Татьяна, спасибо Змею, знала: жена Игоря «выдумала» какого-то Капилевича. Но было интересно послушать змееплемянника. Она села к столу напротив Игоря и подперла подбородок рукой. Мужики такую сострадательную позу обожают.

— У нее уже давно крыша поехала. — Игорь уплетал яичницу. — Сорок лет, говорит, бабий век, а я и не жила совсем. Вышла, говорит, за переводчика, думала, мир повидаю, а ты по мусульманским странам мотался, а там женщине никуда нельзя. Ты мне должен, гад, за мою загубленную молодость! — Игорь нацелился в Татьяну вилкой и трагическим шепотом закончил:

— Все, что я у арабов заработал потом и кровью, выгребла себе на пластическую операцию! Представляешь?!

— Ну и как? — Татьяна последний год не видела Маринку: та все лежала по каким-то больницам.

— Вышло здорово, — признал Игорь, — еще бы, за такие деньги! Золотые нитки в щеки продели. И она как пошла гулять! Хахаля нашла у себя на телевидении, на пятнадцать лет моложе, и живет у него. Все золото унесла, а Наташке — ничего. Осталась одна арабская бронза, разукрашенная. Я тогда сколько этого добра навез! И Володе привозил: блюдо из Туниса, кувшин из Багдада. Цел кувшинчик-то?

— Цел.

Кувшинчик валялся на даче. Татьяна поливала из него цветы.

— Оно конечно, по совку это все было ценное, а сейчас — тьфу! Что за Наташкой в приданое давать? Было бы хоть серебро… — Игорь в отцовских муках задумчиво соскребал с тарелки яичницу серебряной вилкой.

— А как она с Наташкой, видится?

— Стесняется! — хохотнул Игорь. — Перед любовником сестрой называет. А Наташка за меня. Я всегда ей был как мать, а сейчас вообще отец-одиночка. У меня почему с деньгами поплохело? Наташку обуть-одеть надо, стиральную машину купить надо, бельишко дочечке стирать…

Врал змееплемянник беззастенчиво и грубо. Дочечку давно содержал Сохадзе, стиральную машину «Бош» покупала еще Маринка и забрать ее к любовнику не могла: для этого пришлось бы сломать полкухни. И насчет того, почему у Игоря «с деньгами поплохело», у Татьяны имелась своя версия. Привык жить на широкую ногу: раньше сам хорошо зарабатывал, потом хорошо зарабатывать стала жена, а сейчас остался и без прежних заработков, и без жены.

— Тань, пора Наташку замуж пристраивать, — заявил Игорь. — Сохатый этот… Дождется, что рога ему отверну.

А теперь еще один старый хрен объявился, какой-то Тарковский, фирма «Галант». По совку я бы Наташку за одну фамилию Тарковский выдрал бы, как Сидорову козу: сейчас он гражданин Советского Союза, а завтра — родственник в Израиле. Она мне: я тебя, папа, люблю и хочу, чтоб муж был как отец. Я говорю: на что тебе старик?!

А она: тетя Вика и Танька жили с дядей Володей, значит, им было хорошо! Ты бы с ней поговорила, а? Где ж хорошо, если ты и не жила совсем и теперь одна осталась? Отговори ее! Ты же Наташке теперь тетка и даже бабушка! — Он слащаво взглянул на Татьяну. — Налей, бабулечка, — : еще кофейку. Ох, вкуснота! Умел Володя жить!..

Игорь отхлебывал кофе, навалился на бутерброды — видно, действительно был голодным. Привыкшая ухаживать за мужиками Татьяна почувствовала, что делает это почти с удовольствием.

— Поешь колбаски. Сырок будешь глазированный?

— Буду, — не отказался Игорь. — Спасибо, родная, а то я совсем одичал от одиночества. Надо нам, Танька, держаться вместе. Ты одна, я один, все же родня. Как на это смотришь?

И змееплемяш бойко схватил Татьяну за руку.

— Ты что?! Володю еще не похоронили.

— Ой, да, Володька-а! — Сытый, расслабленный Игорь завыл совсем искренне:

— Как же ты так, а? Лежишь небось на холодном столе!

— Не надо про это! Не надо! Не надо! — закричала Татьяна. Игорь кинулся к ней с объятиями. Татьяна вывернулась и достала из буфета коньяк.

— С юбилея еще? — поддался на отвлекающий маневр змееплемяш. Как будто боясь, что Татьяна передумает, он ринулся к буфету, схватил рюмки, торопливо набулькал себе и ей. — Ну, Володя, за помин души твоей шир-рокой! Не чокаемся.

