Хозяевам площадки Б., пришлось удивиться ещё раз, не прошло и пяти минут, как опять над ними вертолёты. Но вместо посадки обе машины принялись тщательно набирать высоту, и только когда их винты коснулись облаков, взяли курс на базу.

Всё оставшееся время полёта старлей размышлял о том, как нелогично устроен мир. Каких-то жалких полсотни граммов металла может быть достаточно, чтобы оборвать полёт машины весом 11 тонн. При этом он не забывал внимательно следить за местностью внизу вплоть до момента касания колёс вертолёта, полосы.

После посадки между ним и капитаном А. произошла небольшая дискуссия, дословно привести которую тут по вполне понятным причинам совершенно невозможно, а в переводе на литературный язык она выглядела примерно так:

— Товарищ старший лейтенант, я недоволен вашими действиями. Почему вы не открыли ответный огонь по противнику.

— Товарищ капитан, я не могу согласиться с вашими претензиями, поскольку вы слишком быстро выполнили разворот. А оружие, имеющееся в Вашем распоряжении, позволяло Вам с гораздо большей вероятностью и эффектом подавить огневые точки противника…

Эта беседа насколько увлекла пилотов Ми-24, что они не заметили, как к ним подошёл экипаж Ми-8.

— Ну, так что?.. — многозначительно спросил капитан М. Это означало, что после недавних не очень приятных событий, имевших место в полёте, есть необходимость снять стресс.

— Дак, это надо бы того… — ответил капитан А., что в переводе означало — Ваше предложение весьма актуально и своевременно, а я, со своей стороны, его полностью поддерживаю.

— Тогда мы сбегаем, — сказал своё слово старлей.

«Правак» с «восьмёрки» — лейтенант В. — в разговор не вступал. Несмотря на свою молодость, он давно знал, что лучшее средство от стресса — это водка и бежать за ней по любому надо будет самым молодым, то есть старлею Л. и ему.

В Афганистане в. принципе можно достать всё, т. е. не просто всё, а абсолютно ВСЁ!!..

Были бы деньги. За пятнадцать минут старлей успел смотаться в местный аэропорт, купить у тамошнего начальника пару бутылок водки и вернуться в модуль. Старлей думал, что они обернулись очень быстро, но оказалось, за это время борттехники успели зачехлить вертолеты, а командиры экипажей приготовить закуску и накрыть стол.

— Ну и прекрасно, — подумал старлей, он терпеть не мог ожиданий, за исключением тех случаев, когда ждали его, так как в такие моменты он уже предвкушал сам процесс…

Процесс снятия стресса начался. Водку разливали небольшими дозами, словно это в самом деле было лекарство, на самом деле, просто пытались растянуть имеющийся запас на большее количество тостов. Через час-полтора, старлей заметил, что за столом оказалось гораздо больше народу, чем принимало участие в полёте, а стресс снимали даже те, кто по долгу службы в воздух вообще не поднимается! Но поскольку количество водки на столе не уменьшалось, в то время как число пустых бутылок в углу росло, и существенно превышало изначальное количество из двух единиц, то возмущаться он не стал. Да и смысла не было. Ему было уже очень неплохо и недавно пережитое острое ощущение опасности здорово притухло…

Неизвестно, чем бы это всё окончилось, в смысле по времени окончания и общем литраже выпитого, если бы в комнату не зашёл подполковник X..

— А ну быстро прекращайте! — скомандовал он. — Нам через полчаса за новогодний стол садиться, а вы водку тут жрёте! Быстро себя в порядок приводить.

И все без лишних разговоров разошлись по комнатам. Потом было шумное застолье в лётной столовой, речь президента по телевизору, в которой он даже словом не обмолвился о тех, кто встречал Новый год вдали от Родины. Бой курантов, который утонул в звуках ураганной стрельбы из всего, что только может стрелять, и тысячи трассирующих пуль уносящихся в небо. Непонятный восторг, с которым старлей опустошил магазины собственного автомата.

