Духота и тополиный пух, заполнивший все пространство — худшего сочетания не придумаешь. Хотя вообще неизвестно, что хорошо сочеталось бы с летающей повсюду белой мерзостью. Созерцать на экране этот снегопад в начале лета, возможно, и представлялось забавным, но постоянно стряхивать с одежды, выбирать из волос, стирать с лица и, хуже того, выковыривать из ноздрей мелкие комочки ваты было самым настоящим мучением.

Окна жилищ и учреждений в эту пору года держались закрытыми. Там, где стояли кондиционеры, закрытые окна создавали дополнительный комфорт, там, где кондиционеров не было, приходилось выбирать между относительным преимуществом струи свежего воздуха и издержками в виде порхающих белых комочков.

Старший инспектор Фефелов плотно запечатал окна своего кабинета и задернул шторы. Окна выходили на юго-восток, и яркое солнце часа через два должно было превратить относительно прохладную атмосферу небольшой комнаты в газовую смесь душегубки.

Прохладу фефеловского кабинета оценил и Епифанов.

— Хорошо у тебя, Алексей, — сказал старший следователь горпрокуратуры, коротко поздоровавшись, — а на улице уже тихий ужас, что творится. Твоего коллеги Реброва сегодня не будет, так посижу-ка я на его месте.

Он уселся за стол, располагавшийся напротив стола Фефелова, и в упор посмотрел на старшего инспектора. Фефелов отвел взгляд.

— Понедельник, — вздохнул Епифанов, — хорошо хоть число не тринадцатое. Не вышло, значит, в этом году такого неблагоприятного совпадения. Неприятностей; их и так хоть отбавляй. Правда, Алексей?

Фефелов как-то неуверенно пожал плечами.

— Правда, правда, — заверил его Епифанов. — Ты, конечно, про Куркова уже слыхал?

— Слыхал, — тихо ответил Фефелов. Епифанову вдруг как-то бросилось в глаза, что плечи у него узкие, мальчишеские.

— Тебе сколько годов, Алексей?

— Тридцать, — удивленно ответил старший инспектор.

— Угу... Окончил ты, значит, университет и сразу подался в сыщики.

— Не сразу, — Фефелов потупился, не понимая, куда клонит Епифанов. Одно ему было ясно: разговор ничего хорошего не предвещает. — По распределению учителем в школе отработал.

— В органы тебя Курков привлек, бывший твой сосед. Боксер, каратист, десантник. Супермен, короче. Он, наверное, всех круче считался в вашем районе, когда пацаном еще был. И возможно, жалел, что Афган ему не достался — как же, десантник, а «дембельнулся» за год до ввода «ограниченного контингента»... — И будто бы безо всякого перехода Епифанов спросил: — Это он тебе приказал кроссовки из квартиры Клюева украсть?

Фефелов молчал.

— Алексей, говорить придется так или иначе. Лучше, если ты все сейчас расскажешь мне. Я ведь как-никак не совсем чужой человек. А Курков в большое дерьмо вляпался. Возможно, то, что сделал, и было для него самым рациональным выходом. Ты ведь понимал, что кроссовки эти Куркову были нужны для какой-нибудь пакости?

— Нет, — Фефелов слишком уж энергично замотал головой. — Он просто сказал, что они ему нужны.

— Не объяснял, значит, для чего нужны?

— Не объяснял.

— Но чуть позже ты понял?

— Понял, — очень тихо ответил Фефелов.

— Ладно. — Епифанов почесал лоб согнутым пальцем. — Но ведь ты там был не один — кто-то, так сказать, на стреме стоял, страховал тебя.

— Да, — Фефелов, похоже, почти всерьез уверовал в то, что старший следователь прокуратуры обладает даром провидца. — Чекалов со мной был.

— Ну-ка, расскажи мне поподробнее об этом Чекалове.

— «Гладиатор.» — Фефелов криво усмехнулся. — Так его Курков называл. Но, похоже, что он сам себя так прозвал с самого начала. Накачанный сверх меры, волосы ежиком, блондинистый такой. Он из курковской команды. То ли служит в ОМОНе, то ли раньше служил...

— Теперь он уже нигде не может служить. Алексей. Два дня тому назад, то есть в пятницу, он убит спецназовцами в Волгоградской области при попытке вооруженного ограбления. Но эта информация — что называется, между нами, чтобы ты понял, как далеко зашел твой духовный лидер Курков со своей «командой». Значит, ты утверждаешь, что Чекалов был «из команды Куркова»?

