15.10.87. Юлин И.С. /подпись/.

Игорь Юлин не испытывал мук выбора, подписывая этот договор. Его не нужно было агитировать, «обрабатывать». Обычно потенциальных стукачей на «зоне» находят стукачи действующие, передавая оперативнику с очередным донесением, что осужденного такого-то можно попробовать для вербовки.

Вербовка Юлина произошла гораздо раньше. То есть, вербовали его еще на свободе, когда он был студентом и не предполагал даже, что когда-то попадет на «зону».

Время тогда было напряженное, что и говорить. Как только в Афганистан ввели «ограниченный контингент», по всем предприятиям, по всем учреждениям, разбросанным по дебрям и весям необъятной страны, прошли беседы, тему и название которых объединительно можно выразить так: «Идеологическая борьба в современном мире». Беседы эти проводили не штатные лекторы из домов политпросвещений, а сотрудники КГБ. Являлся такой молодой человек и рассказывал о себе: закончил институт, по специальности металлург (химик, строитель и т.д.), потом закончил высшую школу КГБ, теперь приношу обществу максимальную пользу, к чему и вас всех настоятельно призываю.

Да, те беседы имели характер призывов и наставлений. О том, что в Афганистане находятся советские войска, как правило, не упоминалось. Молодые люди рассказывали, например, как недостаточно бдительные и беспечные советские туристы, попав в какую-нибудь загнивающую, псевдоблагополучную Данию или Швецию («Конечно, там в это время, зимой, то есть, можно купить клубнику, но вы бы посмотрели, какими порциями там покупают мясо — по сто-двести граммов!» Советскому обывателю, даже при той глупости, которую его призывали проявлять, как-то сразу приходило в голову, что если человек взял двести граммов, то он наверняка знает, что и завтра и послезавтра он в том же магазинчике возьмет столько же), как эти туристы становятся преступно беспечными, а бдительность теряют начисто.

— Вы знаете, что у них практически не бывает пищевых отходов, — так горячился молодой человек, проводивший беседу на потоке, в котором учился Юлин. И все, по его убеждению, должны были подумать: во, елки-палки, не от хорошей жизни они все перерабатывают.

Но апофеозом беседы-наставления была история, иллюстрирующая потерю бдительности, а заодно и советской — «собственной» — гордости.

— Мужчины — они и есть мужчины, — молодой человек обвел аудиторию веселым взглядом, давая понять, что и он, несмотря на принадлежность к когорте наследников «железного Феликса», остается до умиления человечным, а точнее, мужиковатым. — Пиво баночное мы пробовали? Пробовали. Ручку наливную с раздевающейся девицей купили? Купили. Значки приобрели? Приобрели. Все — мужику ничего больше не надо.

Из зала, конечно, раздались реплики: «Можно и покрепче пива кое-чего попробовать.»

Но молодой человек только поднял руки ладонями вперед, как бы опять же показывая: ну, прекрасно, понимаю вас, мужики, сам в некотором смысле не аскет, только я сейчас о другом речь веду.

— Но вот представьте себе женщину, накупившую полную сумку всякой всячины, истратившую всю валюту (а что там тратить-то было?), а потом попавшую в магазин «Оптика» и увидевшую в том магазине оправы для очков. Когда руководитель группы вошел в тот магазин, — тут голос молодого человека обрел металлическое звучание, — он увидел, что эта женщина встала на колени и со слезами на глазах умоляет продавщицу дать ей оправу для очков в обмен на любую из своих покупок — покупки она вывалила на прилавок.

Тот молодой человек, чекист с образованием металлурга, много еще чего рассказывал — про армянских террористов, взорвавших московское метро, про жалких отщепенцев, окопавшихся на радио «Свобода», про Солженицына, очень среднего литератора, которому только западные спецслужбы сделали имя. Но больше всего Юлину почему-то запомнился рассказ о той несчастной женщине, умолявшей дать оправу в обмен на любую из вещей, купленных ею.

Игорь Юлин тогда незаметно выскользнул из аудитории вслед за молодым человеком, догнал его и напрямик выдал:

— Я готов помогать вам. Куда можно позвонить?

