Стена сохранилась с тех пор, когда граница проходила в двух днях пути отсюда. М-да, не слишком хорошие времена были. Лидорчик мне совсем голову заморочил, рассказывая о фортификации, и демонстрируя свои познания в истории: первая оборона Летарда, вторая, третья… Надоел. Какое мне дело до оборон, если приходится жариться на солнцепёке и ждать, пока вереница повозок, колясок и пеших гостей втянется в ворота в этой самой стене. Могли бы и пошире въезд сделать, раз уж времена изменились. Подумаешь, историческое наследие! Благодаря этому наследию нам раз двадцать предложили горячие пирожки, холодные пирожки, пирожки с капустой, с рыбой, с мясом, воду холодную, воду сладкую… Я чуть слюной захлебнулась!

Какое там пошире! Эти приставучие торговцы, дай им волю, не то что не расширили, а и половину имеющегося проезда кирпичом заложили бы. Торговки были бы особенно «за». Девушки так и крутились возле нашей коляски — Наариэля глазами ели. А он их. Даже дамы постарше нет-нет, да стреляли глазами в нашу сторону. Ну да, на такого красавца любая девушка любоваться будет. Но стражу-то зачем их рассматривать? Я уже поняла, что у стражей с чувством долга всё обстоит хуже некуда, но не думает же он, что кругом враги, и меня кто-нибудь отравит пирожком… В общем, мне эти переглядывания надоели. Если оберегаемый объект — я, то и внимание обращать надо на меня.

— Лидор, а почему уважаемый Наариэль всё время озирается? Он уже ищет врагов, или того, кого надо от них защищать-спасать? Или просто радуется жизни?

— Угу, — почти промычал Тонна Эля и приобрёл оттенок спелого эльфийского помидора. Лучший сорт, как я понимаю. Весь красный. А уши — бордовые, если бывают помидоры с ушами. — Проявляет бдительность, — сипло выдавил Лидор-помидор. — И ищет тоже.

А что я опять не так спросила-то, чтобы краснеть?

В голове раздалось деликатное «Гм». Карнэль видимо знала, в чём дело. И!?

— Миточка, — возникла в моём сознании Синяя Бабушка, — ты уже почти взрослая, конечно, но твой мальчик достаточно хорошо воспитан, чтобы посвящать невесту в такие подробности, — заинтриговала меня бабуля. — Наш экспериментальный красавец-мужчина зарится на каждую юбку. Поняла?

Не может быть! Как на каждую?! Это намёк на то, что Наариэль бабник, что ли? Ожил, называется!

— Какой уж тут намёк… — хихикала Синяя Бабушка. — «Бабник» звучит грубо, да… Но не девственником же его именовать. Хотя, прекрасный каламбур получился бы. Наариэля как раз молоденькие девушки привлекают, — продолжала веселиться и погружать меня в омут отчаяния Карнэль. — Шею бы не свернул. Зря, что ли растили?

Ох! Кажется, мы ему ещё кое-что зря отрастили. Экий драмзерх! Тьфу, какая конкретика. Хотя я не уверена, что орки именно эту штуку называют «драмзерхом». Из их идиом можно извлечь точный смысл только путём двойной перегонки со спиртом. А я пить вообще не умею. Но отрастили зря… это вот…как бы там оно не называлось. Уххх, как обидно!

— А я не девушка, что ли?!

— Ты?! — Я почувствовала удивление Короедовны не только умом, но и всем телом. — Ты в его понимании — дарующий жизнь учмаг. Умная очень. Проблемная. А воину между подвигами надо чего попроще.

— Дуру надо, что ли?!

Знать бы раньше…

— Миточка, пойми, ты для него — «гениальная особа», помнишь? «Светоч науки», слышала? «Больше, чем сестра». До матери по возрасту не дотягиваешь, а то бы он тебя…

— Уматерил? — Самой стало неловко за такое выражение. — В том же смысле, что и «удочерил» или «усестрил», — пояснила я новое слово для точного понимания темы.

— Умничка. Правильно. Он считает себя твоим творением. Телесно — твоим. Священной особой. И сам не тронет, да ещё и жениху не даст. Ты же ему вырастила и руки, и ноги, и всё прочее. Прибавь к этому простой факт: мужчина тоже хочет быть загадкой для объекта внимания, не меньше, чем женщина, — внушала мне новую мораль Синяя Бабушка. — Ну, какая в нём для тебя загадка, с его точки зрения, начиная с костного мозга, и заканчивая этим… то ли ырбуцем, то ли драмзерхом? Надо будет поточнее разобраться в терминах, кстати.

