И ведь читал про эту хреновину Боб, про львенка в львином стаде — в прайде. Как только львенок на свет появился, увидел всех, кто вокруг него, так в его львиной башке и втемяшивается: это все — старшие, их слушаться надо. Точно такая же память у Боба о Мудрове в восемьдесят третьем году осталась, когда Мудров, тогда подполковник еще, а впоследствии он генералом стал, над ним изгалялся, как хотел. Он мог тогда заставить Боба сапоги себе лизать. Не носил, правда, сапог Мудров, все в модных импортных штиблетах щеголял. Нет, свежа память, оказывается, внутрь только загнала, гнетет и ноет, как старая рана на погоду. Про раны-то Боб понаслышке знал, а вот травмы его старые и к погоде ныли, и так, без видимой причины, иногда о себе напоминали.

Злился Боб, конечно, когда с Мудровым на встречу ехал. Троих ребят с «пушками» прихватил, как всегда. Мудров сразу «вычислил», что охрана Боба при оружии.

— Да ты охренел просто, Аль Капоне гребаный, — сквозь зубы цыкнул. — Вот прикажу на тебя «спецуру» напустить, поглядим тогда, чего твои урки стоят, Пусть на улице останутся, не могу рожи эти зэковские наблюдать, тошнит.

Боб охране знак сделал, осталась охрана у автомобиля. Шпендик Мудров Боба за собой повел, спинку свою узенькую как бы подставляя. Хлипким таким же, как и десять с лишним лет назад был, остался, но и не постарел вроде бы ни капли, а ведь ему уже здорово за пятьдесят.

Боб тогда шел за ним и думал: одну левую на плешь ему положить и в землю загнать. Что он, Мудров, сейчас Бобу сделать может? Возможно, что все россказни о том, что «контора» сохранила все свое влияние и свою силу — блеф. Пугали ею всех, пугали, а она даже памятник своему главарю отстоять не смогла.

Но Мудров словно мысли его прочел. Как только они в особняк тот двухэтажный зашли — с вывеской какой-то трастовой компании на входе — так Мудров и начал распоряжаться, словно он там самым главным был. Мордовороту на входе знак ручкой сделал, секретарше, стерве размалеванной, тонкой, как кишка, тенорком своим надтреснутым: «Кристиночка, два кофе изобразите», Бобу указал на вход в кабинет — прошу, мол.

В кабинете обстановочка — разве что по видику, где про «деловара» с сотней миллионов долларов в загашнике рассказывают, только и можно увидеть, когда офис миллионера показывают.

Боб и сам уже давно в бедных не числился, да и посмотреть кое-что успел, за кордон три раза выезжал, но тут по части роскоши — полный беспредел. То-то они, падлы, козлы вонючие, простого советского лопуха за сто пятьдесят целковых в месяц пахать заставляли, а сами хапали. И позже, когда перестройку-перестрелку затеяли, тоже хапать продолжали. И теперь хапают — наверное, побольше, чем он, Боб, при всем его заработанном авторитете, имеет. Хозяева жизни, хрена ли тут еще говорить.

Шпендик Мудров Бобу на кресло указал. Шикарное кресло, кожаное. Кишка-секретарша тут же кофе подала. Едва она, тощим задом виляя, вышла, как Мудров и выдал:

— Слыхал я, ты с ментами крепко задружил. К Ковалеву, генералу областному, чуть не ногой дверь в кабинет открываешь. Ковалев тебе может такое позволить: он хозяин, а ты — самая верная его овчарка, которая овечек стережет. Или я ошибаюсь?

Ощетинился гаденыш, зубки свои мелкие показал.

— По глазам твоим вижу, что ты так не думаешь, Альтшуль, источник Кудряшов. Думаешь, что ты с Ковалевым теперь на равных. «Полицмейстер мешать мне не хочет, а захочет — прихлопнем и ша». Помнишь, песенку такую

Мишка Япончик распевал? Ладно, к делу давай. У тебя подопечный есть, некто Владислав Рогунов. У него две лавочки: магазин «Сикрет-сервис» и бар «Магнолия». Видишь, знаю я кое-что о твоей теперешней жизни. Так вот, за этим Владом необходимо повнимательней следить.

— Не понял. — Бобу не понравилось, что ему просто приказывают, не спрашивая его мнения, Не те времена. Тот же Ковалев себя столь нагло не ведет, даром что генерал-майор. И потом, в самом деле непонятно, что означает — повнимательней следить.

