— И как же на тебя окружающие смотрели? — поинтересовался Клюев.

— А мне, знаешь ли, как-то до лампочки было, как на меня кто смотрел,— пожал плечами Ненашев. — У одного очень уважаемого мной писателя есть упоминание о том, как какой-то человек заметил, что у писателя, значит, шнурок на ботинке развязался, и сказал ему об этом, а он ему ответил: «А вам какое дело?»

— Ты просто забыл фамилию писателя. Гашек, — настоятельно произнес Клюев.

— Не все же такие памятливые, как ты. Тебя вон и по головке были, а ты еще все про писателей помнишь. Если ты сейчас же не напоишь меня кофеем, я не расскажу тебе продолжение.

— Ладно, напою, рассказывай.

— Ах, он мне одолжение делает! «Ладно, напою.» Сначала покажи, где этот кофей у тебя, изверг рода человеческого. А-а, ничего, сойдет. Банка пустая? — Ненашев открыл банку. — Не очень чтобы фонтан — «Майсор кофе». Но для такого нищеброда, как ты, вполне сносно.

Клюев очень спокойно слушал, как куражится и изгаляется их спаситель. Ненашев зажег газ, поставил чайник на огонь и спросил:

— А сахар у тебя есть?

— Есть.

— Покажи.

Клюев показал. Бирюков не выдержал и расхохотался: уж слишком натурально изображал Ненашев этакого скаредного мужичонку.

— Костя, спросил он, — как ты нас разыскал? Это только в историях Эдгара Аллана По или Конан Дойла посылают мальчишку за экипажем, мальчишка вспрыгивает на зяпятки, а при подъезде к узилищу незаметно спрыгивает и бежит изо всех ног назад, чтобы рассказать друзьям схваченных, где находятся последние, и получить соверен.

— Верно, Николаич, за «воронком» не побегаешь. Но тут, понимаешь ли, все дело опять-таки в аналитическом складе мышления... Чего уставился, начальник? — это уже относилось к Клюеву. — Лучше бы умыться пошел, раз дал себя так разукрасить. Да, Николаич, — продолжил он, теперь уже совершенно игнорируя присутствие Клюева, который не сводил с него насмешливого взгляда. — Я присел на скамеечку и подумал, куда вас могли повезти. В областной следственный изолятор, или, как выражается народ, в тюрьму? Ни в коем случае. Изолятор переполнен, и потом туда же таких важных птиц, как вы, сразу не возят. Повезти вас могли в горотдел — опять-таки вследствие вашей важности, не всяких преступничков ведь ОМОН вяжет. Там бы вас большим начальникам показали, порадовали бы их. Но там, насколько я понимаю, не шибко большой резон вас держать, чтобы потом перевозить в райотдел, где вами и должны заняться впритык. Следовательно, только в райотдел. В какой? Да того самого района, в котором квартира гражданина Клюева, невесть в чем подозреваемого, находится. Я, правда, только приблизительно помнил, где райотдел располагается, но впоследствии я довольно легко его нашел. Ближе к вечеру я остановил мужчину в автомобиле. Будь, говорю, другом, помоги! Теще плохо, «скорую» вызвали, а ты сам знаешь, сколько времени ту «скорую» теперь ждать приходится. Теща астматичка, приступ у нее, лекарства, зараза, кончились. Ну, вру почем зря. Главное, убедительно вру: видишь, босым из дома выскочил, голова кругом пошла, загибается теща. Вон к тому дому, ко второму подъезду, показываю, все оплачу, говорю, никаких денег не пожалею. Он поглядел: и в самом деле человек в отчаянном положении, вон, даже босым выскочил, очень, видать растерялся, последнее готов отдать. Почему же не подзаработать? Жадность, как известно, фраеров губит. Только он мне дверцу распахнул, я на сиденье прыг, ножичек перочинный к горлу — раз! Мне, говорю, терять нечего. Живо башку срежу, если рыпнешься. Заставил, короче, на набережную спуститься, там место безлюдное, высадил его, кроссовки у него позаимствовал, а потом отъехал подальше, переждал некоторое время и за вами двинул. Самое главное, «тачку» надо было так поставить, чтобы ее никто не угнал, Сейчас «профи» в пять минут на запчасти разобрать могут. Жалко мужика, он, возможно, на трудовые сбережения «Жигули» купил, вы же видели — старье уже. Ну, поставил я машину в укромное место и начал гужеваться вокруг райотдела, под окнами шасть, как ревнивый муж, который притворился, будто в командировку уехал, а сам домой втихаря вернулся. Думал-думал, как вас вызволить, ничего не надумал, кроме взлома. В аптеку сгонял, на последние деньги лейкопластырь купил, во дворе какую-то монтировку нашел — если решетку вдруг пришлось бы выворачивать. Слава Богу, решетки не оказалось. Дальнейшее, как в подобных случаях выражаются, вам известно. Без ложной скромности скажу, сработал я чисто. Нанес, правда, телесные повреждения работнику милиции при исполнении им служебных обязанностей, зато грабеж и угон автомобиля теперь на меня уже не «повесят».