— Да, я их несколько раз видел вместе. У них отношения были... Как у каратистов, знаете: сэмпай и кохай, старший и младший товарищ. Вот Чекалова тогда Курков со мной и послал. Курков подмигнул так еще: «Диме не впервой». Дима — это Чекалов.

— А как ты «расшифровал» это «не впервой»? Если Чекалов, как ты говоришь, мог служить в ОМОНе, то, может быть, он арестовывал Клюева?

— Нет, я почти всех знаю, кто Клюева задерживал тогда, — уверенно сказал Фефелов.

— Информация у тебя все от того же Куркова — насчет состава группы захвата?

— Не только от него.

— Ладно, значит, ты утверждаешь, что Чекалов раньше успел уже побывать в квартире Клюева?

— Я этого еще не говорил, — удивленно протянул Фефелов.

— Может, и не говорил, но впечатление у тебя такое сложилось, так ведь?

— Да какое уж там впечатление, — вздохнул Фефелов. — Чекалов сказал, что в прихожей у Клюева вешалка торчит, здорово выдается. «Смотри, — сказал, — не свали, грохоту много будет.» Был он в квартире Клюева, точно был!

— И ты догадываешься с какой целью?

— Как уж тут не догадываться, — потупился Фефелов. — Арбалет он Клюеву подложил, я так думаю. Но опять-таки надо было слишком хорошо и обстановку квартиры знать и время выбрать, когда хозяин отсутствовал. Он, Чекалов, не один там был, кто-то его наводил. Чекалов-то с Клюевым, как я думаю, вообще знаком не был.

— Ты правильно думаешь. А этот «кто-то», наводивший Чекалова или, скорее всего, проникший в квартиру вместе с ним, уже поплатился за наводку. Из близкого окружения Куркова только Верютин был на квартире Клюева. Он же своей жене сказал, сильно напившись: «Подлянку я сделал.» А это случилось дня за два до того, как ОМОН на квартиру Клюева нагрянул. Дольше нельзя было тянуть с обыском, хозяин квартиры мог ненароком на тайник наткнуться — на тайник, которого он не делал. Алексей, а как ты думаешь, почему Курков именно тебя послал, а не Чекалова?

Фефелов неопределенно пожал плечами.

— Чтобы «повязать» тебя, — ответил за старшего инспектора Епифанов. — Он тебе что-то пообещал? Ладно, оставим эту тему. Скажи мне лучше вот что: ты этого серьезного мужика знаешь? Видел его?

Епифанов вынул из кейса фото. На Фефелова глянула физиономия из разряда тех, про которые говорят: «квадратная челюсть и глаза удава». Звероватая, конечно, физиономия, но простецкая.

— Я его видел, — кивнул Фефелов. — Один раз всего. Когда кроссовки Куркову относил. Мы с ним договорились встретиться в скверике, недалеко от облуправления. Там школа спортивная с легкоатлетическим манежем, а около манежа, значит, деревьев насадили, аллейка там, скамеечки. Вот, Курков на скамеечке и сидел, а этот «квадрат» рядом с ним, — чувствовалось, что Фефелов сейчас вспоминает ту встречу в мельчайших подробностях.

— А кроссовки ты как передавал? Завернул во что-нибудь?

— Конечно. Курков велел так сделать, да я и сам догадывался...

— И какое на тебя впечатление тогда «квадрат» произвел?

— Хреноватое, честно говоря, — Фефелов, еще больше помрачнел. — Я тогда подумал, что это зек какой-то бывший. Ну, информатор, стукач, «наседка». На вид он такой, что мне сразу подумалось: вот, дескать, преимущество физического труда — полжизни на лесоповале да в карьере. Как огурчик выглядит мужик, даже не скажешь по виду, сколько ему лет, но зверюга, конечно. Однозначно — зверюга.

— Что же, тут ты, наверное прав. Ладно, Алексей, ты сейчас напишешь мне все, про что рассказал. Все равно ведь писать придется. Лучше, если мы эту бумагу оформим как явку с повинной. На всякий случай.

— Я-то напишу, — вздохнул Фефелов. — Только, знаете, о догадках ведь в явке с повинной не напишешь.

— О каких еще догадках?

— Ну, может быть, это и не догадка даже. Короче, показалось мне, что Курков тому «квадрату» сверток с кроссовками передал. Я быстро попрощался, пошел, а когда из аллеи уже выходил, оглянулся — не совсем оглянулся, не полностью, а так, в четверть оборота. И увидел мельком: тот мужик сверток в руки взял.