Татьяна и не собиралась с ним чокаться.

— А у нас прибавление семейства, — сказала она не Игорю, а своей рюмке.

— Как это? — Игорь уставился ей на живот.

Она молча сходила в кабинет, принесла в коробке котенка.

— Родился в день его смерти. Назвала Вовчиком.

— Тьфу ты, а я подумал…

— Как считаешь, похож? — перебила его Татьяна. — По-моему, вылитый.

— Не говори глупости! Ты б лучше подумала о Володе, надо ведь портрет в черной рамочке.

— Попрошу Викиного Сергея. Последняя Карточка была у него в газете, с интервью, — любуясь Вовчиком; сказала Татьяна.

— Правильно. Пускай тоже поможет. А то все пои его, пои, а он у Володьки жену увел!.. Таня, никому нельзя верить, никому. Володька никому не верил, царствие тебе, Володя, небесное. — Игорь возвел очи к потолку, неумело перекрестился и налил себе еще коньяку. — Вот, Володька от нас ушел. А как он мне по жизни помогал! И сколько я ему… На дачу ему доски покупал, за гараж оплатил первый взнос — бери, дядя Володя, потом сочтемся. Идем в ресторан, а он: Игорек, дай миллион, а то я код кредитной карточки забыл.

Ну, кто кому давал и сколько, Татьяна теперь знала Ясно: змееплемяш подкатывает к наследству. Сначала попытался подлезть к молодой вдове: мол, ты да я, оба одинокие, а не вышло — стал намекать на несуществующие долги.

Игорь странно улыбался. Сейчас начнутся арабские сказки! От выпивки и сытости он часто завирался до потери чувства реальности. Однажды под страшным секретом объявил за столом, где сидели еще десять человек, что он Герой Советского Союза, но звездочку носить не имеет права, потому что звание присвоено ему закрытым указом. Барсуков говорил, это обычный для «афганцев» и «чеченцев» синдром… Пора выпроваживать змееплемянника, все равно помощи от него никакой.

— Ну, пойду людей обзванивать, — поднялась Татьяна.

Игорь меланхолично крутил в чашке ложечку.

— Значит, все тебе, Танька, все тебе… А сын?

— Не знаю я никакого сына.

— Правильно говоришь. И я не знаю. Не помню, и все! Какой он сын? Надо еще генетическую экспертизу проводить.

— Мне надо по делам, — попыталась поднять змееплемянника Татьяна.

— Все, что тебе надо, Танечка, не беспокойся, я тебя отвезу. — Татьяна уже догадалась, о чем он спросит. — А «Мерс» — то Володькин где?

— А то ты не знаешь. В гараже.

— Правильно, ты сама-то поменьше езди. Мало ли, вдруг разобьешь! «Мерс», двухгодичный… Если надо по делам, я тебя на нем повожу.

— Ничего, — холодно сказала Татьяна. — Сашка сейчас приедет на казенной машине, повозит.

— Тоже правильно. Нечего на «Мерседесах» разъезжать. Прикатишь так в похоронное, и с тебя похоронщики втридорога слупят. Пусть стоит… Поминки-то где будешь накрывать? — вроде бы сменил тему Игорь (Опять не будем, а будешь.) — На даче не советую, все сразу губы раскатают на имущество. Ты давай здесь: квартира старенькая, подумают, чего с него взять, с писателя? Прибраться я тебе помогу, что поценней, отвезем ко мне или в гараж, — у него как пластинку заело, — пусть будет поскромнее, тогда и на поминки особо не надо тратиться.

Татьяна покрутила пальцем у виска:

— Ты что, совсем за идиотку меня считаешь? Все свои, все все знают. И что мы, Володю как следует не помянем?

— Ну как хочешь, Тань, сама смотри, ты теперь хозяйка.

Наконец-то змееплемянник встал… Нет, пошел по комнатам, смотрел — как фотографировал.

— Эх, дорогая моя квартира, считай, дом родной. Как же теперь?

— Не знаю, он подал на приватизацию. — Татьяна шла за змееплемянником, потихоньку тесня его к прихожей. — Что-нибудь постараемся придумать.

— Вот-вот, постарайся. Место хорошее. Квартира трехкомнатная, если дом снесут, могут дать тоже трехкомнатную. Смотря сколько народу здесь пропишется.

Игорь вошел в кабинет.

— А ружья где? От ружей надо избавиться, а то кто-нибудь стукнет, и загремишь за незаконное хранение.

— Брат поможет. И Барсуков, наверное.