Кто о чём, а моя бабушка — или об экспериментах, или о терминах. Правда, родня, что ли? Отдалённая. Ближе к дяде по интересам. Я бы эти эксперименты…Надо было начихать на стерильность воды и запустить в бассейн с биомассой пару пиявок, чтобы они Наариэля потом от девушек отвлекали. Когда внутри что-нибудь ползает — не очень-то поотвлекаешься. И кусачую сколопендру в двенадцатиперстную кишку в качестве экстренного тормоза. Посмотрел — получи! Эх, знать бы раньше!

— У него, что, тело главнее головы? Да и причём тут тело!? — Я совсем запуталась. — Какие загадки?! Разве загадка в костях, в селезёнке, в штанах?

— Вот такие вот, загадки, дитя. Простые, — занудно вещала Синяя Бабушка, — попробуй всё-таки уразуметь. У него не жизнь, а сплошной пунктир. Вчера не умер — сегодня радуется. И на эту радость у него слишком мало времени. Какие уж тут серьёзные отношения? Только нервы трепать себе и другим. Его счастье, если он никого не полюбит, и его — никто. Война мужчин несколько портит. Но он не то, чтобы испорченный. Он такой, как есть. Сможешь такого любить — люби. Только не говори ему об этом. А то переживать будет. И за тебя, и за себя. Воин себе не принадлежит, детка. Умирать надо легко… А легче всего умирать, когда о тебе никто не сожалеет.

Ничего себе — философия?!

— Ненавижу.

— Мужчин? Наариэля?

— Войну! Бабуль, давай всех гадов пришибём, а? Ты же сможешь?

— Ой, детка, ты — максималистка, — ласково мурлыкнула бабушка и оставила меня наедине с гнилой философией и воплощённой красотой, которую надо радовать, пока не убили. Ужас!

Нет, так нечестно! Я опять попала и опять мимо. И не расскажешь и не намекнёшь, что моё единственное творение лежит у Лидорчика поперёк колен, в тряпку замотанное. Волосатое и неразумное. И знать я не знаю никаких тайн, и как там костный мозг выглядит и всё прочее. Я вообще жмурилась и ничего не видела! Ну, хоть плачь. Я уже хотела пожаловаться бабуле на вселенскую несправедливость, но тут подошла наша очередь, и мы вкатились под каменный свод ворот.

— Кто такие, назовите себя и оплатите въездную пошлину, — на одном дыхании и безо всякого выражения пробубнил помощник местного стражника, приготовившись записать наши имена. Вот работёнка у человека! Ни за что бы не согласилась целый день бубнить одно и тоже и записывать, записывать… Писарь оторвался от кипы листов и уставился на Наариэля. — Так Вы же часа два назад въехали… с женой… а…

Бабуля немедленно активизировалась и моей ногой пнула прекрасного Тарноэра. Эльф сориентировался и кивнул. Второй тычок достался Лидорчку. Его-то зачем? Но бабушка соображала быстрее меня. Лидорчик, что обидно — тоже. Он представился полным титулом, и три охранника немедленно взяли «на караул», отсалютовав алебардами. Даже писарь попытался произвести похожие манипуляции своим пером. Дважды въезжающий Наариэль перестал быть интересной персоной.

— Ох! — ожил один из охранников, — для членов императорской семьи въезд бесплатный. Вы уже заплатили, — учёл он прекрасного мага, — а сопровождающие…

— Закон един для всех! — Пафосно сообщил Лидорчик. — Запишите: со мной следуют моя невеста и её няня. И извольте посчитать пошлину полностью.

«Прынц»… То у нас денег маловато, то «полностью». Он бы ещё бабушку учёл и половник. Позёр!

Стражник ссыпал наше серебро в ящик для податей и начал исполнять свои обязанности как положено. Правильно — принцы должны видеть рвение в работе, раз уж так хотят. А то некоторым, видите ли, не нравится, что их бесплатно могут впустить в город. Так что следом за оплатой начался допрос: откуда едем, по какой надобности…

— Остановитесь все вместе в гостевом доме Золотая Подкова? — поинтересовался служивый, но вопросительный взгляд предназначался не семьдесят второму потомку, а Наариэлю.

Маг кивнул. Ну, вот и нашелся Короед ненаглядный. Красота творит чудеса. Как такое чудо не запомнить? Теперь и искать не надо. Наверняка эту «Подкову» Керосину здесь и присоветовали.