— Не боись, — сказал Клюев. — По закону поглощения статья за угон тебе совсем детской покажется рядом с тем же нападением на работника милиции, а еще преднамеренным убийством.

— Во, брат, как... А разве я кого-то еще и убил?

— Кого-то. Петракова ты «завалил» больше месяца назад. Может быть, в одиночку, может быть, в сообщничестве с другими.

— Иди ты!

— Иди и ты, как, помнится, сказал Иисус Агасферу. Шьют нам очень пакостное дело. Что они там еще подверстали, кроме убийства Петракова, не знаю, но то, что мы — организованная преступная группа в их представлении, это верняк. «Наседкой» кто-то из нашей группы оказался, вот что. Остается только удивляться проницательности Николаича, ведь он мне о своем подозрении насчет «наседки» еще когда говорил... Когда, кстати, ты говорил мне?

— В ночь с двадцать второго на двадцать третье апреля сего года, — устало, словно в десятый раз реплику на репетиции, произнес Бирюков. — Но, в принципе, я совсем по другому поводу это высказывал, предположение это.

— Не знаю, Николаич, не знаю... Мы в обращении с генерал-лейтенантом — теперь уже в отставке — Павленко допустили одну оплошность. Знаете, какую, мужики? Помните, я говорил вам о том, что Влад Рогунов упоминал о каком-то мужчине, который на даче Павленко был? Голос он его слышал, а самого не видел. Он на Павленко якобы кричал, Павленко — на него. Мы Павленко о чем угодно с пристрастием расспрашивали, а вот об этом влиятельном незнакомце как-то спросить не удосужились.

— Помним мы все, — пожал плечами Ненашев. — Только почему ты думаешь, что влиятельный незнакомец может быть каким-то образом связан со всей этой бодягой — со вчерашним налетом «горилл» на твою квартиру, где мы так славно сидели? У Павленко куча влиятельных знакомых. Мы ему биографию здорово подпортили. «Кормушку» ему пришлось все-таки не по своей воле менять, а вследствие наших, можно сказать, козней. Вот он по злобе приятелей своих влиятельных на нас и напустил. Как знать, может быть, начальник областного УВД Ковалев у него в лучших корешах числится?

— Нет, — сразу возразил Клюев.

— Во, брат, как, — Ненашев повернулся к Бирюкову и аппелировал к нему. — Женька наш в бомонд допущен, знает, кто с кем в каких отношениях вплоть до самых-самых верхов.

— Дело не в моей вхожести в бомонд, — Клюев никак не отреагировал на подначку Ненашева, как боксер не реагирует на финт, то есть, ложное движение, — а в том, что я самого Влада Рогунова расспрашивал об этом. А уж при его то связях он знать мог.

— И что же он знал?

— А знал он то, что, например, взорванный конкурентами или еще какими-то недоброжелателями Боб стоял к Ковалеву гораздо ближе, чем к Павленко. Их контакты с Павленко носили характер случайный и временный.

— Ладно, — не уступал Ненашев, — пусть не Ковалев, но его опричники — ОМОН — самостоятельность проявили.

— Может быть и такое, крупная собака всегда силу свою чует. Но скорее всего они действовали с чьей-то санкции, по чьему-то приказанию. А приказывают им Ковалев и его заместители.

— Тогда я решительно ничего не понимаю, — развел руками Ненашев.

— Должен признаться, я тоже ничего не понимаю, — Клюев кисло ухмыльнулся.

— И что мы теперь будем делать? Сидеть в этой берлоге и смотреть по телику сводки МВД — не появятся ли там объявления типа «Внимание, розыск», а после — наши физиономии? Рвануть в сопредельную Грузию к корешку Тенгизу вряд ли удастся — для этого только по ночам надо пробираться, пешком. Полтыщи километров, по сорок за ночь, недели на две хода.