Похоже, агитатора не инструктировали относительно вербовки осведомителей непосредственно после беседы, и он даже слегка опешил, но номер телефона все же сообщил.

Тогда Юлин учился на третьем курсе. В следующем году он тоже учился на третьем курсе — много тренировался, много выступал на соревнованиях, занятия посещать было некогда. Его тренер и еще одна дама со спортивной кафедры, которая специально следила за тем, как бы кого из спортсменов ненароком не отчислили из института, похлопотали в деканате, и Юлин, проучившись на третьем курсе два года, все же осилил его. Кое-как он одолел и четвертый, правда с целой кучей «хвостов». Но закончить институт ему не удалось — заведующий кафедрой почему-то считал, что студент должен учиться, а спорт — дело второстепенное.

Но Юлин тогда уже выполнил норму мастера спорта в десятиборье, он знал, что «рыцари королевы», как называли десятиборцев, на дороге не валяются — то есть, хорошие, стоящие спортсмены, а не какие-нибудь там хилые второразрядники.

Жизнь оказалась сложнее, чем Юлин полагал в свои двадцать два года. Норма мастера, как выяснилось, была его потолком, Он был недостаточно высок, прыжки в высоту были его «слабым видом», по специфическому выражению, скоростными данными тоже не слишком выделялся. Хорошо шли метания и прыжки с шестом — шесту он уделял повышенное внимание.

Его взяли инженером в лабораторию при кафедре физкультуры и спорта в одном из институтов, несмотря на отсутствие диплома. Впрочем, в лаборатории он скорее числился, чем работал — сборы, соревнования, тренировки просто не позволяли работать одиннадцать месяцев в году, да еще по четыре с лишним недели в месяц, да еще по сорок одному часу в неделю.

Через три года, после довольно серьезной травмы колена, Юлин оставил десятиборье. Новые ветры дули над страной, можно и нужно было жить в богатстве и при здоровье, как всегда полушутя-полусерьезно провозглашал Юлин.

Сколотив группу из таких же, бывших, или еще действующих спортсменов, Игорь встретил начало перестройки во всеоружии (хотя оружия — холодного и огнестрельного — у них тогда не имелось, оружие появилось позже). Он начал собирать дань с официанток, продавщиц киосков, барменов и рыночных торговцев.

Вот тут-то и пришлось ему на практике познать справедливость поговорки: «Свято место пусто не бывает». И хотя места эти явно не были святыми, но они уже были заняты — и откуплены. В те времена еще существовал самый что ни на есть тоталитарный строй, и милиция была намного более могущественной, чем несколько лет спустя.

И Юлин не нашел ничего лучшего, кроме как пожаловаться на притеснителей тем, с которыми он вот уже несколько лет сотрудничал. Конечно, он не говорил, что притесняют и обирают конкретно его. Он даже не упомянул о том, что вступал в стычки с конкурентами и покровительствующей им, конкурентам, милицией. Нет, он просто излагая конкретные факты, называл должности и имена.

Его сигналы не были оставлены без последствий. Под солнцем — если иметь в виду то место, которое старался захватить Юлин — стало попросторней. Юлин приобрел какое-никакое имя, известность. Но до настоящего «авторитета» ему было еще далековато.

Неожиданный случай испортил начало и этой карьеры, как когда-то травма колена раз и навсегда остановила восхождение Юлина к олимпийским и прочим, равновеликим с ними, пьедесталам.

И попался-то он на ерундовом деле — сорвал цепочку с девицы. Но! Как выяснилось чуть позже, не с девицы все же, а с девушки. Девушка была из порядочной семьи. На порядочную семью можно было, конечно, наплевать и растереть — семью вместе с плевком. Однако бутерброд упал маслом вниз — семья оказалась еще и влиятельной.

Более того, жених, присутствовавший при этом инциденте, тоже оказался из более чем влиятельной семьи — его отец работал в областной прокуратуре. Тяжелый кулак партнера Юлина, боксера-полутяжа, однозначно решил вопрос об участии прокурорского отпрыска в защите своей невесты.