А потом была головная боль, с которой старлей проснулся утром 1-го января Нового Года…

Иногда бывает грустно даже за праздничным столом…

Будь благословен тот, кто придумал эти сигнальные шашки! Попробуй, разберись в этом лабиринте камней. Глаза сломать можно, если бы не эта нить Ариадны, — на небольшом пятачке несколько человек, один как раз и зажёг сигнальную шашку.

Жиденькая струйка оранжевого дыма, закручивается, жмется к земле, рвётся клочьями, срываясь с обрыва, тает в пропасти. Там, внизу в теснине скал, беснуется поток Кокчи, как голодный хищник, попавший в яму. Неудачно мужики площадку выбрали, недалеко от края ущелья. Хотя видно, что ребята старались, здесь «восьмёрка» может приземлиться на все три точки, но плохо то, что зайти сюда можно только с одной стороны, а то, что эта сторона подветренна, не просто хреново, а совсем хреново!

Тяжело придётся ребята на «вертушке». Это место посадки под охраной. Нет, не «духи», с ними наш «двадцатьчетвёртый» быстро бы разобрался и ребята там внизу не лыком шиты. Здесь страж похуже, нисходящий поток, он почти не видим, только дым от шашки выдаёт его. Кто летал на пассажирских самолётах, знает это явление природы, его ещё иногда называют воздушной ямой. Когда лайнер неожиданно проваливается метров на триста, к горлу подступает тошнота, но проходит пару секунд, полёт выравнивается и можно опять подремать под монотонный гул двигателей.

Но лайнеры летают тысячах на десяти, для них и 500 метров пустяк. А что значит потерять триста метров, когда под тобой и ста нет. На аэродроме, недалеко от полосы лежат искореженные обломки того, что некогда было вертолётом Ми-8. Взлетая в горах с пятачка, как раз попали в такой воздушный капкан. К сожалению, тогда погибла не только машина.

А садиться надо, мы пришли за «трёхсотым»…

— Точку вижу, захожу, — докладывает командир «восьмёрки». Это команда для нас. Сейчас «восьмёрка» начнёт сбрасывать скорость. Нам этот манёвр не повторить. Для нашего «двадцать четвёртого», это смерти подобно, короткие лопасти больше рассчитаны на скорость, чем на высоту, да вдобавок под крыльями полный боекомплект. Потеряв скорость, рухнем без всяких потоков. Собственно, нам садиться не надо, это дело экипажа Ми-8. А наша задача чтобы ни один «дух» при этом голову поднять не мог. А потому увеличиваем интервал, чтобы не обогнать подопечного. Как только «восьмёрка» коснётся земли, станем в круг и будем их нарезать пока там не загрузятся.

Командир «восьмёрки» не новичок в горах, при других обстоятельствах заходить бы сюда не стал, а сейчас, пытается обмануть ветер, заход строит намного выше, чем обычно. Как бы получается… Площадка уже совсем рядом…

Внезапно вертолёт резко проваливается.

— Достал-таки, ветер, сволочь!

Лопасти винта заметно изгибаются вверх, лётчик рванул шаг до упора вверх. Дрожит от натуги машина, пытаясь вырваться из цепких лап воздушного течения. В самом деле, вертолёт дрожит, не от… натуги конечно, просто, на таких режимах шарниры лопастей бьют по упорам, отсюда и дрожь. Такое вот научное объяснение. Но в такие моменты все воспринимается иначе. Машина для тебя живое существо и нет в этот момент для тебя никого роднее и дороже.

— Вытяни милая, вытяни, — шепчешь одними губами, — ты же сильная, ты можешь.

Увы, ветер сейчас сильней, он настойчиво несёт вертолет на рваные зубья камней. Неужели сейчас взрыв, обломки упадут в пропасть и их проглотит вода Кокчи?

Внезапно вертолёт ложится в левый крен, девяносто градусов, трёхкратное превышение запретов инструкции!

— Что делают, безумцы, ведь это только ускорит падение!

— Да нет, молодцы! Раз нельзя побороть воздушное течение, не хрен тратить на него мощность. Все четыре тысячи лошадей на отворот!

Боком, едва не зацепив лопастями край обрыва, машина сваливается в спасительную пустоту пропасти. Отвернули.