ты станешь как миссис Кратц — для ее должности тебе еще надо окончить колледж.

— Крутой ты советчик! — Лицо Молли прояснилось, она хихикнула, и вдруг снова стала серьезной. — Как по-твоему, мы найдем Бет?

— Да, — не моргнув глазом, ответил Ксавье.

— Почему ты так уверен?

— Потому что я буду искать, пока не найду, вот почему. А теперь — мы едем в Теннесси или что?

Выпроводив Молли, Ксавье шагнул к окну и накрыл ладонью нарисованное сердечко.

— Я иду, Бет, — прошептал он. — Понимаю, тебе сейчас одиноко, но прошу: будь сильной ради нас обоих. Просто не забывай, кто ты такая и для чего создана. Этого у тебя никто не отнимет, где бы ты ни была. Я все время чувствую тебя рядом со мной, так что не сдавайся. Я здесь ни за что без тебя не останусь. Если нас не сумели разлучить Небеса, куда там аду! Держись. Скоро увидимся.

Едва Джейк вернулся, я поняла, что последняя надежда на спасение лопнула. Он прислонился к двери, белый, как бумага, и беспомощно стиснул голову ладонями. Я ожидала от себя гнева, страха, отчаяния, но не почувствовала ничего подобного. Может быть, идея небытия еще не умещалась у меня в голове. Не верилось, что такое возможно. Я существовала всегда — если не в облике смертной на твердой земле, то сущностью на Небесах. Существовала и теперь, хоть и не знала, как назвать себя. Не быть представлялось таким же невозможным, как не мыслить, не чувствовать, не тосковать по семье. Можно ли вообразить, что утром я исчезну навсегда, потеряю не только тех, кто рядом, но и самоё себя? Куда я денусь? Оторвана от земли, не допущена на Небеса, не принята в аду… я просто перестану существовать, словно и не жила никогда.

Одним тигриным прыжком Джейк очутился рядом со мной.

— Наверное, бесполезно говорить, как я жалею, — произнес он, взглянув на меня с неподдельной болью в угольно-черных глазах. Если и осталась для него надежда на отпущение, то лишь в том, что он искренне не желал моей гибели.

— Я тоже виновата, — тупо отозвалась я. — Не на то использовала свои силы.

— Я должен был предвидеть, как это на тебя подействует, должен был предостеречь! — Джейк так врезал кулаком по деревянной подпорке, что сверху на нас посыпались пыль и щепки. Джейк смахнул крошки с моих волос, и я даже не поежилась — мне было все равно. Я не могла шевельнуться — словно забыла, как это делается.

— Пожалуй, мы оба ошиблись, — натянуто улыбнулась я.

— По молодости лет, да?

Машина привезла меня к отелю «Амброзия». Джейк несся впереди на мотоцикле. Он гнал очертя голову, так что мотоцикл несколько раз заносило на обочину. Мне представлялось, что на ходу он обдумывает все новые идеи, строит интриги и планы. Когда он решил проводить меня в номер, я не стала возражать. Пусть даже он во всем виноват, мне не хотелось проводить последние часы в одиночестве.

Ганна приготовила поднос с ужином. На этот раз я не оттолкнула от себя еду и не попросила оставить на потом. В первый раз за все время в Аиде я обратила внимание, чем меня кормят: тонкие ломтики ржаного хлеба, козий сыр, нарезанные и разложенные по краю тарелки кусочки копченой форели, блестящие оливки и рубиновое вино со вкусом сливы. Я медленно ела, стараясь распробовать каждый кусочек. Пища напоминала мне о жизни на земле. Последний раз я чувствую этот вкус, хотелось растянуть удовольствие. Ганна, глядя, как сосредоточенно я жую, как безропотно выношу общество Джейка, кривилась от жалости. Она понимала, что ничем не в силах мне помочь.

— Все будет хорошо, мисс, — заговорила она наконец. — Может, утром все переменится.

— Да, — равнодушно пробормотала я, — утром будет лучше.

Ганна осторожно приблизилась ко мне, не забывая, что Джейк следит за каждым ее движением.

— Я могу что-нибудь для вас сделать?

— Просто отдыхай, Ганна, не волнуйся за меня.

— Но…

— Ты слышала, — ледяным голосом отрезал Джейк. — Убери здесь и оставь нас в покое.

Ганна, покорно кивнув, поспешно собрала посуду и через плечо бросила на меня последний отчаянный взгляд.

— Доброй ночи, Ганна, — тихо пожелала я, когда она выскальзывала за дверь. — Спасибо тебе… за все.

Когда она ушла, я занялась умыванием, почистила зубы. Скрупулезно выполняла привычные движения. Все для меня переменилось. Я остро ощущала тепло воды, ручейками стекающей на шею, прикосновение к коже чистого полотенца… Каждое движение было внове, словно я испытывала его впервые. Я осознала, что, хотя бы и в аду, я еще жива, дышу, говорю. И это уже ненадолго.

Выйдя из ванной, я увидела, что Джейк полулежит на софе, упершись подбородком в ладони. Черный фрак вместе с белым галстуком-бабочкой он сбросил на пол, а рукава закатал до локтей, словно приготовившись к тяжелой работе. В комнате пахло сигаретами. Джейк налил себе большой стакан скотча, и алкоголь, кажется, успокоил его. Он поднял бутылку, приглашая меня присоединиться, но я покачала головой — не хотела, чтобы спиртное туманило мысли.

Обойдя Джейка, я поправила подушки на софе, вытряхнула пепельницу, навела порядок на туалетном столике. На этом занятия иссякли, и ничего не оставалось, как взобраться на огромную кровать, съежиться в уголке и ждать утра. Ясно было, что оба мы не уснем. Джейк и не пытался заговорить со мной: замер, как статуя, замкнулся в собственном мире. Я обняла колени и стала терпеливо ждать, когда на меня обрушится волна ужаса. Однако ужас не подступал.

Я понятия не имела, который час. На телефоне были электронные часы, но на них я старалась не смотреть, только раз взглянула — оказалось, без четверти четыре. Каждая минута тянулась целую вечность. Я надеялась, что последней моей мыслью, прежде чем я лишусь сознания, будет мысль о Ксавье. В уме стала складывать про него сказку, заканчивающуюся любящей женой и пятью детьми. Фантом будет жить с ними, дом будет полон музыки и смеха. По воскресеньям Ксавье будет тренировать местную детскую команду. Иногда он будет вспоминать обо мне — в редкие минуты одиночества, но я останусь для него лишь далеким воспоминанием: школьная любовь, сделавшая отметину на сердце, однако не затронувшая будущего.

— Думаешь о нем, да? — Голос Джейка лезвием рассек мои мечты. — Я тебя не корю. Он бы никогда не сделал такой глупости — он бы тебя защитил. Теперь ты должна презирать меня больше прежнего.

— Я не хочу тратить последние часы на злость, Джейк. Что сделано, то сделано — какой смысл тебя винить.