— А что тут понимать? Ты его приход-расход контролируешь? Если к примеру, год назад он по пять тысяч «баксов» в месяц зарабатывал, а теперь вдвое больше огребает, ты же с него налог, или как ты там его называешь, прежний взимать не станешь?

И зыркнул на Боба глазками своими желтыми. Боб промолчал тогда.

— Или у тебя все доходы от силы удара зависят? — опять Мудров ощерился. — Посильней стукнешь — побольше выскочит. Так, конечно, проще, а самое главное — ума большого для этого не требуется. Однако так можно и до смерти ненароком зашибить курочку, которая золотые яички несет. Как государство наше, непомерные налоги установившее, и половины их не собирает.

Боб молчал, только сопел и ворочался.

— Хорошо, — Мудров, наконец, перестал выпендриваться и перешел к делу. — Недовольны Владом некоторые мои друзья, которые с ним общий бизнес делают. Решили контроль над ним усилить.

— И как же я его могу проконтролировать, если он, считай, из-за кордона не вылезает? — прохрипел Боб.

— Сколько он чего привозит из-за границы — это наша забота, а твоя — проследить, сколько он здесь продает и по каким ценам.

— А какой мне от этого интерес?

— Самый прямой: мы тебе будем сообщать, сколько он продавать должен и по каким, приблизительно, ценам, а ты соответственные отчисления с него получать будешь. Ты ведь даже не представляешь себе, сколько у него «зеленых» на иностранных счетах имеется, а мы тебе и это можем сообщить.

На том Мудров-Мудлов разговор и завершил. С год назад разговор состоялся. Конечно, за Владом уследить трудно было, какую-то часть доходов он от своих друзей и от Боба, соответственно, прятал. Но Боб таксу повысил, Влад и словом не обмолвился, стал «отстегивать» больше.

И вот несколько дней назад Мудров опять вызвал его к себе.

— Слушай, — сказал, — мы решили все-таки немного прищучить нашего общего друга. Так что ты в курсе событий должен быть. Шухер случится небольшой в заведении Влада, ты не вмешивайся.

А в тот вечер, когда шухер случился, к нему в ресторане Владов друг и подвалил, волчара, тоже «конторщик» бывший. И стал Боба расспрашивать, не знает ли он, кто на Влада «наехал» да почему. Боб и сам не мог понять, зачем он это сделал, но взял вдруг и позвонил Мудрову сразу же, как тот волчара ушел.

— Это ты очень хорошо сделал, — похвалил Боба Мудров. — Как, говоришь, его фамилия?

На следующий день они Владу что-то типа очной ставки устроили. Боба попросили поехать — вот именно, что попросили: Мудров с ним почти вежливо разговаривал и очень уважительно. Ехать долго пришлось, на самый берег Азовского моря. Влад, надо сказать, очень удивился, когда Боба увидел. Его, Влада, метелили уже почем зря, видать, «бабки» хотели вытрясти. Боб подумал, что они мудаки, что у него Влад в полчаса бы раскололся, соловьем бы пел. Сам он, конечно, руки марать не стал бы, но звери-специалисты у него есть. Об этом он и сказал тем фраерам.

— Нам он живым и не очень изувеченным нужен, — хозяин дачи так сказал.

— Так его до пояса только и изувечат, бубенцы без наркоза оторвут и всех делов-то.

Тут хозяин дачи на Мудрова зыркнул: кого, мол, притащил сюда. Ясно, суки, всю жизнь жар чужими руками загребали, теперь тоже норовят, а компания тех, кто жар для них гребет, им не подходит. Но Мудров Боба в сторону отвел и сказал:

— В случае, если ты нам его расколоть поможешь, пятьдесят тысяч «баксов» твои.

— А гарантии какие? — Боб сразу спросил, с этими гадами ухо востро держать надо.

— А мы договор составим. Между нашей трастовой компанией и... кем-нибудь из твоих поднадзорных, одним словом. У кого печать, счет в банке имеется и прочее подобное. Мы и бумагу сейчас же составим, будто эта фирма нашей фирме уже услуги оказала, а наша обязана выплатить по договору, который мы задним числом нарисуем.

Конечно, этот Мудров мог запросто «кинуть» его, но у

Боба кое-какие соображения насчет этого дела появились. В тот же день бумаги написали, Боб юристам хорошо заплатил, чтобы все чин по чину было.